Командор навсегда (СИ) - Снегирёв Алексей - Страница 21

Это точно была уже не старуха… а маленькая замерзшая фигурка, в её руках керосиновая лампа была большой, на ветру развивались не седые, а темные волосы. Она подошла поближе, и я увидел девочку, по возрасту – школьницу младших классов, на побелевшем от холода лице были самые обычные глаза – голубые, с длинными ресницами. Но, как я понял, она ничего не видела, она шла, опустив лампу к ноге, может, конечно, просто рука устала держать перед собой, или, например, она ей была не нужна. Слепая?

Девочка осторожно переставляла босые ноги: сначала ощупывая снег впереди, как бы проверяя, и только когда была уверена, переносила вес тела и делала шаг.

Мне смутно казалось, что я её знаю… Пусть и не узнаЮ, но знаю. Странное чувство. Я понимал – она неопасна. Она – друг. Но память предательски отказывалась отдать мне хоть крупицу воспоминаний.

Тем временем девочка вступила на самый край снежной равнины, буквально занесла ногу над пропастью… И вдруг я вспомнил! Не что-то конкретное, а только имя, отпечатавшееся в памяти.

– Кира! Стой! – закричал я и бросился к ней, чтобы оттащить от обрыва. Но внезапно поднявшийся ветер толкнул меня в грудь, выдавливая подальше от края пропасти. Рубаху я давно порвал, и острые, поднятые порывами ветра, льдинки, царапаясь, ударились в грудь. Это было немножко больно, но еще больнее было смотреть, как кто-то, являющийся моим другом, проваливается в пропасть.

– Ты умрешь, и я приду! – услышал я в ушах то ли свист вьюги, то ли скрипучий голос старухи…

И тут я проснулся, сердце билось как безумное, я задыхался. На груди сидела Соня, перебирала лапками и ее острые коготки царапали мне грудь прямо сквозь рубаху.

– УУФ!!! – встревоженно закричала она слабым голосом, подошла к моему лицу и попыталась приподнять к телу волочившиеся крылья. Представляю, скольких трудов ей стоило добраться со сломанными крыльями со стола до кровати… Соня явно специально меня разбудила…

Я лежал, пытаясь отдышаться и прийти в себя. Такое состояние бывает, когда проснёшься не в ту фазу сна, весь в поту, с разогнанными до небес пульсом и дыханием. Правда, мне еще казалось, что я во сне пару вагонов цемента разгрузил без отдыха.

Увидев, что я проснулся и в порядке, Соня деловито поинтересовалась:

– УууФ?!

Меня тоже очень волнует, что будет на завтрак! Лишь бы не каша, – я взял птицу на руки, пересадил на спинку стула, а сам пошел мыться и переодеваться. Рубаха была заляпана кровью, сова всё-таки расцарапала мне кожу в попытках разбудить.

Пока я мылся у умывальника в прихожей терема, Соня все переживала и настороженно ууфала. Насколько я понял, она пыталась убедить меня, что ей кашу никак нельзя! Ей бы суслика, полевую мышь, любую птаху, рыбу или, на крайний случай, червей!

Несмотря на ранее утро, на улице стояла жара как в Дубае! Мы с совой этим обстоятельством были крайне недовольны. Мне пришлось даже снять только что надетый доспех, так как находиться в нем было невозможно. О том, что будет в полдень, мне даже думать не хотелось, наверняка градусов под сорок в тени. Сегодня ничего не напоминало о недавних ливнях – пришла декада зноя, про которую мне рассказывали пираты, когда я расспрашивал о погоде в здешних краях.

А на завтрак была… каша! Возмущению Сони не было предела. Она мне прямо выговаривала, сидя на плече, что я бездушный УУУУФ! Конечно, не смог понять всей конкретики её обзывательства, эквивалента которого в человеческой речи просто нет, но, если в целом, то это означало, что я – нехороший человек, совершенно не ценящий такую замечательную, красивую и УУУФ (это тоже не понял) королеву всех птиц, её сиятельное высочество, Легендарную Соналиру Белого пика. Еще что-то она там ууфала про «невесту солнца», «сиятельную госпожу-повелительницу, говорящую с богами», но я эти женские штучки даже переводить особо не пытался. Явно же просто кашу жрать не хочет!

Ахмат доложил, что раненым еще нужен покой, так что нам противопоказаны пешие переходы в ближайшие четыре-пять дней. Договорились, что его бойцы сделают разведку и выяснят, что стало с деревней, а также поищут хоть каких-нибудь лошадей – пешком рирцы ходить не привыкли. А когда будет «транспорт», то можно будет подумать и о возвращении в Приморский форт.

– Пешком в крепость идти опасно, – озвучил сержант свой взгляд на тактический план, – если обнаружат, то могут обстрелять из пушек или зажать на берегу превосходящими силами. Потери в обоих случаях неизбежны.

– Ну да, они, скорее всего, знают, что мы прошли им в тыл берегом, и будут начеку. – я кивнул, – а если попробовать на баркасах или лодках?

Ахмат засмеялся:

– Мы же не пираты! Мы на лодках не умеем. Перевернемся как пить дать!

– Ну хотя бы попробовать-то можно! – я попытался его уговорить, но рирец был непреклонен.

– Никто в отряде не умеет плавать! Да и глубокую воду мы не любим, она нас пугает свой тайной, никогда не знаешь, что там в глубине…

Я видел, что Ахмату проще отбить лошадей у превосходящего отряда файской гвардии, чем заставить своих орлов сесть в лодку на весла, и отказался от этой идеи.

– Тогда всех в разведку! – махнул я ему рукой.

– А ты, Командор? – он смотрел, как я с кислой миной мешаю кашу в миске.

– А я – рыбачить! – после моих слов Соня оживилась и начала ууфать, объясняя незадачливому солдафону необходимость правильного питания. Ахмат ничего не понял и удалился. А мы с ней, отставив тарелку с ненавистной кашей, отправились искать рыболовные снасти.

Нашлись оные в первом же сарае у пирса с рыбацкими лодками. Если честно, то как ловить рыбу, я уже не помнил, но прыгающая с плеча на плечо Соня энергично обещала помочь. Жрать её хотелось, видимо, сильно. С умным видом осмотрев снасти, я выбрал какую-то корзину, привязанную веревкой к длинной палке, сеть в мелкую ячейку, сделанную, похоже, из пеньковой веревки, да ведро на длинной ручке.

– Чтобы подсекать рыбу, – пояснил я с видим знатока, а Сова аж по-голубиному заворковала от ожидания огромных рыбин, которых мы будем таскать из воды этим ведром.

Подошедший к нам после утреннего сна Яр с интересом глазел на наши приготовления. Наконец я нагрузился всем этим барахлом, и мы отправились на берег искать подходящее место.

Нам с Соней понравилась мелководная тихая заводь, окруженная зарослями осоки. Яр к нашему выбору отнесся скептически, но он же и ловить-то не умеет, а мне Соня объяснила, что надо «взлететь повыше, найти блестящую спину рыбины, спикировав вниз, выхватить её из воды и выкинуть на берег». Все же понятно! Но нам сей простой, как рельса, способ не подходил абсолютно: летающих из нас двоих – только половина боевой единицы. Поэтому приняли решение ловить «по-человечьи».

В корзину я напихал каши, как приманку, надеясь, что, когда рыба заплывет в корзину, я её и вытащу. Недалеко от берега натянул сеть между двух зарослей осоки, а веревку привязал к какому-то кусту на берегу. Приготовил ведро на палке, и мы с Соней принялись ждать. Яр заинтересовался нашими методами и тоже примостился рядом, спросив меня несколько раз образами, что мы делаем. И очень удивился, когда я все-таки втолковал ему, что мы в засаде ждем рыбу. Через полчаса рыбы не было, через час тоже, через полтора часа Яр начал смешно потявкивать и мне показалось, что он над нами потешается.

Устав ждать, мы с Соней решили, что я на вытянутых руках подниму её повыше и она посмотрит, приплыла ли к нам рыба. Если добыча есть, то в прозрачной воде она с «высоты» её обязательно заметит. И пусть сова днем ни черта не видела, но жрать хотелось сильно, и она согласилась. Однако, как ни старались, она так ничего и не обнаружила. Яр над нами теперь в открытую «угорал». Советовал мне подбросить птичку повыше, как мячик. Соня возмущалась, слушая такие советы. Наконец нам пришла в голову мысль: в рыбацком сарае мы видели ходули, теперь решили использовать их, чтобы подняться еще выше и посмотреть, что происходит рядом с корзиной.

Я еле-еле забрался на ходули, с трудом удерживая на плече Соню, которая начала вглядываться в муть нашего мелководья. Яр развеселился – скакал вокруг нас и тявкал как собака, посылая мне образы типа: «Вот вы дуралеи!». Сова дергалась и возмущенно отвечала ему своим традиционным «УУУУФ». А я ругался на обоих, потому что мешали мне держать равновесие на чертовых ходулях.