Притворщик (СИ) - Резник Юлия - Страница 36

– Жесть, Ань. Просто жесть. Выглядишь ужасно…

А обнимает так, будто я мисс мира. Нет сил отстраниться. Я летела… Господи, сколько я летела? Растерянно осматриваюсь по сторонам. Может, и лучше, что я не одна. Еще неизвестно, как бы я в таком состоянии домой добралась.

– Слушай, давай уж поедем, – вяло выпутываюсь из крепких объятий Кима. – Я на ногах не стою.

– Ага. Только чемодан дай.

Отдаю безропотно. Влившись в пеструю толпу, выходим. Сашка ловит такси, заталкивает мое барахло в багажник и падает рядом на заднее сиденье.

– Все же надо было мне прилететь. Зря ты меня отговорила, – резюмирует он, еще раз хмуро меня оглядев.

– Ты бы измучился и ничем мне не помог, – зеваю я.

– Но я был бы рядом.

– Что уж теперь? Все позади.

– Уверена? Выглядишь очень подавленно.

– У меня умер отец, Саш. Я пролетела через весь мир. Странно, если бы я бодряком смотрелась.

– Просто я волнуюсь.

И с этим надо что-то делать… Обязательно. Как только я отдохну. Гоню от себя мысль о предстоящем расставании с Сашкой, но это не так-то просто. В голове поселяются и ни на шаг не отступают тревоги о каких-то совершенно земных вещах. Я думаю о том, что, скорей всего, мне придется искать квартиру, делить совместно нажитое с парнем, который до сих пор думает, что у нас все хорошо… А потом привыкать жить одной, честно себе сказав: «Пока, Ань, так. Пока ты – одинокая девушка. Такое случается. Это ни в коем случае не делает тебя ущербной. И никак не характеризует тебя как личность. Просто очередной этап. Тысячи женщин сталкиваются с безответной любовью. И тысячи мужчин. Невелико дело. Будет и на твоей улице праздник. Потому что ты этого достойна. Но для этого нужно набраться мужества и перестать цепляться за безопасность привычной жизни и присутствующего в ней мужчину».

– Ты голодная? Я заказал еду в мексиканском ресторане. К трем должны привезти.

– Не уверена, что найду в себе силы жевать.

Сашка открыто улыбается. Берет меня за руку.

– Ну а как поездка в целом? Что там твой козел-брат?

– Он не козел, – вздыхаю. – А ты чего себя накрутил? Думал, я с ним останусь? – свожу все к шутке.

– Не-а.

– Нет? А вдруг бы у меня проснулись былые чувства?

Сашка знает о нашей истории. Мне же надо было как-то объяснить свой побег… Вот я и изложила краткую версию, когда хоть немного пришла в себя.

– Тогда бы ты тем более сбежала от него, сверкая пятками.

– Откуда такая уверенность? – сощуриваюсь.

– Всем известно, что ты избегаешь привязанностей и острых эмоций. – Пожимает плечами. – О, ты видела? Ресторанчик, где мы в прошлом году праздновали День независимости, закрылся. Интересно, чего у них не пошел бизнес. Место норм, да? И кормили вкусно…

Я машинально киваю. Но в ушах, один черт, звенит «ты избегаешь привязанностей и острых эмоций». Но это ведь не так? Я бы осталась! Если бы Матиас хотя бы намекнул на какие-то чувства. Или я была так в этом уверена как раз потому, что знала – он ничего подобного вслух не скажет? В груди все стягивает. Нет, ну ведь бред… Я не такая!

В кармане удобного в перелетах костюма пиликает телефон. Открываю Телегу.

«Привет, Ань. Это Вера. Тебя можно поздравить с возвращением домой?»

«Да. Я долетела. Спасибо. Как вы?»

«Италия прекрасна! Еще раз спасибо тебе, что поменялась с Семеном креслом».

«Кажется, это было и в моих интересах. В какой-то момент мне показалось, что за ним не заржавеет в принципе отменить рейс».

Вера печатает и стирает, печатает и стирает. А я, привалившись к окну такси, вспоминаю момент, который хоть немного меня отвлек от тягостных мыслей и сделал сносным перелет до столицы. Свою университетскую преподшу я заприметила у стойки регистрации. По волосам узнала. У нее такие шикарные кудри, что сразу обращают на себя внимание. Уж потом я увидела и детишек, и мужа Веры Ивановны, который как раз ругался с девочкой за стойкой. Ну, то есть, как ругался… Просто цедил слова, но так, что у каждого человека в радиусе их поражения кровь стыла в жилах. Как я поняла, в системе произошел какой-то сбой, и семью рассадили в разные концы самолета, несмотря на заранее забронированные места рядом. Вот по этому поводу муж Шведовой и бушевал, пока она сама с детишками и еще одной взрослой парой пыталась убедить его, что никакой катастрофы не случилось. Тот, видно, так не считал. Поэтому когда девица отказалась исправить ситуацию, окатил ее наполненным холодной яростью взглядом и стал куда-то звонить. И что-то мне действительно подсказывало, ничем хорошим бы этот звонок для нас, простых смертных, не кончился. На всякий случай я заглянула в свой билет. Вероятность того, что именно мне посчастливилось сидеть рядом с кем-то из этой пары, конечно, была минимальной. Но поскольку мы стояли в очереди, считай, друг за дружкой, я без особой надежды спросила у Шведовой, какие у них места, и, о чудо, они оказались моими соседями. Так что я предложила им поменяться, да. Вера Ивановна меня узнала и с радостью согласилась. А уж в пути мы разговорились. И так Шведова была рада, когда узнала, чем я занимаюсь и какие успехи делаю, что мы, считай, всю дорогу с ней проболтали. С короткими перерывами на время, что у нее отнимали двойняшки, друзья, сидящие чуть позади, и, конечно же, муж, который, когда мы замяли ситуацию, показался мне… ну просто мечтой. Даже зависть взяла – так он на Веру Ивановну пялился. Я бы многое отдала, чтобы встретить мужчину, который бы смотрел на меня так. И с таким вниманием относился бы к моему комфорту.

«Шведов мог бы. Он у меня дикий. Не привык летать, а я его взбаламутила, увязавшись за Элькой с Жорой», – написала Вера.

Что-то мне подсказывало, что если чем он и не привык летать, так это исключительно регулярными рейсами. И Вера, и ее муж хоть и надели в полет удобные, простые на первый взгляд вещи, я отдавала отчет, сколько стоят, например, мокасины от Loro Piana, в которых Семен щеголял. Чтоб отвлечься от боли в груди, от мыслей о нашем расставании с Матиасом, я чем только ни занималась. В том числе и внимательно разглядывала ярлыки, да… А теперь как будто и не на что отвлечься.

– Кому ты там строчишь?

– Своей университетской преподавательнице. Летели с ней одним рейсом. Вот, обменялись контактами.

– М-м-м…

Ревнивый взгляд на мой телефон… Беру и поворачиваю к нему экран. Смешно. Но тут мне скрывать нечего. Матиас… Он мне не писал. Хотя я и отправила ему из самолета трусливое сообщение:

«Пришлось улететь раньше. Дела. Не пропадай».

На каждой стыковке я подключалась к вайфаю в надежде, что он напишет. Но нет. Почему я вообще решила, что мы останемся с ним… ну не знаю… родными? Братом он теперь мне никогда не станет, но ведь, боже, ближе него, понятнее, для меня никого в целом мире нет. Я его чувствовала. Тут ничего же не поменялось! И я всерьез верила, что эту хрупкую близость секс не в силах будет разрушить. Как и мой отказ. Верила, что мы выше этого. Что мы будем беречь друг друга и поддерживать пусть так, в переписке на расстоянии.

Но ему это, наверное, оказалось неинтересным.

– Эй! Приехали.

Едва переставляя ноги, выбираюсь из машины. Озираюсь по сторонам, с удивлением отмечая, что здесь ничего вообще не изменилось.

– Что-то не так?

– Наоборот. Все ровно так, как и было.

– Что могло поменяться за неделю?

– Все.

Просто все. Взять и встать с ног на голову. У меня был жених – и нет. У меня был отец – и его не стало. У меня был любовник – и сплыл. И даже я сама у себя не осталась. Я… Что-то со мной произошло. Я совсем другая. Мне только предстоит с собой познакомиться, но от этого уже страшно.

Сашка, громыхая, затаскивает в квартиру чемодан.

– Я в душ, ладно? И спа-а-ать.

Когда я, помывшись и нацепив чистую майку, забираюсь в кровать, Ким где-то бродит. В полусне чувствую на себе чужие прикосновения. Пальцы… Открываю глаза. Поцелуй в шею. Темная голова. Растерянно смотрю на склонившуюся ко мне макушку, погасив порыв тут же его оттолкнуть. Даю себе время еще раз все хорошенько взвесить. Вдруг я что-то почувствую? Чем черт не шутит? Но нет… И никогда я с ним не чувствовала ничего кроме благодарности. Я каждый гребаный раз буквально принуждала себя. Господи, сейчас это так отчетливо ясно, что вообще непонятно, как я могла закрывать глаза на такое. Немилосердно хочется плакать. Все одно к одному. Жизнь и смерть, любовь и равнодушие, страх и отчаяние.