Его дерзкая девочка (СИ) - Алекс Коваль - Страница 34

Сжимаю челюсти.

— Сука, не тронь ее!

— Может, она отдаст за тебя долг, я готов пойти тебе на уступки, — пропускает мои слова мимо ушей Кучер, а его прихвостни ржут.

Когда он подходит к девушке, та замахивается битой, но Кучер уворачивается и оказывается за ее спиной, обхватив своими ручищами ее за талию.

— Сладкая какая, — ведет носом по ее шее, а та брыкается, что есть силы.

— Я сказал, деньги будут, не трогай ее, — делаю пару шагов, но меня снова сбивают с ног. И на этот раз я делаю выпад, укладывая на лопатки одного из уродов. Следом разделываюсь со вторым, но меня останавливают слова Кучера:

— Тимурчик, успокойся, — он ведет рукой по блузке девушки, укладывая ладонь на ее грудь. Сжимает. Дразнит, су*а.

Злата дергается, пытаясь вырваться, но Кучер гораздо сильнее и проворнее. Я срываюсь с места, но меня останавливает, откуда ни возьмись, лезвие ножа у ее горла.

— Подойдешь еще на шаг, сам понимаешь, что с ней будет, — спокойно говорит ублюдок Кучер, а по щекам Златы текут слезы. Ее губы дрожат. Взгляд ее такой затравленный и испуганный, что хочется удавить эту гниду, что приставил к ее нежной шее лезвие. Она цепляется за его рукав в тщетной попытке отодвинуть его лапищу от своей шеи.

— Что ты за мерзость? Отпусти девчонку, она тут вообще никаким боком, Кучер!

— Не в твоем положение кидаться такими словами. Или ты хочешь, чтобы я ее забрал к своим парням? Будет отрабатывать долг за тебя, Абашев.

— Дай мне сутки! — рычу от безысходности, чувствуя, как по лицу противно потекла липкая струйка крови из разбитой брови.

— Сутки, дорогуша. Иначе пеняй на себя. А девку твою из-под земли достану, вот тогда-то я тебе не завидую, — оттолкнул Кучер Злату, как какую-то куклу, что наотмашь резануло по больному. А этот мудила, свистнув своим парням, отправился к своей тачке.

Я тут же кинулся к девушке, которая, упав на асфальт, молча глотала слезы. Ее буквально трясло, а вместе с ней и меня от понимания, чем все это могло закончиться.

— Тише, тише, маленькая, все хорошо, — хочу помочь ей встать на ноги, но они ее просто не держат. — Я же просил не высовываться, — поднимаю ее и беру на руки, потому что она даже стоять не может.

Девушка тут же обвивает мою шею руками, утыкаюсь носом в плечо. Ее плечи содрогаются в немой истерике. Злата прижимается ко мне что есть сил, продолжая всхлипывать мне куда-то в районе шеи.

— Я испу… — пытается что-то сказать. — Испугалась.

И снова слезы.

Я сажаю ее на переднее сидение и обхватываю ее щеки своими ладонями, заставляя посмотреть на себя. Ее ладошки накрывают мои, и малышка шмыгает носом.

— Маленькая, тише, — целую ее щеки, глаза. — Все хорошо, слышишь? Они уехали.

— Они могли тебя убить, Тим…

— Не убили бы, денег с мертвого не взять, — усмехаюсь сквозь свою боль.

Тело ломит, ребра трещат. Но этого никак нельзя показать принцессе, она и так едва ли не сознание теряет у меня на руках.

— Тим! — выдыхает Злата и вдруг замирает. Ее глаза округляются. С ее щек уходит румянец, уступая место смертельной бледности.

— Злата? — я понимаю, что с ней что-то неладное происходит. — Ты чего?

Она замирает, ее словно что-то сковывает.

— Злата!

Она, наконец, обращает на меня внимание, а руками хватается за живот.

— Тим. Живот, — она делает судорожный вдох. — Больно, — она чуть ли не сгибается пополам, всхлипывая.

По телу проносится дрожь. Страх проникает в каждую клеточку. Меня парализует на секунды. Но я тут же подрываюсь, закрывая дверь с ее стороны.

Прыгаю за руль и жму по газам.

— Потерпи, сейчас. Тут недалеко, — я разворачиваюсь через две сплошные, направляя машину обратно в город. — Потерпи, малыш, папа сделает все возможное, — несу какую-то хрень, но я сделаю все, лишь бы не дать случиться несчастью.

Она этого не переживет, как бы не бычилась.

Мы оба теперь уже этой потери не переживем…

Я не помню, как мы доехали до клиники.

Все, как в тумане.

Машина ревет, асфальт пролетает, а у меня перед глазами до сих пор стоит стычка Тима с людьми Кучера. Сердце колотится от испуга как сумасшедшее, и скатиться в панику не дает только боль в животе. Сильная. Острая. Резкая. Как будто колючки вонзаются изнутри.

По моим щекам катятся слезы, страх за Тима перескакивает на страх за нашего малыша, и единственное, о чем я могу думать, — только бы все обошлось. Повторяю это себе как мантру.

Кажется, чем ближе к клинике, тем становилось хуже, и я, прикрыв глаза, уже не слышала ничего, лишь только слова Тима, который всю дорогу шептал:

— Малыш, папа все сделает…

Что это такое было?

В голове жутчайший кавардак тогда. А сейчас и подавно.

Я лежу на прохладной кушетке в кабинете, и мы ждем врача, знакомого Тима, который сам же и сделает УЗИ. Боль немного поутихла, и я наконец смогла выдохнуть.

Воспоминания о том, как десять минут назад Тимур ворвался в больницу со мной на руках с криком:

— Варламова сюда, немедленно! — до сих пор заставляют чувствовать себя жутко неудобно.

Парня словно подменили и, не обращая внимания ни на что и ни на кого, Тим был готов рвать и метать.

Поняв это, девушка, сидящая на посту, набрала врача и дала указание идти к кабинету, где, собственно, мы сейчас и находимся.

В голове сумбур, вокруг сумбур, в сердце сумбур, и Тим еще ходит туда-сюда, нервирует, поэтому я ловлю его руку и, переплетая пальцы, тяну к стулу рядом с кушеткой, заставляя сесть. Он делает это молча и покорно.

Не проходит и пяти минут, как слышим:

— Здравствуйте! — в помещение влетает, видимо, тот самый Варламов. — Ну и шухер ты тут поднял, — хлопает друга по плечу симпатичный молодой мужчина. Блондин с доброй улыбкой и цепким взглядом. — Что у тебя стряслось? Все отделение взбаламутил, медсестру перепугал.

— Живот болит. Давай брат, спасай моего сына, — протараторил Тимур, пропуская мимо ушей нарочито возмущенный тон друга-доктора.

Погодите-ка, он сказал «сына»?

Протестую!

Он совсем кукушкой поехал?

Нет, я, конечно, не против мальчика, а если там девочка, то что?

— Сейчас посмотрим, — снова обращает внимание на меня мужчина, усаживаясь рядом на стул. — Еще раз здравствуйте…

— Злата. И можно на ты.

— Злата, меня зовут Вадим Дмитриевич. Можно просто Вадим. Подними повыше сарафан! — командует он деловито.

Я слушаюсь и выполняю все, что Вадим говорит, хотя чувствую себя неловко. Еще и Тим пялится. Правда, скорее испуганно, нежели заинтересованно.

Врач касается живота, но смотрит в сторону, будто его пальцы сейчас сами расскажут ему всю ситуацию.

— Небольшой тонус. Стоишь на учете? Какой срок?

— Нет, не стоим мы на учете, — ответил за меня Тимур, за что получил грозный взгляд от меня и смешок от друга:

— Тим, ты, может, сам рожать будешь? Помолчи, пожалуйста, а еще лучше выйди.

— Ага, разбежался! — крепче перехватил мою ладошку Тим, упирая локоть в кушетку. — Ты делай, давай, все, что нужно, — огрызнулся Абашев, чем заставил нас с доктором переглянуться и улыбнуться.

— Упрямец. Ладно, Злата, сейчас посмотрим, — повернулся к аппарату Вадим, включил его.

Каждое движение четко выверено и отточено временем и опытом. Друг Тима — настоящий профессионал своего дела, хоть еще и достаточно молод. На вскидку, лет тридцать или тридцать пять, не больше. И, судя по кольцу на безымянном пальце, женат.

Зачем я это отметила? Не знаю, стресс, наверное, до сих пор.

Я молча наблюдаю за тем, как Вадим выдавил гель из тюбика и нанес на нижнюю часть живота, охладив кожу. Я машинально дернулась и вцепилась пальцами в пальцы Тима до боли в суставах.

Мне было и страшно, и неловко, и волнительно, но одно я понимала точно: хорошо, что Тимур здесь. Внутренне я чувствую себя немного спокойней, держась за его руку.