Костер и Саламандра. Книга первая (СИ) - Далин Максим Андреевич - Страница 21

И, увидев Гелхарда, — просто мёртвого короля, жизнь в котором теплилась каким-то чудом, только во взгляде, — на диво резко остановились и заткнулись.

— Малютка, — сказал Гелхард Вильме в полной тишине, — поправь подушку, мне надо сесть чуть повыше.

— Броук послал за мной, — сказал герцог Хальгар. — Сказал, что тебе совсем плохо… а тут ещё государыня…

— Ты! Ты! — заикнулась Ленора, но Гелхард остановил её, подняв руку:

— Тише, дорогая. Я умираю, и мне тяжело говорить.

Кто-то охнул или всхлипнул. По щеке Раша сползла настоящая слеза и капнула на лацкан.

Гелхард чуть улыбнулся ему — заметнее:

— Ты — мой душеприказчик, Раш. И правитель королевства. Прочти. Броук, дай ему завещание. Не беспокойтесь, я не умру, оставив дела в беспорядке.

Броук вынул из воздуха завещание в гербах дома Путеводной Звезды и государственных гербах, с королевскими печатями. На нём уже красовалась подпись Гелхарда. Раш поклонился, незаметно вытер глаза и принялся читать чётко и спокойно. О том, что государь Гелхард Прибережный из дома Путеводной Звезды, покидая мир сей, в заботе о подданных повелеть соизволил, — и список барахла, каких-то домов, угодий, земель… для Леноры, Хальгара, сына Хальгара, ещё каких-то родственников… И все ждали, затаив дыхание, а Раш читал, и голос у него стал ледяным.

— «В силу причин, не зависящих от нас, — читал Раш, — несчастных обстоятельств, связанных с родословным древом и кровью сына нашего Эгмонда, повергающих нас в пучину горя и безнадёжности, передать корону Прибережья и полноту власти упомянутому Эгмонду мы не можем. Скорбное состояние его тела и рассудка требует благословенного покоя, не омрачаемого делами государства. В сих прискорбных обстоятельствах мы передаём корону и власть снохе нашей Виллемине как государыне-регентше при Эгмонде. Буде в течение пяти ближайших лет здоровье Эгмонда волей Всевышнего не поправится, Виллемина должна быть признана законной и полновластной государыней Прибережья и коронована по установленным и древним канонам нашим».

— Да, — подтвердил Гелхард. — Нами собственноручно подписано и прочитано в присутствии мессиров Малого Совета и моего духовника.

Духовник смотрел на него во все глаза — и вид у него был человека, огретого пыльным мешком.

— Молитесь за мою бедную душу, святой отче, — сказал Гелхард таким тоном, будто пытался его подбодрить.

Духовник всхлипнул и запел «Вышнею волей утешь и прими». В стайке фрейлин рыдали в голос. Герцог Хальгар неприлично шмыгнул носом.

Вильма цеплялась за руки Гелхарда, будто удержать его хотела, и кусала губы — прокусила до крови, слизывала каплю, а капля снова появлялась.

Ленора стояла красная, как вишня, но не сплошь, а пятнами, и лицо у неё выглядело очень грубым. Удивительно, каким грубым. Даже не как у крестьянки, а как у девки или портовой воровки. Я не могла понять, как человек может настолько сильно измениться.

Что-то в ней было очень нехорошее. Тревожащее что-то, от чего я чувствовала жжение Дара. Я никогда раньше такого не чувствовала — и не могла это себе объяснить, и от этого мне было очень и очень не по себе.

Духовник допел и положил на стол рядом с креслом короля молитвенник, а на него поставил Око Света. И все преклонили колени, даже Малый Совет присягнул ещё по разику.

Но Ленора осталась стоять и упёрла руки в бёдра, как рыбачка.

— Ваше величество, — заикнулся наставник и сунул ей Око, а она оттолкнула его руку вместе с Оком, будто он ей дохлую крысу хотел всучить.

— Даже и не думай! — рявкнула она так, что услыхало бы каре солдат на площади Дворца. — Я этой междугорской сучке присягать не буду! Ты — подлец, предатель, предал меня, гад! В аду тебе гореть за моего мальчика! Куда ты его дел⁈

— Броук, — сказал Гелхард тихо, — государыне дурно. Позаботься.

И мальчики в лакейской форме нежно взяли государыню под руки, фрейлинка из свиты поднесла ей флакончик с нюхательной солью — Ленора вдруг как-то обмякла, расслабилась, и я подумала, что тут точно без алхимии не обошлось.

Ей помогли выйти, будто ей и впрямь стало дурно от горя. И обряд довели до конца, своим чередом. Гелхард поцеловал Око и лёг в кресло: весь этот средневековый спектакль отнял у него последние силы.

Раш, видимо, сообразил, что делать, — и сказал, что государь желает покоя. Вся эта толпа потянулась к выходу. Хальгар обернулся раза четыре, но Гелхард одними глазами ему обозначил дружеский кивок, а остаться не пригласил.

Духовник взглянул вопросительно, но Гелхард сказал еле слышно:

— Спасибо, отче. Идите.

Он всех отпустил. Кроме нас.

И, когда шум в дальних покоях совсем утих, сказал мне:

— Помоги мне уснуть, леди чернушка. Я очень устал, мне очень больно… но не спится… а уснул бы… навсегда.

Вильма, которая уже на коленях стояла рядом с его креслом, посмотрела снизу вверх, вопросительно и умоляюще, но король сказал:

— Всё, малютка. Дальше — сама. И прости мне эту слабость: никому не нужно, чтобы мне было больно ещё два-три часа.

Вильма взглянула на меня, будто предлагала поспорить, но я видела: Гелхард прав.

Ждали его.

Я не видела, но чувствовала и Даром, и всем телом этот путь… этот светлый поток, который шёл от кресла Гелхарда вверх. И никаких кровавых обрядов я не проводила, я тоже запела «Вышнею волей утешь и прими», только добавила кое-что, что почему-то никогда не добавляют священники.

Гелхард просто встал. Вышел из тела, будто одежду скинул.

Я видела его светлым силуэтом — но почему-то подумала, что хорош он был в молодости. И взгляд чувствовала — уже души.

Добрый взгляд. Прощальное пожелание хорошего.

Вильма сидела на полу и смотрела прямо на него — не на тело, на него самого. Мы попрощались, как прощаются некроманты, не простецы, — и наш король покинул юдоль, как полагается королям. В свет.

Мы остались одни.

* * *

Виллемина горько рыдала с четверть часа. Потом умылась и вызвала Броука, Раша, лейб-медика и слуг.

— Мессир Сейл, — сказала она лейб-медику, — государь умер. Необходимо позаботиться о его теле… болезнь была жестока к нему, а гроб будет выставлен в храме Путеводной Звезды и Благих Вод. Я прошу вас, сделайте всё, что сможете, чтобы государь не выглядел в последние часы так страшно измождённым. Найдите специалистов. Я знаю, вы можете.

Сейл поклонился и поцеловал её руку. Лакеи принесли носилки и забрали на них тело Гелхарда. Забальзамировать, раскрасить, всё такое… одеть в парадный мундир с Путеводной Звездой и Оком Господним — и что там ещё полагается. Меня всегда немного раздражала эта суета вокруг пустой оболочки, я уже начала тосковать по его ушедшей душе — но Вильма, видно, знала, что делает.

Что у королей положено.

Оставшись с Броуком, Рашем и со мной, Вильма глубоко вдохнула и сказала:

— Мессиры, я приняла решение. После оглашения завещания государя необходимо будет сообщить, что я беременна ребёнком Эгмонда. По моим расчётам — идёт приблизительно четвёртый месяц. Так будет быстрее и надёжнее.

Раш, кажется, хотел присвистнуть, но кашлянул.

Броук покивал:

— Государь был бы доволен вашей решимостью, ваше прекрасное величество. Я заменю ваших медика и акушерку своими людьми, они будут подсказывать вам всё, что понадобится. Также мои люди с сегодняшнего дня займутся поисками подходящего ребёнка.

— Пока рано, — сказала Вильма. — Мессир Броук, я очень надеюсь, что, когда наследному принцу придёт пора родиться, в приют призрения подкидышей кто-нибудь принесёт дитя с клеймом Тех. Это будет идеальный случай, лучше, чем моя настоящая беременность. Потому что некроманта я, скорее всего, не рожу.

Броук как-то плотоядно улыбнулся и согласно склонил голову. Раш был глубоко потрясён, но не возражал, только делал пометки в блокноте.

— Мне жаль, что это вас шокировало, прекраснейший мессир Раш, — сказала Вильма канцлеру. — Но это будет идеально, поверьте. Перед тем как решиться, я советовалась с покойным государем, он одобрил мой план. Этот Дар будет хранить Прибережье, а этот ребёнок будет гарантией, что вдовствующая королева Ленора не предъявит свои права на престол. Если он успеет хоть немного подрасти — это будет щит.