Загадка замка Карентин - Адамс Питер (Петер) - Страница 6
- Предыдущая
- 6/27
- Следующая
Единственный, с кем Дороти находила более или менее общий язык, был Эванс. Она разрешила ему устроить в подвале лабораторию. Дороти понимала, что ей никогда не удастся освободиться от него, так как он жил исключительно в мире своих открытий и не реагировал ни на какие козий.
Самым тяжелым испытанием были вечера за бриджем. Партнером Дороти был Эванс. Они постоянно проигрывали, так как Грэди блестяще играла в карты. Колкими репликами она платила Дороти за все, что ей приходилось терпеть в течение дня.
Декстер также старался изо всех сил, чтобы отомстить за дисковую пилу. Он обзавелся проигрывателем, и каждую ночь в замке гремели военные марши, а сам он играл на трубе.
Однажды под вечер, когда Дороти думала, что вот-вот с досады ее хватит апоплексический удар, она отправилась в «Кровавую кузницу» к своему другу детства Биллу Шеннону.
– Послушай, Билл, у меня неприятности, – сказала Дороти, опрокинув стаканчик своего дьявольского зелья.
– Да это и видно. В день похорон ты выглядела намного лучше.
Он бросил испытующий взгляд на другой конец зала, где за столом сидел Фишер, привезший сюда Дороти.
– Мне не нравится этот человек, – сказал он.
– Он единственный в замке ведет себя нормально. Выполняет свою работу, честен и не слишком болтлив.
– Пожалуйста, тише. Готов продать свою душу дьяволу, что твой честный, добросовестный, нормальный человек пытается не пропустить ни одного слова из того, о чем мы говорим.
– Ты как Патриция. Она тоже считает его сатаной. При одной мысли о нем у нее от страха зуб на зуб не попадает. Из-за этого она зубами сломала две чашки из отличного сервиза. – Дороти засмеялась.
– Что, в самом деле нет возможности избавиться от этой тройки? – спросил Шеннон.
– Почему же. Мне следовало бы их просто убить. Однако так, чтобы сам господь бог не догадался, что они умерли не своей смертью.
– Не упоминай господа бога. Он здесь ни при чем. – Шеннон, как он сам признался, был вольнодумцем и единственным человеком в Уолсе, который не имел обыкновения приветствовать всеми нами уважаемого священника. – Кровь моих предков вопиет, – заявил он, – ибо восемь представителей поколений Шеннонов были казнены. И всегда находился поп, который причащал их перед казнью.
– Мне известны твои размышления по этому вопросу, – отмахнулась Дороти. – Мне нужны не твои философские рассуждения, а дельный совет. Как мне отделаться от этой тройки? Как сделать так, чтобы они сгнили в благословенной земле или растворились в воздухе, а на худой конец канули в воду, не вызывая подозрения против меня у сержанта Вильямса или кого-либо еще?
– Ты задумывалась над тем, в чем состоит глубочайший смысл цивилизации? – Шеннон поднял палец и рассматривал его, часто мигая, как будто перст излучал мудрость, которая его озарила.
– Послушай, у меня мало времени. О смысле цивилизации мы поговорим с тобой в другой раз. – Дороти недовольно нахмурилась.
– Если кто-либо хочет совершить такое, что привело бы к уничтожению его близких, причем так, чтобы, как говорится, не осталось ни малейшего запаха, он должен учитывать одно: цивилизация все осложняет, – продолжал Шеннон уверенно. – Цивилизованный человек слишком много думает, и это его самая большая ошибка, в том числе когда речь идет о борьбе за существование. Это кончается всегда тем, что с наступлением утра человек должен покинуть свою кровать, в которую он может больше никогда не лечь, потому что его повесят. Тем самым я хочу сказать, что человек должен вернуться к естеству. Вопрос, который тебя занимает, тоже должен быть решен естественным путем, примитивно, элементарно. Например, замок Карентин со всем его содержимым мог бы сгореть…
– Нет, это мне представляется слишком примитивным, слишком элементарным. Сжечь людей – этого я никогда бы не смогла, – возразила Дороти и невольно бросила взгляд на Фишера, потягивавшего пиво из кружки.
– Если кто-либо хочет совершить такое, что привело бы к уничтожению его близких, причем так, чтобы, как говорится, не осталось ни малейшего запаха, он должен учитывать одно: цивилизация все осложняет, – продолжал Шеннон уверенно. – Цивилизованный человек слишком много думает, и это его самая большая ошибка, в том числе когда речь идет о борьбе за существование. Это кончается всегда тем, что с наступлением утра человек должен покинуть свою кровать, в которую он может больше никогда не лечь, потому что его повесят. Тем самым я хочу сказать, что человек должен вернуться к естеству. Вопрос, который тебя занимает, тоже должен быть решен естественным путем, примитивно, элементарно. Например, замок Карентин со всем его содержимым мог бы сгореть…
– Сжечь людей – этого я никогда бы не смогла, – возразила Дороти и невольно бросила взгляд на Фишера, потягивавшего пиво из кружки.
– Отравить рыбу или мясо – тоже испытанный метод, – подсказал Шеннон. – Однако перед этим ты должна выпить пять-шесть стаканов соленой воды, чтобы тебя своевременно освободило от съеденного и ты сама не отправилась на тот свет.
– Неплохо придумано, – согласилась Дороти. – Но как мне удастся залить до этого шесть стаканов соленой воды в Патрицию, Фишера и Розу, чтобы они остались живы? Нет, это тоже не подходит.
– Пожалуй, ты права. Но у меня есть еще одна идея! – Шеннон постучал себя пальцем по лбу, показав, где у него рождаются мысли, – У доктора Эванса в подвале находится лаборатория. Там он постоянно производит взрывы. Что, если как-нибудь вечером, когда состоится очередная партия в бридж, произойдет большой взрыв и находящиеся в зале над лабораторией взлетят на воздух?
– Ты забываешь, что, согласно завещанию, я тоже обязана играть в бридж! Жертвовать своей собственной жизнью, чтобы отделаться от этих трех, кажется мне… слишком нерентабельным.
– Тогда нам нужно просто придумать, по какой причине ты в тот вечер на несколько минут покинешь зал. Для этого можно найти десятки причин.
– Что ж, это подойдет, – согласилась Дороти. По ее липу трудно было понять, говорила она серьезно или шутила – Мы вместе воровали яблоки. Почему бы нам не продолжить карьеру преступников? – Она засмеялась, показав свои белоснежные зубы.
Биллу Шеннону, однако, было не до смеха. Он вдруг подумал, что своими советами он выпустил из бутылки духов, которые в один прекрасный день прикончат и его. Такая перспектива заставила его содрогнуться.
– Послушай, Дороти, мне кажется, что мы зашли слишком далеко. Давай прервем наш разговор, – сказал он. – Я честный человек, плачу свои налоги…
– Не прикидывайся агнцем, – сказала Дороти с издевкой. – Как-то я подсчитала, сколько доходов ты утаил от властей за последние десять лет. Сумма получается весьма кругленькая, восемь тысяч фунтов.
– Ты с ума сошла.
– Ты мошенник, Билл, – парировала Дороти дружелюбно. – Кстати, что ты делаешь с дельфином после того, как его вскроешь и разольешь французский коньяк по бутылкам? Ты посылаешь его почтовой посылкой обратно во Францию?
Шеннон сделал глупое лицо. Он не нашелся, что ответить. Сразу после войны он занялся контрабандой французского марочного коньяка. В этом деле ему помогали два рыбака, братья Вокслей, которые выходили на своем катере в Атлантический океан и охотились на дельфинов. Дельфина препарировали: в нутро вставляли сосуд из искусственного материала, в который входило до трехсот литров жидкости. Когда рыбаки возвращались с охоты в Уолс, дельфин, висящий на лебедке, был виден уже издалека, и никому из таможенников и в голову не приходило, что он наполнен коньяком.
– Я даже не знаю, как выглядит дельфин, – попытался отговориться Шеннон. Дороти, усмехнувшись, покачала головой.
– Дельфин из породы китов. Кстати, кашалот, длина которого достигает почти двадцати метров, больше подошел бы для твоих проделок. Ты смог бы обеспечить коньяком всю Англию.
Шеннон ухмыльнулся.
– Для столь большой оптовой торговли у меня нет необходимого капитала. Не хочешь ли ты подключиться к этому делу?
- Предыдущая
- 6/27
- Следующая