Загадка замка Карентин - Адамс Питер (Петер) - Страница 23

• Предыдущая
• 23/27
• Следующая

Следующим представился мужчина средних лет с лысиной, в ярко-красном пуловере:

– Дик Дикинсон, исполнитель роли отца героя, иногда играю обманутых мужей.

– Чарлз Мимикри, злодей, в качестве дублера исполняю роли молодых любовников, – представился третий мужчина. Возраст его было трудно определить. Патлы битника и борода позволяли разглядеть лишь его нос и глаза.

– Меня зовут Мэри Санди, я играю всех, кто носит юбку или брюки, – сказала дама с чучелом на голове,

Весь прошедший день у инспектора было плохое настроение. Судебный следователь не раз донимал его, когда же наконец можно ожидать ощутимых результатов расследования. Ордер на арест Дороти Торп уже был выписан. Но после ареста Декстера настроение Бейли значительно улучшилось.

Он попросил Шеннона угостить актеров за его счет. Затем Бейли сказал:

– Комедия, которую вы сегодня учинили на террасе замка, была впечатляющей. Жаль, что я не мог принять в ней участие. – Обращаясь к Энн, Бейли спросил:

– Это вы или ваш супруг придумали комедию на террасе замка?

– Мы счастливая семья, и у нас нет разногласий ни по каким вопросам – ни материальным, ни духовным, – не без гордости ответила она.

– Вы хотите сказать, что расстались лишь ненадолго со своим мужем? Энн глубоко вздохнула.

– Я к этому привыкла. Раньше я была рада, когда получала в течение года лишь одну открытку к рождеству из Месопотамии, с Северного или Южного полюса или какой-либо еще неоткрытой части света. В таких случаях я говорила себе: зато у меня есть брачное свидетельство.

– Это лучше, чем совсем ничего, – заметил Бейли. – Ну, а в настоящее время ваш скрывающийся супруг, видимо, обитает не на том свете и не в Месопотамии, а в замке Карентин? В каком подземелье, подвальной норе или мансарде он устроился?

– В комнате Дороти Торп, а еще точнее, в постельном ящике ее сюрреалистического дивана.

– Значит, и она была посвящена в эту комедию призраков?

– Не только посвящена! – воскликнул Дик Дикинсон, – она была в известной степени Spiritus rector[1], – автором этой идеи.

– Spiritus rector – единственное латинское изречение, которое он знает и при этом неправильно произносит, – вызывающе сказала Энн. – Впрочем, он выложился на все двадцать фунтов, которые Дороти всучила каждому из них за этот разовый спектакль. Ну, а идея исходила, конечно, от меня.

– Ты врешь, моя дорогая, – прогнусавил Чарлз Мимикри, – идея исходила от Эрвина. Ты, надо сказать, неплохой парень. Этого я не хочу отрицать, но что касается уровня интеллекта, то ты далеко отстаешь от Бернарда Шоу.

В какой связи Мимикри вспомнил Бернарда Шоу, он не пояснил. Затем заговорил Бейли. Он показал на высокую залысину Дика Дикинсона и сказал:

– Насколько я понимаю, вы играли Эванса, украсив голову водорослями. А вы,

– он направил свой толстый палец на чучело, украшавшее голову Мэри Санди, – Грэди. Кто же играл Эрвина Конроя с пробитым черепом?

– Он пожелал сам сыграть эту роль, – ответила Энн. – Он ведь считает себя талантливее всех нас, но это глубокое заблуждение! Ему достаточно открыть рот, и я уже знаю, что он лжет. Но, играя самого себя, должна признаться, он был на уровне.

– Итак, этот эпизод ясен, – отчеканил инспектор Бейли, молча протянув свою рюмку Биллу Шеннону. Тот наполнил ее коньяком.

Бейли поднялся с рюмкой в руке.

– Леди и джентльмены! Выпьем за грандиозный успех вашего театрального представления! По закону я должен был бы всех вас упрятать за решетку. Но, как говорили древние римляне, цель оправдывает средства. Во всяком случае, я обещаю вам одно. Если вы будете давать представления в Ливерпуле, пришлите мне десятка два билетов для моих коллег в полицай-президиум. За уважаемого господина Тесписа!

Бейли опрокинул рюмку и, гордо подняв голову, вышел, доказав еще раз, что и охотники за преступниками могут быть ценителями искусства.

Хотя часы на башне собора Уолса уже давно возвестили о наступлении полночи, Бейли отправился в Карентин.

Недалеко от ворот Бейли оставил автомобиль и вошел на территорию замка. В комнате леди Торп горел свет.

Как добросовестный чиновник, он должен был бы позвонить и подождать, пока не получит разрешения войти в дом. Но и сыщики стоят иногда перед необходимостью вольно толковать законы, чтобы изобличить темные элементы, которые, нарушая законы, приобретают профессию, часто неплохо обеспечивающую человека.

Инспектор не позвонил. Он вошел в дом с помощью отмычки. Бейли всегда носил с собой полдюжины таких инструментов для взлома и умел пользоваться ими не хуже, чем мастера этого дела.

В замке было тихо. Несмотря на свою полноту, Бейли бесшумно прошел по залу и оказался у черного входа.

Дверь на кухню была притворена. Вспомнив приключения Вильямса в кладовой, Бейли ощутил вдруг какое-то странное желание. Нельзя ли открыть отмычкой диковинный замок доктора Эванса?

«Попробуем», – сказал он про себя и, не успев опомниться, оказался в плену известных соблазнов.

Замок действительно открылся, и достаточно было бросить взгляд на мясную полку Патриции, как чисто духовное искушение Бейли снизошло до плотского вожделения.

Да он и не пытался сопротивляться этому. Увидев салями, которую он считал королевой всех колбас, инспектор даже не вспомнил о своем карманном ноже. Для чего человеку зубы, спросил он самого себя, и начал действовать в соответствии с этим умозаключением.

Услышав глубокий вздох, Бейли резко повернулся. На пороге кухни стояла Патриция.

Она всегда говорила, что мир ужасен, несправедлив и отвратителен. Но что он столь отвратителен, она и представить себе не могла. Перед ней стоял высокопоставленный блюститель закона со ртом, полным салями ее собственного изготовления, – это было почти богохульство! Если он так поступал с колбасой, то он мог бы выкрасть в церкви кружку с пожертвованиями!

Бейли попытался проглотить огромный кусок, но подавился.

– Господин инспектор! Господин инспектор! – Голос Патриции дрожал сочувственно и в то же время обвиняюще. – Боже мой, выплюньте колбасу! Иначе… Вы задохнетесь, и тогда на моей совести будет еще одна жертва. – Доброта Патриции взяла верх. – Может быть, принести вам бутылочку портера?

– Две! – выкрикнул инспектор, придя в себя. – Я направляюсь к леди Торп.

Леди Торп сидела в японском кимоно на своем сюрреалистическом диване, потягивая через декадентский мундштук сигарету, и обдумывала очередной ход ладьи.

Она играла в шахматы с Эрвином. Его голова была забинтована. Это была пятая партия, проигранная Торп в рекордно короткое время.

Оба взглянули на вошедшего инспектора, но были так погружены в игру, что, ничего не спросив, лишь кивком ответили на его приветствие. Он подошел к столу и сказал Дороти:

– Послушайте, потешная заклинательница духов, вы проиграли.

– Почему потешная? Это звучит как потешная старуха, – возмутилась она. – Разве я потешная старуха, Эрвин?

– Почти, – ответил ей партнер, не меняя выражения лица. Затем он обратился к Бейли:

– Декстер во всем признался? Инспектор утвердительно кивнул.

– Как вы догадались, что он подсыпал яд в чай?

– Декстер от рождения осел, – равнодушным тоном сказал Эрвин. – Он бросил пустую пробирку из-под яда в кусты за террасой. Поскольку я облазил всю территорию, то обнаружил ее там. Кроме того, после смерти Грэди он был настолько удручен, что вызывал сострадание. Но он таким бы не был, если бы ему удалось убрать с дороги Дороти.

– Благодарю. Ты поистине великодушен!

– Вас вытащила леди Торп, когда вы лежали с пробитым черепом в зале? – спросил инспектор.

– Да, это была я, к сожалению, – отплатила Дороти своему юному другу той же монетой. – Я хотела вызвать врача, но он уговорил меня, что никто не должен знать, где он находится. Он хотел на свой страх и риск стать детективом. Бедную Грэди чуть не хватил сердечный удар при этом.

• Предыдущая
• 23/27
• Следующая