Кодекс пацана. Назад в СССР (СИ) - Высоцкий Василий - Страница 2

Если «ковровские», то точно залетные. Примчали с Коврова немного побеспределить и сорваться обратно восвояси. Найти приключений в Юже и скрыться потом в туман. В своём-то городе могут и спросить за подобное, а тут…

— Отпусти! Помогите! Александр Владимирович, помогите! — завопила девчонка и тут же получила звучную плюху по щеке от одного из хулиганов.

— Пацаны, так не делается! — попытался я ещё раз образумить молодежь. — Тут же полиция рядом! Вас загребут и штрафами не отделаетесь! Да чего вы творите? Он уже упал, чего вы пинаете-то?

— Да ты вообще не вкуриваешь, старичелло? Тебе сказали один раз — вали на х…! Чё непонятного? — процедил один из нападавших.

— А давай я заступлюсь за пацана? А? Ну чё? Или зассали получить люлей от «старичелло»? — буркнул я.

Ну сколько раз можно терпеть посылы? Если не получается достучаться словом, то получится достучаться делом. А если не перенести внимание молодняка, то и запинают парня.

— Да ты за…л, мудила вафельный!!! — с громким криком налетел на меня первый нападавший.

Налетел и рухнул подрубленным дубком. Он точно не ожидал от старика прямого хука в челюсть. Такие привыкли брать нахрапом, а вот со мной такого не прокатило…

— Ты чо, дед? А? — слегка ошалело посмотрел на своего упавшего друга второй. — Ох…л? А? Ты чо?

— Да ни чо! Ещё вопросы есть? Валите на хрен, полудурки, и друга забирайте! — рявкнул я преподавательским голосом.

Уж что-что, а металл в голосе я натренировал за время своей работы с молодежью. Однако, «смелая вода» явно затуманила мозги молодняка настолько, что теперь им даже сам черт не брат. Второй тоже попер на меня, всё ещё не веря в то, что его товарища, такого крутого и быстрого, победил какой-то старикан.

Уличная драка — это непредсказуемый бой без правил, где используются самые хитрые приемы и жестокие методы. Ожидать от поддавших людей благородства в такой ситуации — нереалистично, особенно если речь идет о самозащите на улице, где угроза для жизни почти всегда огромна. В таких условиях необходима совершенно другая тактика поведения, отличная от тех, которые применяются в спортивном ринге или на татами. Что касается техники, то она должна быть одновременно эффективной и простой в освоении.

Вот и сейчас я уклонился от выпада молодчика, сбил удар ноги в живот и прямым в лоб уложил второго на асфальт. Хорошо поставленный удар не подвел и на этот раз. Второй брякнулся на твердую поверхность расслабленно, как мешок с дерьмом. Минут пять ещё будет приходить в себя, а мне большего и не нужно.

— Отпустите нас! Помогите!

— Да ты, сука, никак не угомонишься? — в руке третьего появился нож.

Вот с ножом шутки плохи. Тут нужно смотреть, чтобы нападавший не поранился. А что? Упадет нечаянно на свой ножик и доказывай потом в полиции, что ты не верблюд.

Третий взмахнул оружием, пытаясь всадить его в мне в бочину. Я легко отпрыгнул, дождался крайней точки провала соперника и дернулся вперёд. Нож ещё не успел повернуть назад, когда мой кулак встретился с челюстью молодчика. Его голова дернулась, на пару секунд он потерял ориентацию в пространстве, а следующая двоечка уложила его к остальным дружкам.

Нож отлетел в сторону, и я повернулся к четвертому:

— Отпусти девчонку, друг. Я не хочу тебя калечить! Забирай своих и…

Договорить я не успел. В голове вспыхнула Сверхновая, а ноги неожиданно стали ватными. Дальше я видел, как Земля изменила плоскость своего наклона и резко ударила меня по лицу. Как будто обиделась за тех троих и решила наказать таким макаром.

— Да вы чо делаете? — раздался девичий визг. — Ты же убил его!

Кого убил? Меня? Я ещё в норме! Вот сейчас встану и… Встать у меня не получилось. Верные руки и ноги отказывались служить. Я их ощущал, но вот встать не мог…

— Завали хлебало, сука! — послышался голос надо мной. — А то также огребешь!

Неужели я забыл про то, что в машине может поместиться пять человек? Неужели дал подобраться пятому со спины? Какая же глупость с моей стороны! Непростительная, фатальная глупость…

— Чо, крутой, да? Крутой? На за пацанов! На!

В моей голове ещё два раза вспыхнула Сверхновая. Сознание начало уходить. Проваливаться. Стало так тепло, так спокойно… так безразлично…

— Да он походу того, зажмурился? Чо за трэш, бро? Валим, валим!

И уже после этого прозвучала «Унгазун гарунге, унгазун гарунге!»

Я очнулся. Выпал из размышлений о прошлом. Потрогал короткостриженную макушку. Ничего. Только ёжик волос на то месте, где потом вырастет обширная плешь.

Похоже, что били меня бейсбольной битой. Всю жизнь я дружил со спортом, спортивное оборудование и проводило в последний путь. А сейчас?

Я подергал плечами, повращал руками. Руки и ноги мои, молодые и здоровые. Все зубы на месте. Ими-то я и впился в бок пирога с черникой. Черно-синий сок капнул на пальцы, пришлось слизнуть, чтобы не пропадать добру.

Ммм! Вкуснотища!

А я уже успел забыть — какой вкус бывает у бабушкиных пирогов! Ещё и чай… Такой душистый, из пачки «со слоном».

— Ма, а где Алёнка? — крикнул я через стенку.

— У бабки на Парковой! — был ответ. — Должны были уже с ягод вернуться. Они-то не спят по полдня…

Очередной укол в мою сторону. Я только улыбнулся на это. Пусть себе ругается. Алёнка тоже та ещё егоза — как надоест помогать по хозяйству, так сразу начинает ныть и своим нытьем доводит мать до того, что та в сердцах посылает её с глаз долой. А сестренке только того и нужно. И вот, пока старший брат с матерью и отчимом корпят на огороде, мелкая засранка беззаботно уносится гулять на улицу.

А что это? Я придвинул к себе газету «Светлый путь». Программа, заметки про всякое-разное, но меня интересовала дата. Десятое июня одна тысяча девятьсот восемьдесят девятого года.

Ого, ни хрена себе…

Что же, похоже, что я всё-таки вернулся во времени обратно. Из две тысячи двадцать шестого года в восемьдесят девятый. И мне сейчас пятнадцать! И если сейчас не нахожусь в больничной палате, лежащий в коме, то…

Мне сейчас пятнадцать!!!

Эта мысль настолько шокировала, что я ещё минуту сидел с раскрытым ртом. За стенкой работал телевизор и Женуария просвещала о жизни Изауру. А я сидел на кухне, с раскрытым ртом и откушенным пирогом. Даже попытался ущипнуть, но только ойкнул от боли.

Может просидел бы больше, стараясь обдумать открывающиеся возможности, но в этот момент входная дверь с шумом распахнулась и в квартиру ввалилось тело. По-другому это появление назвать было нельзя. Именно ввалилось, запнувшись о порог, потом боднуло стоявший прямо по входу холодильник и растянулось на входном коврике.

— Ох, б…! — выругалось тело и по звукам голоса этого тела я узнал отчима. — Нннсатавили тута…

Отчим попытался встать, опрокинул на себя этажерку с обувью и снова выругался. Помогать ему не было ни малейшего желания — кухня моментально наполнилась запахом перегара.

— Приперся? — проговорила вышедшая из комнаты мать. — Опять всю ночь с Балясом пробухал?

— Иди на х… — пробормотал копошащийся на пороге отчим, а потом ударил кулаком по полу. — Имею… ик! Право! На свои пью!

— На свои… А дети? Детям должны святым духом питаться?

— Ни чо! Вон, картошки пожрут с макаронами! Сашка, ты будешь картоху жрать? — на меня выперлись красные от лопнувших сосудиков глаза.

— Напился, веди себя прилично, — буркнул я в ответ.

— Ты чо, придурок? — отчим явно не ожидал такого ответа. — Ох…л? Или фонарь под другой глаз поставить?

Так вот откуда у меня наполовину заживший фингал. Вот чьих это добрых рук дело…

— Не трогай его, — проговорила мама. — Вали туда, где бухал!

— А ты поуказывай мне ещё, сука! Куда хххочу, туда и валю! И ваще! Щас тоже п…ды получишь! Я хозяин в доме! — отчим всё-таки справился с непослушными ногами и смог подняться.

Сейчас он стоял, оперевшись о холодильник, большой, грузный, с набрякшими мешками под глазами и набухшим носом. На щеке прилипло нечто с улицы. То ли грязь, то ли собачье дерьмо. Одежда тоже не представляла из себя модный наряд для подиума. Похоже, что он поздоровался не с одной лужей на улице, пока добирался домой.