Книга, в которой исчез мир - Флейшгауэр Вольфрам - Страница 83

• Предыдущая
• 83/88
• Следующая

Николаю было вполне достаточно увиденного здесь. Он положил план на стол и вышел из кабачка. Идя по улицам, он испытывал тихое торжество. Он разгадал загадку. Он сумел понять уловки этих безумных фанатиков. Зеллинг должен был заниматься профессором, а Винтер и Ихтерсхаузен интересовались тем, что профессор Кант собирался в ближайшее время отправить по почте. Быть может, рукопись новой книги? Эти двое будут преследовать карету, в которой отправят рукопись. Николай мог отлично представить себе судьбу этой кареты. Но Зеллинг? Что должен делать Зеллинг?

Хотел ли он убить профессора? Но почему он до сих пор этого не сделал? Почему они вообще ждут, когда господин профессор Кант закончит свою рукопись, а не убили его сразу? Он бросил взгляд на обледеневший Замковый парк и задумался. Неужели эти люди действительно верят, что им удастся помешать явлению идей этого профессора в мир? Но это же полнейший абсурд! Разве не читает он много лет лекции? Не едут ли сюда студенты со всего света, чтобы почерпнуть знания у этого ученого? Да даже Максимилиан слышал в том берлинском салоне об идеях господина Канта. Все деньги и все тайные общества мира не смогут остановить одну идею. Или все же?..

Николай сел на скамью и принялся задумчиво рассматривать замерзший Замковый пруд. Солнечные лучи, отражаясь от блестящей ровной поверхности, слепили глаза. Правильно ли он все понял? Не видит ли и он призраков? Не опутали ли уже и его странные представления этой секты ввиду событий последних недель? Внезапно его мысли неотступно закружились вокруг одного вопроса: смогут ли идеи жить собственной жизнью? Быть может, они странствуют по свету, как мельчайшие возбудители болезни, долгое время безвредные и невидимые, чтобы потом вдруг высвободить в какой-то голове ужасную силу, произвести в ней представление, которое неумолимо может изменить все? И не является ли человек беспомощной игрушкой перед лицом этой идеи, как оказывается он беспомощным перед мельчайшими зверьками миазмами? Или человек продолжает носить их в себе до тех пор, пока при определенных условиях они не являются всеобщему взору?

Альдорф, Зеллинг и в известной степени Магдалена думали именно так. Магдалена считала, что новые мысли надо замалчивать так долго, сколько требуется для того, чтобы познать их истинную природу. А Альдорф и Зеллинг? Не хотели ли они остановить само зарождение мысли, для чего надо убить ее творца и созидателя? Но что это вообще за мысль? Николай поднялся и стал прохаживаться перед скамьей. Все его существо протестовало против самомнения ничтожной кучки религиозных фанатиков, которые позволили себе решать за все остальное человечество, какие мысли и идеи могут являться в мир, а какие — нет. Не есть ли это зарождение тирании и деспотизма, когда самозваная каста жрецов и наследственные короли или курфюрсты будут между собой решать, что человеку подобает, а что нет? Разве мысли и идеи не суть движущие силы развития человека, создания лучшего и справедливого мира? Кто имеет право провозглашать себя цензором? И вообще на каком основании? Магдалена со своим высокомерным молчанием? Альдорф и Зеллинг со своими смертоносными посягательствами? Нет, подумал он. Каждая мысль, каждая идея должны иметь право и возможность явиться в мир. И уже мир будет решать, могут ли они остаться в нем, а не кучка молчальников или поджигателей карет. Все вообще не так, как говорит Магдалена. Не страх порождает разум, а наоборот. Разум производит страх только в тех, кто не осмеливается и не желает довериться разуму. Надо сделать выбор в пользу разума. И в пользу чего же еще? В пользу оракулов и призраков? Это было перепутье, на котором он сейчас стоял. И что касается его самого, то он знал, как решит этот вопрос.

Но ему нужен план. Надо ли предупредить господина Канта? Но профессор поднимет его на смех. Какие конкретные доказательства он сможет предъявить? Скажет, что смертоносная секта убийц хочет его уничтожить? Надо ли донести на Зеллинга в полицию? Заявить, что он — убийца Циннлехнера? Но Циннлехнера самого разыскивают как убийцу. Как он объяснит все эти совпадения, а тем более докажет их? И не подвергнется ли он сам опасности попасть в сети политических интриг и в руки ди Тасси, Вельнера или Бишоффвердера? Этого не должно произойти ни в коем случае. Кроме того, у него очень мало времени. Эти безумцы могут нанести удар в любой момент.

Должен найтись способ сделать их безвредными. Они страдают опасными для жизни представлениями. Это представление сделало Максимилиана смертельно больным и привело к смерти графа Альдорфа. Оно привело к тому, что убили и ужасно изуродовали Циннлехнера, а тот розенкрейцер выстрелом снес себе половину черепа, чтобы сохранить тайну. И теперь оно угрожает жизни ни в чем не повинного профессора. Не разум опасен, а эти безумные представления и их носители. А как могущественны могут быть представления, Николай знал. Он должен что-то придумать, чтобы остановить этих людей. И медлить уже нельзя!

Магдалена, готовая к отъезду, сидела на краю кровати. Она уже надела плащ, сумка стояла у ее ног на полу, а чудесные волосы убраны под вязаную шапочку.

Николай закрыл дверь и растерянно взглянул на девушку. Внимательно приглядевшись, он понял, что тщательнейшим образом собраны и его вещи — врачебный саквояж стоял рядом с дорожной сумкой.

— Что ты задумала? — в замешательстве спросил он. Она поднялась, подошла к нему, поцеловала в щеку и сказала:

— Я все обдумала, Николай. Давай уедем.

Ему показалось, что он ослышался.

— Уедем? Магдалена, там, на улице, убийцы ждут своего часа! Они хотят убить этого профессора, а ты собираешься уезжать?

Она отрицательно покачала головой.

— Они ничего ему не сделают. Они остановят только его идею. И это произойдет в любом случае.

Николай утратил дар речи. Он не знал, плакать ему или смеяться. Не оставалось никаких сомнений в том, что она так же безумна, как и все эти люди. Эта красивейшая девушка, к которой его притягивало столь неотвратимо, была сумасшедшей, совершенно сумасшедшей.

— Почему ты так уверена, что они ничего ему не сделают? Зачем тогда Зеллинг следит за ним? Почему они заняли наблюдательный пункт на почте?

— Чтобы предотвратить несчастье, — спокойно ответила она. — Ты не можешь ничего этого понять, потому что в тебе нет веры. Ты увидишь, что во всем этом есть смысл, только тогда, когда решишься уверовать. Прошу тебя, Николай, давай уедем, и пусть произойдет то, что должно произойти.

Она встала и направилась к двери. Одним прыжком он оказался рядом с ней и рванул ее назад.

— Ну, довольно теперь, — грубо закричал он. — С меня достаточно, наконец, этого театра. Ты отдаешь себе отчет в том, чего ты от меня требуешь? Эти сумасшедшие хотят убить человека только потому, что им не нравится, что он думает. Ты находишь это правильным?

— Они не причинят ему зла. Если бы это было их целью, они бы давно это сделали.

Против этого нечего было возразить, и это привело Николая в еще большее бешенство.

— А в чем заключается их цель? Откуда ты можешь знать, что у них на уме?

— Теперь я это знаю. Они помешают тому, чему можно помешать. Мы можем успокоиться и покинуть этот город.

Успокоиться? Покинуть город? От негодования у Николая перехватило дыхание.

— А Циннлехнер? Зеллинг убил Циннлехнера. Ты забыла об этом?

У нее на глазах выступили слезы. Она прижала палец к губам и покачала головой.

— Николай, это ужасно — то, что сделал Зеллинг. Но еще страшнее будет то, что случится, если ты не дашь ему сделать то, что должно быть сделано. Зеллинг поплатится за свое преступление. Со временем станет ясно, не было ли другой возможности защитить тайну от преследований Циннлехнера. Но одна ошибка не делает ложным главное дело. И если этот господин Кант является творцом того, о чем говорил в своих письмах Максимилиан, то мы должны допустить, чтобы произошло то, что задумали Альдорф, Зеллинг и другие. Эта ужасная идея ни за что на свете не должна явиться миру. Умоляю тебя, едем со мной. Доверься мне.

• Предыдущая
• 83/88
• Следующая