СССР: вернуться в детство 6 (СИ) - Войлошников Владимир - Страница 5

— Ты к кому?

— К директору, — я показала свою справку.

— А-а. На второй этаж иди, как поднимешься, сразу слева кабинет.

Ага, значит здесь входной этаж считается первым. А нижний, видимо, нулевым. Ну и нормально.

— Спасибо.

Ну что, навстречу знаниям?

СПАСИБО, ЧТО НЕ ЧЕБУРАШКА

Я взбежала по лесенке наверх и остановилась у солидной двустворчатой двери. Раньше тут тоже начальство сидело, ток медицинское. На солидной латунной табличке значилось: «ДИРЕКТОР Мальцева Татьяна Игоревна».

Я постучалась и заглянула внутрь. Первое, что увидела — высокий бордюр орехового цвета, из-за которого раздавалось бодрое щёлканье клавиш печатной машинки. И из-за этого щёлканья, подозреваю, секретарша мой стук не услышала. Теперь или скакать — или орать. Или ещё можно в эту деревянную стенку постучать, что тоже выглядит довольно глупо. Пока я размышляла, прикидывая, не хлопнуть ли мне дверью как следует, из боковой двери с ещё одной надписью «ДИРЕКТОР» вышла женщина с традиционным гнездом на голове. Ну, это я так называю, а на самом деле там то ли шиньон, толи ещё какая затейливая конструкция, я не сильна в подобных вавилонах. И вообще, мне кажется, по гнезду с вероятностью до семидесяти двух процентов можно директоршу угадать.

— А ты к кому? — прервала мои высокомудрые размышления тётя.

Секретарша немедленно прекратила печатать и с удивлением выглянула из-за своей китайской стены:

— Надо же! А я и не слышала, как она вошла!

— Я к директору, — решила прояснить ситуацию я. — Вы директор? М-м-м… Татьяна Игоревна?

— Да, а в чём дело? — согласилась быть директором тётя с гнездом.

Я протянула свою записку.

— А-а! Так это ты — Оля? — она поражённо уставилась на меня. — А ты какая маленькая…

— Это я в высоту маленькая. У меня недостаточность гормонов роста, — это мы на пару с Сергеичем сочинили, — но я принимаю препараты, и обещают, что прогноз благоприятный, только вырасту я чуть позже положенного.

Директорша с секретаршей переглянулись.

— Так, пошли! — Татьяна Игоревна решительно кивнула и развернулась обратно в кабинет.

У директора в кабинете было всё по директорскому стандарту: полированный здоровенный стол буквой Т, забитые папками шкафы с витринными стёклами, хрустальный графин со стаканами и красивые шторы. И стулья ещё с диваном, всё солидное. На столе — большой письменный органайзер (только он сейчас как-то по-другому называется, то ли «бюро», то ли ещё как, я не помню) с блестящими колпачками-держалками для ручек. И маленький глобус. Прям по красоте.

Татьяна Игоревна кивнула мне на стул, а сама деловито водрузилась в директорское кресло, положила перед собой справку и уставилась на неё, поджав губы:

— Так.

На этом она немножко притормозила. Нет, я понимаю, что ей позвонили из конторы, с которой обычно не вступают в прения, но на тринадцать (а тем более на тринадцать с половиной!) я реально не выглядела. А ученики у неё, если воспользоваться простейшими арифметическими методами исчисления, начиная от четырнадцати.

— Какие-то проблемы? — осторожно спросила я. Ну, а вдруг мне сейчас сказочно подфартит, и меня не примут?

— Нет-нет, — несколько отстранённо ответила директорша. — Сейчас мы всё решим…

И тупить бы нам ещё, если бы вдруг в дверь коротко не стукнули, и на пороге не нарисовался деловитый молодой человек:

— Добрый день! Бандероль с документиками примите!

— Вы кто? — непонимающе спросила директорша.

— Вы директор? — переспросил парень. — Курьерская доставка на имя директора ОКДСИ №1, по описи один документ: личное дело Шамановой О. А.

— О! Это моё! — обрадовалась я.

— Давайте! — тоже обрадовалась директорша. — Где вам расписаться?

Курьер ушёл, и она тут же шустро вскрыла конверт.

— Ну, вот! А то без бумажки…

Ты букашка, как известно, — додумала я. А с бумажкой — человек.

А ещё некоторые добрые люди говорят не «букашка», а «какашка». Народное творчество, понимаете ли.

Татьяна Игоревна углубилась в бюрократию, бодро шурша листами:

— М-гм, м-гм… Отличный аттестат!

— Ну, да, — я пожала плечами. Сложно было в моей ситуации иметь не отличный аттестат.

— А почему выбор факультативов такой странный? Вот… «Птицеводство» и «Козоводство»? Это где у нас в городе такое?

— Это пригород. Юннатская станция.

— М-гм. А «Народоведение»?

— Это на базе культурно-этнографического центра «Сибирское подворье».

— М-гм. Ясно, — она вздохнула. — С такими знаниями, может быть, стоило выбрать профессию по линии училища культуры? В комбинате номер пять открылось в этом году новое отделение?

— Ой, нет! Давайте линию культуры не будем…

Что-то напрыгалась и напелась уже я, и в прошлой жизни, и в нынешней.

Директорша сдержанно пошевелила бровями, явно сожалея, что в эту сторону сбагрить меня не удалось. Но она не теряла надежды!

— Тут в рекомендациях прописано общегуманитарное отделение…

— Да, — согласилась я.

— Но дело в том, что буквально на прошлой неделе мы получили распоряжение разделить это отделение на две подгруппы, и набор специальных дисциплин в ней будет разным. Первое — историческое…

От этого заявления я немедленно пришла в ужас. Историческое? Я⁈ Я вообще не понимаю, как мне удалось на пятёрку историю сдать — в силу понимания логики и смыслов, видимо? С моей чудовищной тормознутостью в отношении запоминания имён и (особенно!) дат…

— И второе — литературоведческо-литературное. Дело в том, что через два года на базе Иркутского Госуниверситета планируется открытие филиалов Новосибирского литературного института и Улан-Удэнского института культуры. Вот для них мы и будем ковать, так сказать, кадры…

— Да! — в зобу у меня аж дыханье спёрло. — Я буду кадр! Запишите меня вот в это. В литературу!

Татьяна Игоревна пожевала губами.

— Понимаешь, Оля… Отбор на это отделение был чрезвычайно жёсткий, до тридцати человек на место. Требуется хотя бы наличие у тебя грамоты об участии в конкурсе, скажем, сочинений… или стихов… хотя бы регионального масштаба, а лучше бы всесоюзного.

— Удостоверение Союза писателей подойдёт?

— Чьё удостоверение? — не поняла директорша.

— Моё. Моё удостоверение. Я — член Союза писателей.

Правда, прямо сейчас оно изъято вместе со всеми остальными документами для внесения корректировок, но дня через два вернётся.

— Я не вполне…

— Я — публикующийся писатель, — терпеливо повторила я. — Несколько изданных книг, не считая журнальных вариантов.

— А-а-а! — с новым узнавание посмотрела на меня директорша. — Я помню! Я читала про тебя в «Восточке», да-да! В прошлом году. Что девочка написала большой роман о наших земляках и Великой Отечественной Войне, только, кажется, там было сказано, что ты совсем в каком-то маленьком классе учишься. В пятом, кажется? Или даже в четвёртом?

Ну, что, время для заготовки под кодовым названием «мутант», ха.

— Видите ли… Мне бы не очень хотелось, чтобы это обсуждалось за моей спиной, особенно между моими будущими одногруппниками, — я выразительно посмотрела на Татьяну Игоревну.

— Та-ак, — поощрительно кивнула она.

— У меня очень редкое и малоизученное заболевание. Сильное отставание в физическом развитии с параллельным интеллектуальным опережением. Поэтому в школу меня отправили только тогда, когда я стала похожа хотя бы на шестилетнего ребёнка. Мне на самом деле в тот момент было уже восемь. Поэтому и обучалась я по индивидуальной программе, и классы прошла гораздо быстрее — за пять лет всю семилетку.

— Ах, вот оно что! — прозревающим голосом откликнулась Татьяна Игоревна.

Я, кажется, упоминала, что в те годы в обществе сложилась чрезвычайная склонность к мистицизму и конспирологии?

— Да. Моё лечение и образование, а также вопросы последующей адаптации в обществе, являются частью закрытого правительственного проекта, так что, если вдруг кто-то будет интересоваться — я вам ничего не говорила. Это информация строго секретная.