Черты и силуэты прошлого - правительство и общественность в царствование Николая II глазами современ - Гурко Владимир Иосифович - Страница 113

Какой же способ избрал для этого Витте? Лишенный возможности самостоятельно выработать в Комитете министров соответствующие законопроекты, вынужденный передать это дело в другие руки, он решил поступить, если можно так выразиться, от обратного, а именно окончательно заклеймить существующий по затронутым в указе вопросам порядок. В этих видах он подвергает этот порядок обсуждению в Комитете министров, тщательно зарегистрировав всю высказываемую по его поводу критику, и включает ее в журналы Комитета министров, которые затем предает гласности^[424].Публике официально сообщается, что вся государственная политика была до сих пор сплошной ошибкой, если не простым безобразием. Рассматривая положение печати, Комитет министров кается в обскурантизме, а обсуждая законы, касающиеся старообрядцев, заявляет, что они достигли результатов обратных от тех, которые при их издании преследовало правительство. Однако особенной критике подвергаются, в связи с обсуждением положений об усиленной и чрезвычайной охране, действия администрации. По этому поводу уже самый указ 12 декабря утверждал, что власти в России не исполняют закона и не несут за это должной ответственности. Комитет министров развивает эту тему, причем замещающий в нем кн. Мирского его товарищ П.Н.Дурново рисует целую картину русского бесправия и произвола администрации. Он утверждает, что степень пользования правами, предоставленными администрации «Положением об усиленной охране», «находится в непосредственной зависимости от личных взглядов того или иного представителя власти: в одной и той же губернии с переменой губернатора нередко изменялось и отношение к данному вопросу. С течением времени представители административной власти на местах стали применять административную высылку не только к лицам политически неблагонадежным, но и вообще к таким обывателям, поведение которых, по мнению начальства, нарушало спокойное течение общественной жизни».

Охарактеризовав таким образом действия власти, Дурново в столь же черных красках описывал положение населения. «Ни один обыватель, — говорил он, — не может быть уверен в том, что он обеспечен от производства у него обыска или заключения его под арест»^[425].

Не менее решительно высказывался и председатель Комитета Витте. Он упрекал государственную власть в непредусмотрительности и общей неумелости. «Не было, — указывал он, — своевременно понято значение рабочего вопроса; не был уменьшен гнет, тяготеющий над евреями; не было найдено пути к успокоению учащейся молодежи».

Столь необычайное публичное покаяние было тем более странно, что оно не сопровождалось никаким немедленным фактическим изменением действующих законов: все ограничивалось более или менее туманными обещаниями изменить характер власти в будущем.

Получалось, таким образом, определенное впечатление, что в среде правительства один лишь Витте искренно желает изменения системы управления, но бессилен переломить старые порядки, так как фактически не у власти. Поддерживал это мнение сам Витте в своих частых беседах с представителями либеральной оппозиции. Построил он к тому времени свои планы возвращения к власти на создании себе в России столь популярного имени, что ему вынуждены будут передать бразды управления государством. Впечатление это усиливалось еще и от самого способа, избранного для осуществления начал, провозглашенных 12 декабря и до некоторой степени разработанных Комитетом министров, а именно поручение этого дела особо созданным комиссиям, непосредственно не связанным с правительственными органами и возглавляемым наиболее известными своим либерализмом членами Государственного совета. Так, меры к водворению законности в стране было поручено обсудить и выработать комиссии под председательством члена Государственного совета А.А.Сабурова; законы о печати поручено пересмотреть комиссии под председательством Д.Ф.Кобеко. Значительно менее популярное лицо было поставлено во главе комиссии о веротерпимости — гр. А.П.Игнатьев, который, кроме того, был назначен председателем комиссии по пересмотру положений об усиленной и чрезвычайной охране.

Реально работы всех этих комиссий дали ничтожные результаты. Одним лишь законам о печати посчастливилось. Выработанный комиссией Кобеко проект был рассмотрен Государственным советом почти накануне открытия Первой Государственной думы и действовал за сим до самой революции 1917 г. Впрочем, еще до образования комиссии о веротерпимости состоялся указ 17 апреля 1905 г., отменивший почти все стеснения, существовавшие для старообрядцев.

Не подлежит сомнению, что все меры, предположенные указом 12 декабря и отчасти осуществленные на его основании, были по существу не только разумны, но настоятельно необходимы. Законы о печати у нас устарели^[426]. Положения об охранах, в сущности, заключали лишь несколько статей, фактически узаконивающих нарушение административной властью всех законов, ограждающих неприкосновенность личности и жилищ. Законы о старообрядцах давно лишились всякого государственного значения и являлись ничем не оправдываемым утеснением наиболее преданных народным устоям элементов. Что же касается упрочнения законности в стране, то нарушение ее зависело от внедрившихся обычаев и порядков и могло быть обеспечено простым применением тех самых действующих законов, пересмотром коих при этом занялись. Впрочем, в этой области сколько законы ни изменяй, но если общество не доросло до самозащиты от произвола власти, он неминуемо будет проявляться.

Все это так, и тем не менее невозможно согласиться с Витте, говорящим в своих воспоминаниях, что указ 12 декабря 1904 г. «мог бы способствовать успокоению революционного настроения, если бы он получил быстрое, полное, а главное искреннее осуществление».

Действительно, сколь бы далеко ни пошла государственная власть в порядке осуществления начал, изложенных в указе 12 декабря, требования, предъявлявшиеся ей к тому времени общественностью, она осуществить все-таки бы не могла, а если бы действительно осуществила, то привела бы очень скоро к собственному свержению. Последнее доказала в полной мере как попытка идти по этому направлению тотчас после издания Манифеста 17 октября 1905 г., так и фактическое осуществление безграничной свободы Временным правительством 1917 г., весьма успешно давшим себя уничтожить уличной черни, предводительствуемой беспринципными антигосударственными элементами.

Коренная ошибка всех мер, принятых кн. Мирским и отчасти осуществленных Витте, состояла не в них самих, а в том, что они проводились не с целью усовершенствовать государственный порядок, а ради успокоения оппозиционной общественности, и притом в виде уступок ее требованиям.

Не начни кн. Мирский своего управления провозглашением ничем не обусловленного «доверия» обществу, не разрешай он ноябрьского земского съезда, а осуществи по почину самой государственной власти реформы, проведенные в силу указа 12 декабря, и эти реформы были бы всеми государственными элементами страны приветствованы. Но выпустить из рук инициативу реформ, дать возможность оппозиции провозгласить свою программу и затем ограничиться частичным ее исполнением — это значило лишь проявить свою слабость и не уменьшить, а усилить натиск оппозиции.

В результате общественное брожение поднималось как пена в бокале шипучего вина и тянуло за собою те революционные подонки, которые до тех пор таились в подполье, а ныне, смешавшись с этой пеной, стали смело и даже нагло выступать наружу. Возобновились и массовые студенческие беспорядки и демонстрации, совсем было за последние перед этим годы прекратившиеся. В Петербурге они, однако, не приняли широких размеров, но зато в Москве в декабре месяце они настолько разрослись, что пришлось для водворения порядка в городе вызывать кавалерийские части.

Не дремали, разумеется, при этом и революционные элементы, однако деятельность их в эту пору в смысле влияния на рабочие и вообще народные массы не имела еще ощутительных результатов. Толчок народному движению, проявившемуся в Петербурге в начале января 1905 г., был дан организациями, возглавляемыми агентами правительства, alias агентами уже устраненного, но оставившего на местах своих сотрудников Зубатова.