Позывной "Курсант" 2 (СИ) - Барчук Павел - Страница 17

Чекист и правда идиот? Он хочет, чтоб пацан, которому от силы восьмой год пошел, судя по тому, что мы находимся в моменте, когда Витцке стал Реутовым, вспомнил, куда его отец-дипломат спрятал бабло. А уже очевидно, что отец бабло спрятал. Вот чего взгоношились чекисты. И судя по тому, что взгоношились весьма активно, сумма там, походу, и правда значилась нехилая. А вот документы…Представить не могу, что там такое может быть.

Однако, в любом случае, если Бекетов реально считает, будто пацан сейчас ему все расскажет, то это очень глупо. Он, блин, дитё.

— Нет. — говорю я. — Ничего такого не помню.

А вот это интересно… Потому что помнит. Помнит как они ходили в банк. Если я об этом знаю по дедовым воспоминаниям, то и дед просто не может не знать. Или это вообще уже крыша потекла окончательно у нас обоих.

— Точно? — Бекетов двигается ещё ближе. Буквально десять сантиметров, и он залезет мне на голову. — Вспомни, Алексей. От этого зависит судьба твоих родителей. Нам нужно разыскать бумаги. Документы. Очень нужно. И тогда мы их спасем.

Что ты лечишь, гондон ты штопаный! Я чувствую прилив злости. И он опять же мой. Ведь знает, сволочь, что родителей уже нет в живых. Кого там спасать! Брешет деду в наглую. Вот не зря я с опаской отношусь к товарищу старшему майору госбезопасности…

— Точно. — Спокойно говорю я и смотрю уверенно на чекиста.

В общем-то…варианта два. Либо дедуля не так глуп, как может показаться, либо…Либо дедуля не так глуп. Остановимся на первом варианте. Могу ошибаться, но мне кажется, немаловажную роль сыграла реакция Бекетова на рассказ пацана о Льве Никаноровиче и том, что произошло на реке. Насколько я могу судить, Алешу воспитывали в понимании порядочности, честности и принципов. Похоже, он решил, раз сидящий рядом мужик врет про воспитателя, который сто процентов угандошил бедолагу Реутова, то с хрена бы ему верить в чем-то другом. Молодец, дед! Красава!

— Игорь Иванович…– «поп» заходит к нам в комнату. В руках у него небольшой тулуп, и шерстяной платок. — Вот. Можно нарядить его в это. До станции тогда дойдёте спокойно. Лучшего нема́е. И платочком… Платочком повяжите. Платок хороший. От матушки достался.

— Подойдёт! — Чекист с досадой оглядывается на воспитателя. Считает, наверное, что Никанорыч очень не вовремя припёрся со своим тряпьем. — Всяко надежнее, чем это пальтишко. Вы их там голыми еще бы по улице гоняли.

— Вы же знаете, в коммуне мы придерживаемся распоряжений Макаренко. Он считает, что лучше…

— Лев! — Бекетов откровенно злится. — Мне плевать, что считает ваш Макаренко. Его из колонии Горького не просто так попросили. Дай нам договорить.

— Извините. — Воспитатель как-то бестолково топчется на месте и кланяется. Раз пять успел за секунду. Я вижу, что Бекетова он боится. И еще, я вижу, что он его знает. Причем, далеко не с лучшей стороны. Иначе откуда этот страх?

— Алексей…– Бекетов снова поворачивается ко мне, как только «поп» исчезает за дверью. — Значит, давай так договоримся…Для начала, запомни, ты — Алексей Иванович Реутов. Как я и говорил с самого начала. Алеша Витцке утоп. Понял? Утоп в проруби. Это произошло случайно. А мы сейчас с тобой отправимся в другое место. Я справлю тебе документы и жить ты будешь совсем иначе теперь. Главное — тебе обязательно нужно вспомнить то, о чем я спрашивал.

— Вы на самом деле папин друг? — Спрашиваю вдруг я.

Блин…Ну, дед, ё-мое…не подведи. Хотя, какое на хрен «не подведи», если это уже было. Произошло почти девять лет назад. Прошлое ведь не изменишь. Я всего лишь вижу воспоминание.

— Конечно! — Бекетов расцветает маской розой. — Мы с твоим папой были лучшими друзьями. И маму я тоже знал.

— Так отчего Вы не спросите у них? — Выдаю я. — Они ведь арестованы. Да? Мне в коммуне сказали так. Сказали, что арестованы. И все. Больше никаких подробностей. Но Вы ведь можете спросить папу, если это такие важные бумаги.

Я смотрю на Бекетова и по его физиономии вижу, он сильно жалеет, что пацан стоумовый оказался. Не знаю, чего чекист ждал? Если реально знаком с родителями, должен понимать, они воспитывали сына хорошо. Во всех смыслах хорошо. А за год жизни среди беспризорников и малолетних преступников стать кретином сложновато, если от природы башка нормально варит.

— Видишь ли…Нет возможности. Пока нет. Твоего папу арестовали именно из-за этих бумаг. И если мы их добудем, или хотя бы, если ты сможешь вспомнить хоть какие-то детали…папу отпустят. Все. Давай одевайся. Нам пора.

Бекетов встает с табуретки и хлопает ладонями себя по бедрам. Он не в форме. По гражданке одет. Не определишь, кем сейчас является будущий старший майор госбезопасности.

Я беру тулуп, который воспитатель бросил перед тем как выйти прямо на пол. Натягиваю его на себя. Опускаю голову и смотрю на ноги. Валенки? Видимо, тоже «поп» подсуетился.

А потом слышу, как Бекетов, подойдя к двери, которая отделяет основную комнату от сеней, тихо говорит воспитателю.

— Мы уходим. В коммуне скажешь, что утопли оба. И смотри мне! — Чекист сует кулак под нос Льву Никанорычу. — Ты знаешь, на что я способен, когда зол. Поэтому в твоих интересах, чтоб я не разозлился.

— Уверены? — «Поп» осторожно выглядывает из-за плеча Бекетова и смотрит на меня. Я моментально изображаю максимальную занятость тулупом, который упорно не желает застегиваться. К тому же, он мне немного великоват. — Вы же сначала хотели только поговорить…

— Не твое собачье дело! — Рыкает на него Игорь Иванович. Потом поворачивается и тоже смотрит на меня добрым взглядом.

— Реутов! Реутов! Собака ты сутулая…Проснись! Проснись, говорю, хватит мычать. И без того ссыкатно чего-то…Особенно после личных бесед с товарищами чекистами… Чтоб им пусто было… Сволочи…Реутов!

Меня активно и очень упорно трясли за плечо. Я открыл глаза, но в этот раз не потому что сон прервался сам. Ни хрена подобного. А потому что, наклонившись, надо мной стоял Подкидыш и совершенно скотским образом меня будил. Ему это удалось. На самом интересном месте!

— Чего тебе? — Я несколько раз моргнул, пытаясь сфокусировать взгляд. Потом протёр глаза рукой. В них будто песка насыпали.

— Слушай… Поговорить хочу. Насчет всего, что случилось. Есть подозрение, среди нас — крыса. — Подкидыш оглянулся на остальных пацанов, которые благополучно спали. — Вот они чего нас по очереди и допрашивали. Понял? По одному заводили в кабинет. И херню всякую вызнать пытались. Про тебя с Зайцем. А чего там пытаться. Да? Зайца кто угодно подрезать мог. Ты при чем? Тебя вообще не было. Крыса! Точно говорю. Напела эта тварь чекистам какой-то херни.

— Вань… Вот ты не знаешь, конечно, такой истории. Я тебе расскажу. Чтоб была понятна аналогия. Один человек ехал в поезде. Известный человек. Допустим… — Я задумался, пытаясь сообразить, кем заменить героя этого анекдота. Мой взгляд упал на Марка. — Вот! Бернес, только настоящий. К нему зашла… тётка зашла… и сказала, мол, вы аккуратнее, а то у нас воруют. В итоге все пассажиры спали, а Бернес всю ночь караулил шмотки свои.

— Так… — Подкидыш с серьёзным лицом уселся на край моей постели. Сложил руки. Судя по внешнему виду, приготовился слушать.

— Что «так»? Смысл понял? Нет?

— Ни черта не понял. — Ванька смущённо почесал пальцем бровь. — а в чем смысл? И это… Слово какое-то… Аналогия твоя… Матерное что ли?

— Смысл, Иван, в следующем. Ты на хрена меня разбудил со своей новостью пол крысу? Чтоб я до утра думал, кто это может быть? Итак понятно, без твоих ночных откровений, крыса имеется. И свали с моей кровати! — Я ногой спихнул Подкидыша.

— Так у меня есть версия, кто это. — Ванька обиженно надулся. — Ну, если неинтересно… То, конечно…

— Да мляха муха…– Я сел, покрутил головой по сторонам, пытаясь словится, где нам лучше поговорить. — Идём на улицу. Там никто не услышит.

— Нет уж… — Раздался бас со стороны Лёнькиной кровати. — Давай при всех.

— А то ж! — Корчагин поднял голову. — Ишь чего удумали. Посидят, потрепятся на крылечке, а нам потом, как Зайцу. Ножичком под ребро.