Маленькая Птичка большого полета (СИ) - Тулина Светлана - Страница 12

В спальной комнате гедиклис было не так уж и темно — во всяком случае, пробираясь к выходу, Кюджюкбиркус ни разу не споткнулась ни о чье разметавшееся во сне тело. Жидкого предрассветного сумрака, что сочился сквозь ажурную деревянную решетку выходящих во дворик окон, вполне хватало. И Кюджюкбиркус в который раз порадовалась тому, что ничтожным гедиклис по статусу не положено всю ночь наслаждаться ароматом цветущих лиан, чьими побегами заплетены окна общих спален более привилегированных наложниц, отдельных, пусть и крохотных, комнатушек икбал и куда более роскошных покоев высокостатусных кадине. У ничтожности есть свои преимущества, и умная перчатка умеет ценить их и быть благодарной богине. Ведь густые лианы дарили не только аромат, но и тень, и ночью в покоях старших наложниц было хоть глаз выколи.

Ловко балансируя на цыпочках и удерживая на голове сверток с одеждой, Кюджюкбиркус протанцевала к выходу между посапывающих или громко храпящих гедиклис, бесшумная и никем не замеченная, где перешагивая, а где и перепрыгивая смутно, но все-таки различимые в предрассветном полумраке препятствия. Это вовсе не трудно было для той, кого папа-Рит почти год гонял по «лабиринту со змеями». Там, пожалуй что, было и потемнее, под затянутой на глазах кожаной-то повязкой!

И что с того, что роли змей исполняли джутовые веревки, в беспорядке разбросанные по полу? Только и радости, что они не могли тебя укусить, если случайно наступишь на какую или заденешь ненароком. Зато сколько раз наступила или задела — столько раз и получишь после тренировки хлестких ударов пониже спины. Той же самой джутовой веревкой и получишь! Быстро научишься ходить осторожно и тем самым нахлестанным местом чувствовать, куда не следует ставить ногу.

Во дворике было почти светло — во всяком случае, так Кюджюкбиркус показалось после темного коридора. По нему каждое утро пробираться приходилось буквально на ощупь, хорошо хоть там можно было не опасаться на кого-нибудь наступить. Как и большая часть гедиклис, Кюджюкбиркус спала голышом и не находила в этом ничего необычного — кто же спит одетым? Но вот танцевать голышом, без стесняющего движения верхнего платья, без путающего ноги чурибара, даже без набедренной повязки-лангота, — это поначалу действительно казалось ей хотя и восхитительно-удобным, однако же странным и непривычным.

Но тут так принято. Такие правила, ни у одной из наложниц и ни у единого евнуха Кюджюкбиркус не видела ничего, хотя бы отдаленно напоминающего лангот, по слухам их во дворце султана не носят даже мужчины, а кто такая Кюджюкбиркус, чтобы приходить в чужой храм со своими статуями?

Поеживаясь от утренней прохлады и зевая, Кюджюкбиркус сложила одежду на каменной скамье у входа, не удержалась, погладила рукой тонкий хлопок. Ах, какая ткань! Не шелк, конечно, шелк не положен гедиклис, не доросли и не заслужили, но и хлопок здешний ничуть не хуже — нежный и мягкий, словно шкурка новорожденного барашка. Да и сама одежда красоты несказанной, Шветстри о такой и мечтать не смела! Не детская юбка-лонга из двух полосок ткани, лишь на бедрах и скрепленных, — настоящие взрослые сальвари! Да еще такие роскошные, тончайшие, с изящным орнаментом и бисерной вышивкой по поясу! Верхняя рубашка, правда, на полноценный камиз походила мало, скорее на детскую чоли, оставляющую открытым весь живот, но так здесь многие ходят, даже и из старших наложниц, ничего в том зазорного, и их чоли разве что изукрашены гуще да нитями золотыми прошиты так, что богатого алого шелка почти и не видать. И не бисером на них узоры выложены, а настоящими перлами да смарагдами. Красота несказанная, но танцевать в таком будет сложно, это Кюджюкбиркус уже заранее огорчает.

Но танцевать придется. Потому что скоро, очень скоро и у Кюджюкбиркус будет алый халат с жемчугами да золотыми вышивками. А пока лучше поберечь то, что уже имеешь — кто его знает, когда гедиклис получит следующую обновку, да еще такую красивую!

Все еще позевывая, Кюджюкбиркус подошла к фонтану — в дворике младшего гарема фонтан был небольшим и не бил вверх, как, по слухам, в Запретном Саду, где имели право гулять и наслаждаться роскошью прохладной тени под густой сенью фруктовых деревьев только любимые жены султана. В дворике младшего гарема все было намного проще, и фонтан тоже. Полукруглая чаша, выдающаяся из стены на полшага, не более, и струйка воды, что в нее стекает, не толще стебелька нарцисса. Но чаша глубокая, а вода в ней достаточно холодная, чтобы прогнать остатки сонной одури.

Вытираться Кюджюкбиркус не стала, знала по опыту, что кожа высохнет мигом, стоит только начать танцевать.

______________________

ПРИМЕЧАНИЯ

Лонга — юбка из двух прямоугольных кусков ткани, скрепляемая только пояском на бедрах. как правило, относилась к детской одежде.

Сальвари — свободные штаны с приспущенным поясом на жесткой кокетке, широкие в бедрах. присборенные на икрах и идущие в обтяжку на голенях до щиколоток.

Камиз — верхняя рубаха типа туники, до середины бедра.

Чоли — детская укороченная рубашечка, напоминающая топик, оставляет открытым живот.

Лангот — набедренная повязка, в Индии носили как мужчины, так и женщины.

Чурибара — широкие сверху и сособоренные у щиколоток штаны.

Чиптамаранг — крупный и сладкий мандарин.

Кюджюкбиркус — маленькая птичка.

Шветстри — белая женщина.

Валиде — мать правящего султана.

Шахзаде — сын султана.

Хасеки — любимая жена или наложница султана, мать наследника.

гедзе — та, на которую султан или шахзаде бросил благосклонный взгляд, выделив из прочих, но пока не пригласил переступить порога своей спальни.

икбал — наложница, которую султан один раз почтил своим вниманием и позволил переступить порог своей спальни.

кадине — мать сына султана.

Кёсем — единственная, самая любимая жена или наложница султана.

гедиклис — младшие ученицы в школе наложниц.

калфу — наставницы в школе наложниц.

Кызляр-агасы — старший евнух.

Дар-ас-Саадет — Сад Наслаждений и Цветов, Сад Тысячи Наслаждений, женская часть дворца.

илыклык — первый, “холодный” зал банного отделения, с фонтаном и скамейками для отдыха.

Харарет — горячий банный зал со специальным нагретым массажным столом из цельного камня.

хола — детская одежда, что-то вроде открытой короткой туники.

Хасеки Кёсем, прошлое которой стерто

___________________________________

Кёсем смотрела, как в пустом внутреннем дворике танцует обнаженная девочка.

Смотрела почти открыто, не опасаясь, что ее присутствие обнаружат — маленькая танцовщица слишком увлечена, а оконный проем, у края которого стояла слившаяся со стеной Кёсем, слишком глубок и темен. Да и не смотрит девочка вверх, вот когда перейдет к подтягиванию на перилах балкона — тогда да, тогда лучше отступить поглубже в комнату, если имеешь желание остаться незамеченной. Балкончик расположен как раз напротив окна, да и рассвет накатывает стремительной приливной волной, и скоро даже глубокая оконная ниша перестанет быть надежным укрытием.

Про Кёсем среди обитательниц Дома Счастья ходило много слухов самого разнообразного толка. Часть из них зарождалась сама собой, и были те слухи не всегда приятны, другие же она сама распускала вполне сознательно, и это были полезные слухи. Пустить слух не так уж и сложно, если хорошо знаешь, на что способна та или иная наложница и кому из них достаточно лишь шепнуть что-нибудь по большому секрету — чтобы завтра об этом говорил весь гарем.

Кёсем знала.

Слух о том, что великая Кёсем знает все про всех и никогда не спит, был из самозародившихся, но полезных, и Кёсем не спешила его пресекать. Скорее поддерживала. Чему немало способствовала привычка спать урывками и вполглаза, просыпаясь от малейшего намека на опасность — а в гареме любая необычность, любое самое легкое нарушение налаженного распорядка могут оказаться опасными, и не просто опасными, а смертельно. Тот, кто спит внимательно и не расслабляясь, имеет куда больше шансов проснуться живым. И просыпаться снова и снова, долго и счастливо.