Лихолетье (СИ) - Романов Герман Иванович - Страница 31

— Это очень трудно, коллеги — мы не имеем официального признания со стороны союзников, это раз. Во-вторых; хоть я и министр иностранных дел, но послы даже в Китае и Японии, а это сопредельные страны, отказываются признавать наше правительство. А без этого подчинения разве может быть признание со стороны, как вы выразились, держав⁈

— А чтобы иметь признание, необходимо декларировать независимость Сибири, о чем речь фактически и идет. Но объявив об этом, мы станем сепаратистами в глазах всего русского общества. Хотя, не скрою, значительная часть сибиряков, если не большая, поддержит нас в этом решении, пока не забылось правление большевиков.

Серебренников говорил очень осторожно, поглядывая на Вологодского. О «декларации независимости» речь заходила несколько раз, но они останавливали разговор, понимая, что тот может зайти слишком далеко. И Патушинский теперь решился претворить часть планов в жизнь, момент, как говорится, вполне назрел.

— Я думаю, что «Декларацию независимости» нужно принять немедленно. Обоснование простое — мы предложили несколько раз большевикам перемирие с целью подготовки нового созыва Учредительного Собрания — Москва проигнорировала наши требования, объявив «наймитами капитала» — придумали же название. А потому у нас не остается выбора, как дистанцироваться от узурпаторов, скажем так. А так как нет легитимной и состоятельной Всероссийской власти, то до появления таковой Сибирь становится самостоятельной не только де-факто, но и де-юре. Но понимая ответственность за будущее России, и сохраняя правопреемственность, наше правительство частично принимает на себя прежние обязательства. Это продолжение войны с Германией и ее союзниками, что мы уже сделали, и берем на себя выплату значительной части долгов царского и Временного правительства. Но с рядом договоренностей по ним — это официальное признание Сибирской Федерации со стороны союзников, отсрочка выплат до окончания войны. За нами признается право получения части нашей доли репараций и контрибуции, которые будут наложены на страны «Четвертного Союза». Германия уже терпит поражение в войне — вопрос только во времени, причем короткого. Думаю, в начале ноября война будет закончена.

— Ваши прогнозы порой удивительно точны, Григорий Борисович, так что не рискну с вами спорить, — вымученно улыбнулся Вологодский. — Но ваши предложения, я думаю, вполне отвечают нынешнему моменту.

— Признание будет — так называемые союзники заинтересованы в расчленении России на множество мелких, зависимых от них, государств. Кстати, они этого и не скрывают. Было большой ошибкой воевать за интересы Британии и Франции — для четырех империй это стало коллективным самоубийством. Поверьте, так оно и будет…

— На России мы в том уже убедились, — улыбка у Вологодского вышла кривоватой, а вот Серебренников помрачнел. — Теперь очередь за Германией, Австрией и Турцией. Как вы сказали — к началу ноября?

— Не позже — наступление на Париж провалилось, на Западный фронт прибывают американские дивизии. И учтите — одна бригада 1-й чешской дивизии уже в Самаре, там появилось правительство Комитета Учредительного Собрания, идет формирование войск КОМУЧ, как они себя именуют. Вторая бригада продвигается на Екатеринбург, уже на подступах к городу. Эшелонами отправляется еще одна дивизия из Приморья — к середине июля она будет полностью переброшена к Волге, этого требует Антанта. Для освобождения от большевицкой власти Урала мы выдвинули две бригады, все что у нас есть. Пусть чехи воюют, сибиряки от войны устали, но демонстрировать наши намерения мы будем, особенно после признания. И на западе в первую очередь — только тогда там будет сформирован прочный фронт.

Патушинский остановился, отпил воды из стакана. Он знал ход истории, но здесь события понеслись вскачь, если так можно сказать. Слишком быстро рухнула советская власть от Челябинска до Владивостока, стоило захватить Иркутск в первый день мятежа. И хотя в восточной части Забайкалья и на Амуре еще шли бои, но в их конечном исходе никто не сомневался. Причем практически обошлись без помощи интервентов, если не считать чехов. Но теперь в них нет нужды, нужно как можно скорее «сплавить» корпус за уральские хребты, раз он так нужен Антанте. Пусть отправляются в северные порты, и оттуда их вывозят транспортами морем куда угодно.

— Что касается настойчивых предложений японцев, то нужно прямо сказать Антанте, что их присутствие в Приморье и Амурской области лишит страны кредиторы выплат в золоте. Мы их приглашать к себе не намерены, так что нажим на Токио будет обеспечен.

— Японцы не успокоятся, Григорий Борисович, и усилят на нас нажим. Их интересует Приморье и северная часть нашего Сахалина. «Помощь» нам лишь предлог для введения войск с последующей оккупацией…

— Хрен им в зубы, Петр Васильевич, вы уж меня простите. Дай им за палец ухватится зубами, всю руку отгрызут. Но можно предложить им сделку — поверьте, от такого щедрого предложения узкоглазые не откажутся!

Интервенты проводят парад во Владивостоке в 1918 году — «новые хозяева». Все как в поговорке — каждой твари по паре…

Глава 28

— И в чем же суть щедрого предложения нашим воинственным соседям?

Ивана Иннокентьевича заинтриговали недоговорки Патушинского, а его удивительное политическое чутье и потрясающее предвиденье грядущих событий уже не удивляло, как прежде, а воспринималось им, как и спросившим Вологодским, как должное. И теперь с растущим напряжением ожидал ответа, так как Григорий Борисович, по своему обыкновению с ним не торопился, медленно раскуривая папиросу.

Эта вредное для здоровья занятие прощалось ему даже Петром Васильевичем, который ему одному дозволял курить в своем присутствии, правда, при этом предлагал отодвинуть кресло. «Министр-председатель» нуждался в лечении, врачи нашли у него признаки появляющейся чахотки. Но вид курящего Патушинского почему-то его успокаивал, как и Ивана Иннокентьевича — по опыту они знали, что если тот не курит, то непременно жди гадостей от каких-нибудь событий или неприятных известий. Да и сам Григорий Борисович радикально изменился по своему прежде вздорному и сварливому характеру — теперь он стал образцом выдержки, терпеливости, доброжелательности, искреннего участия. И как никто лучше мог «подхватить» чужую мысль, довести ее до совершенства и при этом не «присваивать», что было крайне необыкновенно и внушало нешуточное уважение.

— К-В-Ж-Д.

В напряженной тишине негромко произнес Патушинский, тщательно выделяя каждую букву, известную аббревиатуру. И усмехнувшись, стал объяснять, поглядывая на ошарашенного Вологодского. Да и самому Серебренникову стало немного не по себе — то во что Россия вкладывала многие десятки миллионов рублей золотом, предлагалось отдать «добрым соседям», с которыми совсем недавно ожесточенно воевали в Маньчжурии, и героически отстаивали осажденный Порт-Артур.

— Ее необходимо «впарить» как можно быстрее нашим желтолицым «соседушкам». Кусок как раз не по их ротку — вырывать начнут, как кость у дворовой собаки. Удивительное будет действо! Приятно будет посмотреть на рычание голодных псов.

— Но зачем, если КВЖД начала с начала войны приносить прибыль? Нет ни малейших убытков вот уже три года, — Серебренников ахнул, он хорошо знал баланс на этой важнейшей железнодорожной магистрали, идущей от Владивостока через всю Маньчжурию в Забайкалье.

— Вот потому и продать, сейчас активы на подъеме, за них дадут хорошую цену. Пока они не превратились в пассивы, как только война окончится. И как только мы намекнем Японии о нашем желании, то поверьте — косоглазые живо откажутся от притязаний на Приморье. КВЖД для них прямой путь к экономическому закабалению огромной Маньчжурии, а через нее и самого Китая, «дверь» в который будет распахнута. Это ведь невероятные перспективы для обогащения островной империи — сами посудите.