Цена памяти (СИ) - "Feel_alive" - Страница 40
- Предыдущая
- 40/112
- Следующая
Ей тяжело смотреть на него, но вместе с тем она не способна отвести взгляд.
По крайней мере, не сейчас.
Гермиона видит, что вопрос сбивает его с толку, и он долго молчит, прежде чем ответить. Она не знает, как нашла в себе силы задать этот вопрос. Просто теперь кажется глупым скрывать от него, что она вспомнила.
У них, кажется, были какие-то отношения. И Гермионе необходимо понять их природу.
— Мы много чего делали вместе, — наконец бормочет Малфой, а после поднимает голову и впивается в неё пронзительным взглядом. — Мы спали, целовались, обнимались, занимались сексом, разговаривали и… — он замолкает на полуслове.
— …Ругались, — дрожащим голосом перебивает Гермиона, и уголки губ Малфоя дёргаются, будто он сдерживает улыбку.
— Да, мы всегда много ругались, Грейнджер.
Теснота охватывает её горло, спирая дыхание.
— Я не могу поверить, что забыла это всё, — бормочет она и вдруг чувствует резкую боль, пробившую затылок.
Гермиона сжимает пальцами переносицу, прикрывая глаза, и втягивает воздух, рвано вздыхая.
Малфой замечает, как она поменялась в лице, и тревожным голосом спрашивает:
— Тебе больно?
— Голова… Голова раскалывается, — Гермиона морщится и отводит волосы с лица, слегка массируя виски. — Целители предупреждали, что так будет, и уговаривали меня остаться, — она замолкает на пару мгновений, стараясь собраться с мыслями, и затем снова смотрит на Малфоя: — Я вспомнила. Все те отрывки, которые казались снами, фантазиями, игрой воображения, — всё это было на самом деле, ведь так?
Малфой неопределённо пожимает плечами:
— Получается, что так.
Он смотрит так, словно без остановки сканирует её взглядом, и от этого в животе Гермионы образуется тугой узел.
— Мне сложно уложить это всё в голове, — признаётся она. — Особенно сейчас.
Малфой хмурится.
— Я виноват, — он цокает языком, — я рассказал тебе слишком много, — сердито проговаривает он, и на лице проступает злое выражение. — Мне нужно было быть аккуратнее. Я разозлился, что ты ничего не вспомнила, но это был перебор, я не должен был… — Малфой шумно выдыхает и сжимает кулаки, оковы натягиваются, но он сдерживает себя, чтобы не вызвать очередной всплеск магии.
Его глаза темнеют от злости, и желваки на челюсти выделяются так явно, что Гермиона то и дело фиксирует на них взгляд, не в силах отвлечься.
— Это не твоя вина, — механически произносит она, не зная, что ещё сказать.
Малфоя передёргивает, и он опускает голову, смотря в столешницу.
— Ты всегда так говоришь, — роняет он, но не спорит, а лишь спрашивает: — Что именно ты вспомнила?
Новая волна мурашек рассыпается по коже, и Гермиона быстро сжимает и разжимает кулаки, чтобы справиться с дрожью в руках. Она глубоко вздыхает.
— Я вспомнила смерть Снейпа и его воспоминания, — она вдруг слегка улыбается, потому что ситуация слишком иронична: воспоминания Снейпа вернулись к ней раньше собственных. — Я помню то, что было после.
Гермиона знает, что краснеет от смущения, но не может справиться с собой. Воспоминания о произошедшем слишком яркие и чувственные, это в равной мере смущает, сбивает с толку и… расстраивает. Гермионе больно и страшно от того факта, что она не помнила о случившемся целый год.
Малфой вновь поднимает на неё взгляд.
Она осторожно смотрит в ответ и пытается понять, о чём он думает, но даже с учётом всех доступных воспоминаний Драко Малфой всё ещё остаётся для неё загадкой.
— Что насчёт тридцатого июня? Воспоминания прояснились? — лёгкая ухмылка скользит по его губам.
Гермиона смущённо кивает:
— Да.
— Тот раз, когда я принёс планы поместья Лестрейнджей?
— Угу. — Его глаза блестят, и, прежде чем он задаст ещё один неловкий вопрос, Гермиона произносит: — И то, что было до этого. И про дом Тонкс, — она пытается аккуратно подобрать слова. — И про то, как я рассказывала тебе про Тедди, и потом, когда мы обсуждали планы Пожирателей и…
— Победу над драконом.
— Да, победу над драконом, — повторяет она и опускает голову, не в силах больше вынести его цепкий взгляд. — И я вспомнила про портрет. Почему ты не говорил мне про крестраж?
Гермиона быстро смотрит на него сквозь опущенные ресницы, замечая, как его выражение лица становится менее расслабленным.
Положа руку на сердце, Гермиона понимает, что тема крестража — наименее волнующая из всех. Она вспомнила так много сумбурных событий, которые у неё пока даже не было шанса уложить в голове. И всё, что связано с войной, сейчас кажется лишь фоном её собственной жизни, которую она открывает заново.
Но Гермионе важно понять все детали, поэтому, чтобы избежать дальнейшего смущения, на некоторое время она уводит разговор в сторону.
— Ты сама должна была вспомнить про него, — глухо начинает Малфой. — Вся тема с крестражем могла потянуть за собой слишком много вопросов и домыслов. Ты не поднимала эту тему, и я понял, что ты не помнила про его существование.
Гермиона раздумывает пару мгновений и неуверенно отвечает:
— Может быть, и помнила. Я не понимаю теперь… Я будто бы знала, что крестраж есть, но не помню, как обсуждала это с кем-либо.
— Возможно, пока действие Обливиэйта было сильным, твоя память продолжала выталкивать воспоминания о нём.
— Но почему?
Малфой, насколько позволяют оковы, разводит руками.
— Воспоминания были связаны со мной, так как именно я рассказал тебе о портрете.
— Связаны с тобой… — Гермиона хмурится, обдумывая его слова. — У тебя есть причины думать, что из моей памяти удалили именно то, что касается тебя?
Он дёргает подбородком, смотря на неё с сомнением.
— Ну, это и так было очевидно, разве нет?
— Я привыкла думать не только об очевидных вариантах, — бормочет Гермиона и видит, как Малфой едва заметно усмехается. Она прикрывает глаза, чувствуя, как его вид вызывает новую вспышку боли в висках. Склонив голову, Гермиона произносит: — Я помнила то, что мне рассказывал Гарри. Про воспоминания, которые он получил от Снейпа. Про то, что он сам оказался крестражем. Но после всего произошедшего мы никогда не обсуждали, как именно ему удалось… выжить.
— И ты ничего не помнишь о финальной битве?
Гермиона качает головой, чувствуя себя вконец опустошённой.
— Я помню, как очнулась в палате. Тогда я узнала, что прошло три недели после битвы, и затем почерпнула основные факты из газет, которые целители быстро отобрали у меня, — она криво усмехается. — После мы мало с кем говорили о случившемся.
Он кидает быстрый взгляд куда-то поверх её головы.
— Многие и не знали.
— В смысле?
— Когда вы поняли, что поиск крестража должен быть в секрете, об этом стало запрещено говорить. Не так много людей знали, что это портрет. А чей именно, знали только ты, я, Поттер, Уизли и Бруствер, — Малфой кусает щёку изнутри и щурится. — А по поводу Поттера… только он сам в курсе, как вообще ему это удалось. Чёртов везунчик.
Малфой закатывает глаза, и его челюсть заметно напрягается, он поджимает губы, и на лице застывает одновременно сердитое и тоскливое выражение.
В его взгляде Гермиона видит нечто знакомое. Такое, что она явно должна бы различить, но никак не могла узнать. Она всё смотрит и смотрит на него и, только когда это становится почти неловким, мотает головой и неуверенно просит:
— Расскажи мне больше про крестраж.
Малфой вздрагивает.
— Я не уверен, что могу сказать. Всё связано. Эти воспоминания подтянут за собой другие, и…
— Так этого мы и добиваемся, Драко! — не удержавшись, вскрикивает Гермиона и сжимает кулаки так сильно, что ногти болезненно впиваются в ладони.
Он сужает глаза то ли от её выпада, то ли от того, что она впервые за всё время назвала его по имени. Оно вырвалось неосознанно, и Гермиона почти смущается, когда Малфой напряжённо говорит:
— Грейнджер, ты можешь пойти к Поттеру или Брустверу, и они расскажут тебе подробности, но… — он медлит, подбирая слова, — после произошедшего в прошлый раз я настаиваю, что тебе не стоит торопиться.
- Предыдущая
- 40/112
- Следующая