Следак 4 (СИ) - Живцов Николай - Страница 12

— Ну, с Новым годом! — произнес тост оперативный дежурный, когда куранты по радио пробили двенадцать раз.

Пили мы не рабоче-крестьянскую водку, а благородное шампанское. Чисто символически по половине граненного стакана каждому. Хотя возможно водку мне просто не показали. Опасались, что настучу, я ведь теперь особа, приближенная к небожителям. Кузнецов с Котляр, уверен, в красках расписали встречу в ресторане всем присутствующим. А здесь помимо двух человек из ДЧ, СОГ и водителя был и наряд ППС, заехавший в отдел на огонек.

В общем, я почувствовал себя чужим среди коллег, спасибо Котляр, которая продолжала пытаться меня поддеть.

— Альберт, что ты ждешь от нового 1977 года? — настойчиво повторила она свой вопрос.

В первый раз я его проигнорировал, так как он был более развернутый с упоминанием Москвы. Не хочу я ей объяснять, что это простая командировка, а не перевод. Задолбала. Вот вернусь, пусть позлорадствует, что меня выкинули из столицы, может, хоть успокоится.

— Новой Конституции жду, — разговоры за столом сразу стихли, все удивлено уставились на меня.

— А что со старой не так? — спросила за всех Котляр.

— То, что она старая. Страна сорок лет живет со сталинской Конституцией и никого из юристов это не волнует. Вот и вам, вижу, это по барабану, — обличил я их, после чего удалился к себе в кабинет, где и проспал, никем не потревоженный, до самого утра. Журбина все же не обманула.

Сдав дежурство Войченко, я поспешил домой. Выходные были расписаны по часам. Причем не мной, а Алиной. Невесте требовалось внимание жениха, которым он ее не баловал. Тогда она и решила урвать свое за эти три дня. Так что четвертого января я появился на работе так полноценно и не отдохнув. Родители Алины уехали к родственникам, и девушку никто не ограничивал в общении со мной. Вот и она себя не ограничивала.

— Илья Юрьевич, рад вас видеть, — поздоровался я с Головачевым, не особо смело входя в его кабинет на утреннюю оперативку. Все-таки это из-за меня человек оказался на больничной койке.

— И я тебя тоже, Альберт, рад видеть, — вроде бы ровно ответил он мне. — Проходи, чего застыл у стены? — меня не надо уговаривать, и я уселся в кресло напротив выздоровевшего начальника.

— Как он тут без меня, дисциплину и субординацию сильно нарушал? — спросил подполковник у Курбанова.

Следователи дружно рассмеялись, особенно громко Панкеев с Акимовой, а вот я напрягся.

— Если не считать совместной операции с городским ОБХСС, о которой меня поставили в известность намного позже, чем нужно, и левого уголовного дела об оскорблении, которое он в отдел притащил тоже без моего ведома, то можно сказать, что Чапыра вел себя образцово, — похвалил меня майор.

— Ладно, об этих делах позже мне оба доложите, — не стал пока на них заострять внимание Головачев. Скорее всего, уже о них знал, хотя бы вкратце, а подробности могли и подождать.

Так все и оказалось, что открылось при разговоре, который состоялся сразу после оперативки.

— Есть мысли зачем тебя к себе Мурашов вызывает? — напоследок спросил меня Головачев.

— Никаких, — честно признался я.

— Вот что, Альберт, прошу тебя только об одном — в Москве ни во что не ввязывайся. Веди себя тише воды, ниже травы. Прежде чем что-то сделать десять раз подумай и все равно лучше воздержись. Это в первую очередь в твоих интересах. Я-то как-нибудь твои выкрутасы переживу, тренированный уже, а вот сможешь ли пережить их без последствий ты? — подполковник сделал многозначительную паузу. — Удача — девка ветреная. Может отвернуться в любой момент. И я вряд ли смогу тебе помочь. Против столичных я никто.

А следующим вечером, в среду, я садился в поезд. Поцеловав, провожающую меня Алину, я пообещал ей вернуться уже в воскресенье.

— Быстро обернусь, не успеешь соскучиться, — подбодрил я ее, а то девушка отчего-то сильно нервничала и уговаривала меня не ехать в столицу, как-будто я мог отменить командировку.

Как-то не сложилось у меня с поездами в этом времени, не могу спокойно проехать из пункта «А» в пункт «Б», обязательно найду себе развлечение в пути. Вот и в этот раз, когда до Казанского вокзала оставалось ехать не больше часа, я ранним утром возвращался в свое купе из туалета и краем глаза зацепился за примеряющую рыжую шубу женщину в соседнем купе, дверь которого была немного сдвинута в сторону. Заинтересовавшись, невольно притормозил и прислушался:

— В Москву везу на продажу, там не меньше чем за три тысячи отдам, а тебе готов за две с половиной уступить, — говорил мужчина.

— Дорого как-то, — сомневалась женщина, но по голосу было слышно, что уж очень ей хочется купить эту дорогую шубу.

— Так это не какой-то там советский мутон и даже не каракуль, а скандинавский песец! — услышав то же, что и я, продавец начал напирать. — Длинная, при твоем росте она тебе аккурат по щиколотку, с сапогами на высоком каблуке самое то будет смотреться. А еще с капюшоном! Да ты такую шубу нигде больше не найдешь — эксклюзив! К тому же фирма, вон смотри, тут и этикетка есть!

Нестерпимо захотелось взглянуть на продавца. Я сделал несколько шагов в ту сторону, откуда пришел, затем развернулся и вновь прошел мимо заинтересовавшего меня купе. Из-за того, что мужик сидел, рост определить не удалось, но его лицо было гладко выбрито и на вид я бы ему дал не больше сорока. А вот усов не было. Но их отсутствие ничего не говорило, впрочем, как и наличие рыжей шубы. Могло быть обычное совпадение, но и вероятность того, что я наткнулся на похитителя шуб тоже пока рано было отсекать.

Запутавшись в умозаключениях, я пошел к проводнику узнавать, где пассажир из пятого купе сел в поезд. Демонстрация красных корочек помогла.

— В Энске, значит, спасибо, — поблагодарил я встревоженную женщину-проводника.

— А что он сделал? — игнорируя ее любопытство и не слушая отговорок о важности приема грязного белья от пассажиров, потащил ее к начальнику поезда. Чисто для того, чтобы она не разболтала о моем интересе к отдельному пассажиру или не насторожила его косыми взглядами. Женщины из-за своей излишней эмоциональности хранить секреты совершенно не способны. Вот и пришлось принять превентивные меры.

Сотрудников милиции в эти тихие советские времена в поезде не оказалось, но повезло с начальником поезда, он принял мое появление в штабном вагоне всерьез и без препирательств связался с линейным отделом, так что в Москве нас должны были уже ждать.

Вернувшись в свой вагон, я занял место так, чтобы заблокировать подозреваемому отступление. Народу в коридоре уже набилось, все ждали команду на выход.

Чуйка у предполагаемого жулика оказалась развитой, он попытался покинуть поезд из другого вагона. Но я перегородил ему путь, когда он, выйдя из своего купе, повернул в сторону не того тамбура. А тут и московские коллеги подоспели, зайдя в вагон с перрона.

— Граждане, вернитесь все в свои купе! Идет проверка документов! Выходить из вагона никому нельзя! — закричали они из тамбура в забитый людьми узкий коридор.

— Безобразие! А это надолго⁈ Мне на другой поезд надо успеть! — все возмущались, но послушно затаскивали свои чемоданы с баулами обратно.

Документы по моему знаку начали проверять с пятого купе. В нем оказалось двое пассажиров: мужчина и женщина. Мысленно посетовав на то, что свидетелей их сделки не было, я сконцентрировал свое внимание на подозреваемом.

Предполагаемый жулик не метался испуганно по трем квадратным метрам, не прожигал меня ненавидящим взглядом, а спокойно сидел на нижней полке и безразлично взирал на творимый ментами беспредел. Свой паспорт он дал сержанту без какого-либо недовольства. Я тоже заглянул в документ — Гринев Алексей Викторович, прописан в Рязани.

Зато женщина встретила нас в штыки, окатила холодом и презрением. Лет около пятидесяти, ярко накрашенные глаза и губы, заштрихованные пудрой огрехи кожи, химия на голове и рыжая шуба. Уже успела надеть на себя обновку. И паспорт она предъявлять отказалась.