Если ты простишь (СИ) - Шнайдер Анна - Страница 34

— Ты знаешь. Я ищу работу.

— Я про другое! С Вадимом ты что собираешься делать?

— А что с ним можно сделать? — уныло вздохнула я. — Он не хочет больше быть со мной. Не желает прощать.

— Ну, такое хрен простишь. В общем, ладно, сейчас мы всё равно ничего под горячую руку не придумаем. Вам обоим надо остыть. А работа… Я попробую тебе помочь.

— Не надо, я…

— Цыц! — возмутилась Юля. — Не спорь. Тебе нужна помощь, Лида. И если ты не хочешь брать её у Вадима, возьми у меня. Я сейчас могу устроить тебя одним из внештатных дизайнеров в наш «Интродизайн» без проблем и лишних вопросов. Сразу говорю, что это ни хрена не благотворительность. Будешь плохо работать или косячить — уволю.

— Юль, — я слабо улыбнулась, — спасибо, конечно. Но ты представляешь, что со мной стало как со специалистом за десять лет практически безделья?

— Ну так пора заканчивать бездельничать-то, нет?

— Да, — вынужденно призналась я. — Просто не хочу тебя подставлять.

— Если будешь стараться — не подставишь, — отрезала Юля. — И вообще кончай хандрить. Ищи психолога, тебе нужно выбираться из этого болота, приводить себя в порядок, начинать работать и пытаться вернуть мужа.

— Думаешь, это реально? Вернуть Вадима… Не утопия?

— Если бы речь шла о том, чтобы переехать жить на Марс, я бы сказала, что нереально. Но в человеческих отношениях нет и не может быть ничего невозможного. Кроме того, не забывай, что у тебя есть козырь.

— Какой?

— Лид, не тупи. Арина. Вадим безумно любит её, такого сумасшедшего папашу ещё поискать.

— Ты предлагаешь мне использовать…

— Да нет же! — почти простонала Юля. — У тебя реально голова плохо работает. Вадим не женится, пока не найдёт женщину, которая будет хорошо относиться к Арине, а Арина — к ней. А это, мягко говоря, ещё сложнее, чем тебе вымолить его прощение.

— Не знаю… Вокруг него столько баб…

— Вот именно, что баб. Но бабы ему не сдались. Он поэтому тебя и выбрал.

— А я чем от них отличаюсь? — не поняла я, и Юлька тяжело вздохнула.

— Ищи психолога, — повторила она в который раз. — Иначе я за себя не ручаюсь.

46

Лида

Температуры на следующий день уже не было, и я с радостью встретилась с Аришкой. Дочка деловито прошлась по моему новому месту обитания, к моему облегчению не заглянув в гардеробную, но открыла холодильник, улыбнулась и предложила:

— Мам, а давай вместе сходим в магазин? А потом приготовим что-нибудь. Например, борщ. Ты же любишь борщ?

— Люблю, но я в жизни не готовила борщ.

— Я у папы рецепт взяла! — торжествующе призналась Аришка. — Он совсем несложный. Давай? Я буду тебе помогать!

Отказать у меня всё равно не получилось бы, и я согласилась.

Мы накупили в магазине ингредиентов для борща, пришли домой и начали кашеварить. И, к моему искреннему удивлению, в итоге получилось действительно вкусно. Хотя в процессе я постоянно боялась что-нибудь испортить, недоварить или переварить. Но борщ вышел отменным — не хуже, чем у Аллы Николаевны или Вадима.

Аришка была вне себя от радости, чуть до потолка не прыгала, когда мы с ней обедали этим самым борщом и чесночными пампушками. Пампушки, правда, мы купили в магазине.

— Надо будет попробовать испечь такие, — задумчиво протянула дочка, рассматривая белое тесто на просвет. — Да, мам?

— С тобой я готова печь что угодно, — сказала я искренне, а потом, подумав, осторожно поинтересовалась: — Как папа?

— Папа унывает, но бодрится, — довольно кивнула Аришка. — И это хорошо.

— Что хорошо? Что унывает или что бодрится?

— И то, и другое, — она хихикнула. — А давай нальём ему наш борщ в контейнер, я привезу и угощу? Скажу, что мы вместе готовили!

Сердце сделало кувырок у меня в груди.

Всё-таки Юля права. Аришка — мой козырь. Я даже представить не могу, чтобы она сидела вот так на кухне с какой-то другой женщиной…

И не хочу представлять!

— Да. Сейчас найду контейнер…

.

Вечером, когда Аришка уже давно была дома, позвонил Вадим. Я так заволновалась, увидев его имя на экране телефона, что уронила мобильный. Хорошо, что не разбила…

— Алло…

— Лида, — голос мужа был холодно-деловым, — юрист будет ждать нас завтра в четыре часа дня в кафе. Он подготовил документы, нужно ознакомиться, обсудить при необходимости и подписать. Ты сможешь?

Никаких собеседований в это время у меня не было, поэтому я ответила, сглотнув и ощущая непроизвольную боль в горле — будто у меня тяжёлая простуда:

— Да.

— Хорошо. Я сейчас скину адрес.

— Не надо! — перепугалась я. Открывать переписку с Вадимом и вновь увидеть то сообщение я боялась до трясучки. — Лучше продиктуй, я запишу.

Он помолчал, а потом ответил — с одной стороны, строго, а с другой — почти ласково:

— Лида, это глупо. Нам всё равно придётся переписываться рано или поздно.

— Тогда лучше поздно.

Вадим хмыкнул.

— Ладно, записывай. Но учти, что я всё равно тебе напишу. Надо перевернуть и эту страницу.

— Да-да, хорошо…

Он быстро продиктовал адрес кафе, который я записала в блокнот. А через пять минут, когда я уже сидела и смотрела, как туда побыстрее доехать, мне в мессенджер прилетело сообщение от Вадима. Оно частично отобразилось на экране блокировки, и меня так поразило его содержание, что я непроизвольно открыла весь текст…

Это был рецепт чесночных пампушек к борщу.

С припиской: «Сам я их не готовил, рецепт нашёл в интернете. Буду рад, если вы с Аришкой научитесь».

Не расплакаться у меня, конечно, не получилось…

47

Вадим

Не все догадываются, что у домов, помимо стен, мебели и вида из окна, есть ещё и душа.

Что я точно понял за годы работы — какой бы совершенный в своей гармоничности дизайн мы ни придумали, дом останется мёртвым до тех пор, пока в нём не поживут люди.

Да, дом словно имеет душу, как и мы. Оказываясь в новом жилище, мы «заражаем» его собою — передаём частичку себя. А уходя — забираем.

Когда я впервые оказался на похоронах и увидел мёртвое тело бабушки, я был потрясён — она оказалась совершенно не похожа на себя. И дело было не в косметике, которую она при жизни почти не использовала. Просто это была словно уже не моя бабушка, а всего лишь тело, отдалённо напоминающее её.

В такие моменты легко поверить, что мы нечто большее, чем просто кожаные мешки с костями. Так и дом — нечто большее, чем материя.

Когда Лида сбежала со своим музыкантишкой, её история с нашей квартирой не была закончена, поэтому ещё не ощущалось, что часть души нашего дома умерла.

Но в первый же день после окончательного переезда Лиды я был в ужасе оттого, насколько всё изменилось. Как будто стены стали холоднее, воздух душнее, а освещение более тусклым.

От Лиды остались одни воспоминания, незримо разбросанные повсюду.

Будь это вещи, оставленные ею, их можно было бы просто выкинуть или убрать куда подальше. Но что делать с воспоминаниями о человеке, вызывающими боль?

Я был обречён бродить по квартире, повсюду «спотыкаясь» о памятные моменты.

За кухонным столом в течение одиннадцати лет супружества во время многочисленных разговоров мы выпили галлоны чая и кофе.

А возле окна Лида часто засматривалась куда-то вдаль и забывала про всё на свете, даже на имя порой не откликалась. Лишь от прикосновения будто просыпалась, вздрагивала и удивлённо переспрашивала: «А? Ты что-то сказал?»

Что уж говорить про спальню. Несмотря на отвратительный диван в кабинете, я был не готов возвращаться в нашу, то есть теперь уже только мою, невероятно удобную постель. Слишком много воспоминаний, сладких и мучительных, сопровождали нахождение в этой комнате.

Пожалуй, лишь мой кабинет был более-менее ограждён от напоминаний о Лиде, хотя и не полностью.

А ведь я думал, что всё будет иначе после её отъезда, думал, что хоть немного, но мне станет легче. В итоге в сам день «икс» я не находил себе места и, судя по подозрительным взглядам Арины и Лиды, даже не мог скрыть это от них. Вообще-то скрывать свои чувства и мысли для меня дело плёвое. Не зря я считаюсь неплохим игроком в покер, во всяком случае, среди тех непрофессионалов, с которыми я когда-либо играл. Но в день отъезда Лиды я не мог скрыть ничего.