2134: Элемент (СИ) - Извольский Сергей - Страница 9

— Я сегодня же опрошу всех и каждого с необходимым на то пристрастием.

— Тогда завтра около полудня я нанесу вам очередной визит. Вы же не против?

— Я живу затворником, господин Горчаков, мне не очень приятно людское общество. Давайте я отправлю вам своего начальника охраны с полученными результатами, какими бы они не были. Вы где остановились?

— Пока не знаю, господин барон, мы включились в расследование с колес. Скорее всего, встанем на постой где-нибудь неподалеку.

— В Кингисеппе есть много неплохих гостиниц, могу дать совет.

— Мы останавливаемся только в ведомственных местах, господин барон.

— Ах да, точно. Давно не на службе, запамятовал, как это происходит.

Голос барона по-прежнему звучал негромко, неприятно, но без каких-либо читаемых эмоций.

— Благодарю, что уделили время на беседу. Ждите меня завтра, после полудня.

— До свидания, господин инспектор.

Горчаков и Бергеры покинули кабинет в полной тишине, спустились по лестнице. Обратно их сопровождал один из охранников, молча слушавший разговор начальник охраны остался в кабинете барона. На нижних ступеньках широкой лестницы остановились — снова мимо пробежал большой ребенок, который гнал лающего щенка в обратную сторону.

Вот только случившееся дальше Никласу совершенно не понравилось: забегавшийся щенок на скользком паркете не вошел в поворот, проскользив лапами и преследователь его наконец догнал. Пнул ногой так, что щенок пролетел несколько метров и ударился в стену. Большой ребенок подскочил к нему, присел и ударил по морде ладонью, наотмашь.

— Что я тебе сказал, а? Что я тебе сказал⁈

Кричал он так громко, визгливо и пронзительно, что у Никласа зазвенело в ушах. На краткий миг зазвенело, сменившись почти полной ватной тишиной. Восприятие действительности сузилось настолько, что не пропускало больше никакие звуки. Нечто подобное с Никласом было после контузии, но сейчас причина крылась совершенно в другом: на месте этого щенка он словно бы увидел себя.

Мгновенно ушли все чувства, мысли, эмоции. А все детские кошмары, все испытанные ранее страхи, наоборот, словно вернулись эхом памяти. Все детство Никласа сейчас уложилось одним единственным образом в картинку того, как испуганный загнанный щенок, пытаясь махать хвостом, замер в страхе перед преследующим его мучителем, который скорее всего был его хозяином.

Семьей был, можно и так сказать.

— Андрей, подержите, пожалуйста, — скинул Никлас СКС с плеча, отдав его не глядя Горчакову. Отпустил руку, услышал, как карабин ударил прикладом в пол — похоже, инспектор принимать оружие не хотел или не успел, поймал не сразу. Никлас уже, не оборачиваясь, направился в угол просторного холла, туда где съежился скулящий от страха и боли щенок, под которым уже расплывалась лужица.

— Что ты наделал⁈ Что ты наделал⁈ — заорал большой ребенок, выпрямившись и попытавшись пнуть щенка ногой.

Он замахнулся довольно широко, размашисто, но Никлас не дал удару состояться: подходя сзади, выставил ногу. Большой ребенок, который был в легкой обуви, попав по высокому и жесткому ботинку Никласа, вскрикнул от неожиданности.

— Привет, — улыбаясь одними губами, поздоровался с ним Никлас. — Меня зовут Николай, а тебя?

— Ты кто? — полувзвизгом поинтересовался большой ребенок, делая шаг назад.

— Я тот человек, который знает, что такое эмпатия. Ты знаешь, что это такое?

— Нет!

— Давай покажу и расскажу. Эмпатия, это… — протянул руку Никлас.

— Уйди! Уйди! — пронзительно закричал было большой ребенок, но Никлас быстро и резко, практически невидимым для взгляда взмахом хлестнул его пальцами раскрытой и расслабленной ладони по губам.

Орущий большой ребенок моментально замолчал, оцепенев — не сколько от боли, сколько от неожиданности.

— Эмпатия — это способность понимать испытываемые другими чувства и страдания, в результате чего рождается сопереживание и сострадание. Запомнил?

— Нет! Я…

Еще один резкий и практически невидимый взгляду удар прервал пронзительный крик.

— Давай я тебе помогу понять. Смотри, я сейчас беру и сжимаю тебе руки, и ты начинаешь чувствовать боль… Вот так, чувствуешь? — с этими словами Никлас начал сжимать кисти большого ребенка в районе костяшек, что было очень больно. И большой ребенок бы закричал от боли, но Никлас недавно ткнул его в солнечное сплетение, лишая возможности издавать звуки.

— Ты сейчас испытываешь боль, как и щенок, которого ты мучал. Смотри, ты даже обмочился так же, как и он. Молодец, ты правильно все понял, ощутил и повторил, теперь дело за малым — научиться сопереживать и сострадать. Выучи, пожалуйста, определение эмпатии и подумай над тем, что это что такое. Я завтра заеду, спрошу у тебя ответ. Хорошо? — одними улыбнулся Никлас открывшему рот в беззвучном крике большому ребенку. — А собаку я у тебя заберу. Верну, когда ты меня убедишь, что знаешь, что такое эмпатия.

После этих слов сторонние звуки и ощущение реального мира вернулось, холодно звенящая в ушах ярость ушла. Краски окружающего мира тоже вернулись, и подхватив забившегося в угол щенка, который не пытался убегать и поскуливал от страха, Никлас поднялся. Развернулся обратно к лестнице, увидел у ее подножия заметно запыхавшегося начальник охраны.

Бежал, похоже.

— У вас не очень воспитанные дворовые дети, — обратился к нему Никлас как ни в чем не бывало с так и застывшей на губах холодной улыбкой.

Лицо начальника охраны было бледным как полотно, но сделать он ничего не мог. Нет, вернее мог бы, но нападение на служивого человека наказывалось десятью годами каторги в самом снисходительном варианте, что его и удерживало сейчас от прямого вмешательства.

— Это сын барона, — голос начальника охраны дрожал от напряжения.

— Да? Тогда передайте его благородию, что он очень плохо воспитывает своих детей. Передадите, я могу в этом на вас рассчитывать?

— Вы можете рассчитывать на то, что барон сегодня же отправит жалобу в штаб Пограничного округа на ваши действия. И это вам уже стоит готовиться к тому, чтобы снять погоны и сушить сухари перед тем, как отправиться на…

Такой недавно уверенный в себе мужчина все же совсем потерял лицо вместе со спокойствием. Никлас только хмыкнул: можно понять, ответственность за мокрые штаны баронского сына — это личная ответственность начальника охраны, за такое и плетьми высечь могут.

— Господин барон может даже отправить требование сатисфакции, — показал свой перстень черной аристократии Никлас, который так и не сменил несмотря на получение пусть и формального, но все же как никак графского титула.

Увидев расширившиеся глаза начальника охраны, Никлас холодно улыбнулся и аккуратно перехватив скулящего щенка, направился к выходу. Он при этом хорошо чувствовал спиной взгляд, который не сулил ему ничего хорошего. И это не был взгляд начальника охраны — откуда-то сверху по ощущениям за ним наблюдали, с темной галереи.

Когда вышли из дома и двинулись к берегу по расчищенным дорожкам, Никлас снова весьма ярко почувствовал на себе чужой взгляд. Но это не было недавним отзвуком глухой злобы. Нечто другое: вот сейчас и вовсе возникло ощущение, как будто по лицу чем-то мягким и пушистым махнули.

Как будто кошачьим хвостом, — вдруг понял Никлас. Оглянувшись, он увидел на коньке крыши бани небольшое темное пятно с поблескивающим желтым глазом. Кот-искатель, а это — без сомнений, был одноглазый Василий, вдруг махнул лапой, показывая Никласу в сторону берега, а сам развернулся в противоположном направлении и исчез как не было.

Неожиданно. Похоже, разумный кот решил остаться на территории баронской усадьбы и осмотреться. Пройдя мимо вольеров с вновь приветливо залаявшими собаками, троица молча подошла к буханке-Боливару. Никлас передал поскуливающего щенка Катрин, после чего сел за руль и дождавшись пока остальные хлопнут дверьми, не разворачиваясь — задом, по колее, поехал прочь от берега.