Бурят (СИ) - Номен Квинтус - Страница 42

— Но использование царских званий…

— Спасибо, что напомнили. Взять хотя бы слово «комиссар» — оно французское, и означает служащего полиции, причем такого, кто на Руси именовался исправником. Мне лично это слово не нравится, сами подумайте: народный исправник — подобает честному советскому человеку носить такое звание? Я уже не говорю, что за границей это вызывает лишь насмешки. Русская же пословица говорит, что хоть горшком назови — а вы тут час, вместо того чтобы делом заниматься, пустые споры разводите. Вас народ избрал, чтобы вы делом занимались, я не языки впустую чесали! Нам еще сегодня пять законов принимать… Короче скажу так: пока все пять законов мы не рассмотрим и не примем, из зала никто не выйдет. Даже пописать не выйдет! Ну что, продолжаем работу?

Пять законов, конечно, никто не принял. Рассмотреть, причем «по ускоренной процедуре», успели лишь три, касающиеся учреждения отдельного Министерства энергетики, создание отдельного всесоюзного министерства черной металлургии с передачей в него всех неработающих предприятий соответствующего профиля и (Николай Павлович специально всунул этот закон на рассмотрение когда все уже были изрядно измотаны) закона об учреждении Союзного МВД. В законе были пункты, которые наверняка не понравились бы довольно многим членам ЦИК, но никто на них внимания не обратил — и закон, как и два предыдущих, был принят. Причем последний — вообще единогласно…

После небольшого перерыва «на пописать» Николай Павлович предложил заняться «процедурными вопросами» — и народ за два с небольшим часа самораспределился по тут же созданным комиссиям, которым предстояло заниматься подготовкой законопроектов «по отраслевому признаку», и на этом первый день завершился. Осталось — как было решено общим голосованием — день поработать в комиссиях и потом позаседать до пятницы…

Когда заседание закончилось, к Николаю Павловичу подошел Сталин, почти все время заседания просидевший (вместе с Троцким, Радеком и Рудзутаком) в «гостевой» (то есть в царской) ложе Большого театра, и, отведя его в сторону, поинтересовался:

— Товарищ Бурят, я не совсем понимаю, зачем вы столько времени уделили учреждению всех этих… министерств, расписывали обязанности и прочее все…

— Как зачем? Чтобы управлять страной, требуется управляющие органы, и мы сейчас постарались создать те, без которых мы не можем обойтись ни дня. Мы их учредили, определили области их ответственности, задачи текущие и грядущие…

— Но этим сейчас занимаются наркоматы, и они…

— И они, наркоматы ваши, этим больше заниматься не будут. Потому что за три года эти наркоматы полностью развалили всю промышленность, оставили страну без продуктов питания, ввергли в нищету миллионы людей. Я уже не говорю о том, что некоторые наркоматы уже готовят передачу России под власть заграничных капиталистов и банкиров… так что всю власть мы у наркоматов забираем. Волей народов забираем… хм… а ведь Лодондагба-то был провидцем!

— Какой Лодондагба? Вы о чем?

— Был у меня один знакомый старик, тоже бурят, только настоящий… как мне казалось. Жаль, помер старик, теперь его не спросишь…

— Николай Павлович, а вы уверены, что партия согласится передать вам столько власти?

— Сейчас власть — это Съезд Советов, и ваша… наша партия тут вообще не причем.

— Вы все же ошибаетесь, большевики совершили революцию, победили внешних и внутренних врагов и теперь партия большевиков…

— Большевики совершили революцию? И вы в это на самом деле верите⁈ Царя свергла буржуазия, ее в октябре семнадцатого свергли эсэры и меньшевики. Большевики лишь воспользовались моментом, пораздавали невыполнимых обещаний — и люди большевикам поверили. Тогда поверили, но сейчас обман все более раскрывается и народ все больше в большевиках разочаровывается. А насчет победы — врагов победила русская армия, и то, что две трети офицеров поверили в ваши идеалы… даже не столько поверили большевикам, сколько остались верны присяге. Присяге России — но все больше этих офицеров начинают понимать, что Россию Ленин и Троцкий предали. Вы просто не понимаете, насколько народ уже настроен против партии, хотя бы потому не понимаете, что нам — я говорю о Забайкальской республике — удалось погасить довольно много уже начинающихся восстаний против вашей политики. И мы сейчас должны, просто обязаны сделать власть именно народной. Чем я, собственно, и занимаюсь. Потому что народ нам поверил в последний раз, и мы не можем его еще раз обмануть — в противном случае народ нас просто сбросит.

— Но мы с вами договаривались не об этом…

— Иосиф Виссарионович, мы — и вы тоже, как я заметил — весь день просидели практически не жравши. Я предлагаю сейчас пойти пообедать и поужинать заодно, а за едой и поделимся думами своими.

— Вы считаете…

— Мы с вами ведь уже один раз все это обсудили, хотя и весьма бегло. Думаю, что пришло время более подробно всё обсудить, но это желательно проделать в спокойной обстановке, например в столовой представительства Забайкальской республики. У нас там повар замечательный, пойдемте, я приглашаю!

К концу недели, когда сессия ЦИК торжественно закрылась, свеженазначенный министр черной металлургии Пётр Иоакимович Пальчинский отправился в зарубежный вояж. Очень недалекий вояж, в Германию. В Германии с промышленностью дела обстояли отвратительно: она была почти не затронута войной, но заказов у нее не было — так что договориться с немцами ему удалось очень быстро. Договоренность была чрезвычайно простой: немецкие инженеры строили новый металлургический завод в Липецке. Почему в Липецке — было понятно: Николай Павлович «вспомнил» (хотя, в общем-то, и не забывал), что там много качественной руды и в его молодости там уже действовал весьма солидный (по тем временам) чугуноплавильный завод. А к немцам он обратился по двум причинам.

Первая заключалась в том, что выстроенные в Красном Камне домны были «самыми большими, которые можно выстроить из кирпича». Правда янки умудрялись сейчас строить кирпичные домны и по двадцать тысяч футов — но строились они все же по американскому принципу «десять лет отработает, а потом и сломать не жалко». А строить домны в стальном кожухе с привлечением германцев оказывалось более чем вдвое дешевле, чем такие же заказывать к американцев. Вдобавок в Германии нашлось очень много рабочих-металлистов (исключительно немецких), хорошо владеющих русским языком и, что было тоже немаловажно, понимающих «русский менталитет». Все же с одного лишь Путиловского завода больше пяти тысяч немцев после революции вернулось в Германию, а всего таких было заметно за двадцать тысяч.

А знание русского языка и русского мужика Николай Павлович счел очень важным: выстроить что угодно иностранцы могут по-русски и не разговаривая, но вот обучить тех, кто потом на этом выстроенном работать начнет, без языка не получится. А учить русских рабочих для нового завода начали всерьез, только на специально организованные в Липецке курсы было отправлено чуть больше двух тысяч человек.

Вообще-то Липецкий завод был одним из очень немногих строящихся предприятий, хотя назначенный руководителем Госплана СССР (по сути, переведенный из Госплана России) Глеб Кржижановский предполагал гораздо более широкое строительство. Но, как говорится, человек предполагает, а бог располагает: товарищ Бурят очень четко обрисовал товарищу Кржижановскому «границы планирования»:

— Глеб Максимилианович, я прекрасно понимаю ваши резоны — однако вынужден все ваши предложения отклонить. По одной простой причине: у нас нет денег. Вообще нет: все, что у нас было, мы потратили на еду в засуху и на закупку кое-какого оборудования. Я вам все же список оборудования этого подготовил, вот, возьмите, почитайте на досуге.

— И зачем вы все это покупали?

— Честно скажу: я не знаю. Я знаю, что без современных станков промышленность не построить — вот станки и покупал, когда цены на них оказывались приемлемыми. То есть не дороже, чем за полцены покупал: в Америке, знаете ли, как война закончилась, очень много компаний разоряться стали и оборудование по дешевке продавали, грех было не воспользоваться.