Мадам Хаят - Алтан Ахмет - Страница 19

Мы держались подальше и от богатых, и от бедных. И больше всего нас беспокоили наши прежние богатые друзья. Помимо пристрастия к литературе, возможно, именно желание спрятаться в обособленном мирке сблизило нас. Мы никогда не говорили об этом. Быстро стало понятно, что некоторые истины следует принимать молча, что, будучи изреченными, эти истины станут еще более невыносимы. Мы говорили о литературе, философии, истории, мифологии… Мы искали убежища, и истории о прошлом человечества стали хорошим лекарством от недугов настоящего.

— В мифологии и религии жизнь начинается с великого насилия, — сказала однажды Сыла, — задумайся, Кронос отрезает тестикулы своему отцу Урану, от которого забеременела богиня Гея и положила начало плеяде богов. Мифология начинается с того, что сын отрезает своему отцу яйца. Кроноса же убивает его сын, Зевс. Взгляни на вступительную сцену жизни глазами греков… Жизнь в религии начинается с подобного насилия. Адам и Хавва изгнаны с небес, и сразу же один из их сыновей убивает остальных, потому что они не могут поделить между собой своих сестер. Почему, по-твоему, все истории человечества начинаются с такого насилия?

Мне нравилось слушать ее спокойный и властный голос.

— Наверное, из-за страха, — сказал я. — Жизнь была ужасна, дикие звери, стихийные бедствия, голод, холод… Наверное, людям был нужен спаситель более ужасный, жестокий и могущественный, чем всё, с чем они сталкивались. Они выдумали столь великое насилие, которого боялось бы всё, что пугало их.

Она задумалась:

— Возможно, это имеет смысл.

Сыла не соглашалась ни с одной идеей, не пропустив ее через собственный разум, и когда она соглашалась, я чувствовал себя вознагражденным. Ее спокойная торжественность, отстраненная манера поведения, тайная надменность и серьезность придавали ей внушительность, которой я не обладал. Я был впечатлен ею. В ней не было естественности мадам Хаят, но был темперамент, столь же энергичный, сколь сдержанный воспитанием. И Сыла всегда нервничала — может быть, из-за того, что она увидела, как легко меняется жизнь. Собственный опыт убедил ее, что в любой момент с ней и ее семьей «эти сделают что угодно». Она не говорила, кто «эти», и, вероятно, даже не знала.

Однажды в конце ноября мы вышли из кинотеатра и над нашими головами прогремел гром — небо готовилось обрушить свой гнев на землю. Улица была пуста, все куда-то попрятались. Пока мы стояли на краю тротуара, соображая, что делать, хлынул ливень. Капли падали тяжелые, словно камни. В тот же момент перед нами остановилась машина, водительское стекло опустилось, и мужчина за рулем сказал:

— Прошу, мадам Сыла.

Сыла наклонилась и заглянула в окно.

— Спасибо, мы зайдем в кафе где-нибудь поблизости, — сказала она.

Мужчина протянул руку и открыл заднюю дверцу:

— Я вас отвезу, садитесь, не стоит мокнуть.

— Садись тоже, — сказала мне Сыла.

Мы сели в машину на заднее сиденье.

— Как дела, Якуб? — спросила Сыла. Затем она повернулась ко мне и объяснила: — Якуб — бывший шофер моего отца.

— Спасибо, мадам Сыла, хвала Аллаху, у нас все хорошо.

Это был светлокожий мужчина тридцати пяти — сорока лет с первой сединой в волосах. Сзади было видно спину его красно-коричневого клетчатого пиджака из толстой ткани, немного свободного в плечах.

— Где ты сейчас работаешь?

Якуб откинулся на сиденье, словно ожидал этого вопроса.

— Я больше нигде не работаю, мы с братьями открыли свой бизнес.

Он ждал, пока Сыла спросит: «Чем вы занимаетесь?», но, когда она не издала ни звука, продолжил:

— Мы подрядчики. Ты знаешь, мой старший брат — помощник главы района.

— Я не знала, — холодно сказала Сыла.

Якуб повторил это с большим удовлетворением:

— Помощник главы района. С главой муниципалитета тоже на короткой ноге, так что мы получаем городские заказы.

— Ты понимаешь в подрядных работах?

— А что там понимать, Сылочка?

Я почувствовал, как Сыла напряглась. Это был очень резкий переход от «мадам Сыла» к «Сылочка». Якуб ничего не заметил, продолжил уверенно вещать:

— Нанимаешь рабочих, сажаешь им на голову прораба, и они льют асфальт.

— Теперь понятно, почему дороги так быстро портятся, — пробормотала Сыла.

Якуб сделал вид, что не услышал, и кивком указал на меня:

— Кто твой друг?

— Что за странные вопросы ты задаешь, Якуб?

Якуб промямлил что-то вроде: «Я же только спросил». Но ему не потребовалось много времени, чтобы вернуть уверенность:

— Как поживает Муаммар-бей? Слышал, он работает на рынке.

— У него все хорошо.

— Передавай привет братишке Муаммару. Дай мне знать, если ему что-нибудь понадобится. У нас руки длинные, можем помочь. Знаешь, мой брат…

— Помощник главы района, — процедила Сыла сквозь зубы.

— Ты чем занимаешься? — спросил он Сылу. — Учишься или пришлось бросить?

— Здесь, — сказала Сыла, — мы живем здесь. Останови машину.

— Где вы живете? — с любопытством спросил Якуб. — Я высажу вас перед домом.

— Спасибо, не надо.

Машина остановилась, Якуб достал из кармана свою визитку, и я увидел, что под именем написано «подрядчик».

— Сыла, отдай Муаммару, если ему понадобится помощь…

Сыла не ответила. Мы вышли и захлопнули дверцу. Якуб наклонился, чтобы еще раз взглянуть на нас, и уехал.

Лицо Сылы было белым. Мы стояли у стены какого-то дома.

— Почему ты сказала, что живешь здесь? — спросил я Сылу.

— А ты что, не слышал, его брат — помощник главы района? — сердито сказала Сыла, возмущенная моей глупостью. — Им нельзя доверять, пойдут и доложат.

— Что доложат? — изумился я. — Докладывать же нечего…

— Чтобы донести, не надо ничего, кроме желания донести. Тебя арестуют, как только поступит донос на тебя, а ты потом доказывай свою невиновность… Да боже мой, оглянись вокруг, посмотри, где ты живешь!

Гроза бушевала. Мы стояли у стены незнакомого дома. Цвета зданий поблекли, под дождем все стало бледно-серым и, казалось, вот-вот растает.

— Нам нужны жестокие боги, — сказала Сыла, словно говорила сама с собой, — очень страшные боги.

Она гневно выдохнула.

— У тебя есть деньги? — спросила она.

— Есть немного.

— И у меня немного есть. Пошли выпьем… Заведения на твоей улице открыты. Есть не будем, закажем только закуску.

Мы пошли под навесом. На улице было тихо, большинство забегаловок пустовали, потому что было еще рано. Мы вошли в одну из таверн с мощеным садиком под жестяной крышей и деревянными столами без скатертей. Дождь немного утих.

— Давай не пойдем внутрь, — сказала Сыла, — пусть накроют здесь один из столов… Я не выдержу сидеть в закрытом пространстве.

Я сказал официанту, который подошел нас поприветствовать:

— Пожалуйста, не могли бы вы накрыть нам один из столов под навесом? Мы сядем здесь.

— Вы замерзнете, — недовольно сказал официант, поскольку мы нагружали его дополнительной работой.

— Не замерзнем, — сказал я.

— Ладно, — нехотя ответил официант.

Он принес скатерть и расстелил ее на столе, а я заказал две двойных ракы, сыр, пилаки и салат из помидоров. Официант состроил гримасу, словно говоря: «И вы беспокоите меня из-за такой мелочи?»

Я разбавил выпивку. Мы наблюдали, как ракы белеет от воды. Сыла выпила почти половину стакана залпом. Мы слушали стук капель, падающих на жестяную крышу. Было холодно. Вода капала с карниза на бетон, образуя небольшие лужи.

— Ты живешь на этой улице? — спросила она.

— Вон в том здании через дорогу.

— Красивый дом…

Мы пили в тишине. Смеркалось.

— Хорошая комната?

— Неплохая.

— Есть обогреватель?

— Да… Такой старомодный, ребристый.

Мы помолчали.

— Давай зайдем к тебе, — сказала она, — интересно, как ты живешь.

Мы поднялись по лестнице, никого не встретив, в комнате было тепло и сумрачно, за окнами капало. Когда я потянулся, чтобы включить свет, она сказала: «Не надо».