Ванька 11 (СИ) - Куковякин Сергей Анатольевич - Страница 8

— Дай сюда, тогда и посмотрю.

— На.

Ну, наконец-то…

— На первой странице, вверху!

Сейчас, сейчас… Что его так обрадовало!

Так, оказывается, пока мы тут за мировую революцию боремся, дома денежную реформу провели. Сейчас в советской России — твёрдый рубль. А, раньше, что — мягкий был? Удивляюсь я иногда здешним газетным фразам. Такое завернут…

Оказывается, совзнаки отменяются и введен рубль с золотым обеспечением. Причем, равным тому, что был при императоре Николае Александровиче. Сто, пятьдесят, двадцать пять, десять и пять рублей изготовлены из массы, представляющей почти чистый хлопок с какими-то добавками, а рубль, это теперь серебряная монета девятисотой пробы и портретом Владимира Ильича. Он же изображен и на монете в пятьдесят копеек. Она той же девятисотой пробы серебра, как в императорские времена было. Двадцать, пятнадцать копеек и гривенник, опять же серебряные, но уже пятисотой пробы. Размером и весом как до революции. Пять, три, две и одна копейка медные, по прежней монетной стопе.

Выпущены в оборот так же пять и десять рублей из золота. Один в один как при Николае Александровиче, но опять же с Лениным, а не с портретом императора.

В «Правде» даже изображение каждой монетки имелось. Купюры — тоже.

Но, это ещё не всё. Золотые, серебряные и медные монеты Российской империи в течение года будут признаваться действительными платежными средствами и приниматься во все формы платежа и прочая, прочая, прочая. Хоть налоги ими плати, хоть в банк неси для открытия счета.

Во как! Молодцы большевики! Идеологию в сторону отодвинули для решения экономических проблем!

Если всё нормально будет, в оборот много золота, серебра и меди вольется. Настоящих денег, собственную стоимость имеющих. Не удивлюсь, если через год не продлят период обращения императорских монет. Зачем свои чеканить, если такие имеются?

А, с совзнакми что? Меняют их на новые деньги. Даже курс обмена в газете указан.

— Ты, про новые деньги?

Не соответствовало это сообщение, по моему разумению, реакции Сабанцева.

— Про какие деньги? Ты ниже читай!

Так, что там?

Опаньки!!!

Всякие там продналоги-продразверстки отменяются и хлебушек, его излишки, разрешено крестьянам свободно продавать. Даже цена установлена, указан верхний её уровень. По более высокой цене будешь продавать — не по рукам, по башке прилетит. Цена пшеницы, ржи, овса и прочего установлена пока на год. Имеются и территориальные коэффициенты, учитывающие затраты на доставку зерна в отдаленные территории от места его производства.

Это же и прочего касается — молока, мяса, яиц…

Торгуй селянин, как тебе угодно. Хоть сам, хоть через добровольно создаваемые кооперативы.

Вот чему Сабанцев рад! Он же из самых, что ни на есть вятских крестьян, до Великой войны в селе проживал и хлебушек растил.

— Так бы сразу! Не грабить деревню надо было, а заинтересовывать! Не бунтовали бы там…

Комполка лапищей своей в газету тыкал. Раз за разом.

На этом новости в «Правде» не заканчивались. Разрешалась индивидуальная трудовая деятельность ремесленникам, лицам умственного труда и всем порочим. Бери патент и работай.

Заводы и фабрики, а так же иные производства разрешалось превращать в акционерные общества. Причем, никто тебя не будет спрашивать, откуда у тебя денежки в наличии. Желаешь вложить в развитие завода — пожалуйста. Государство за собой оставляло лишь оборонную промышленность, производство паровозов, самолетов и ещё чего-то, но я всё прочесть не успел, Сабанцев у меня газету выхватил и убежал с другими радостью делиться.

Что-то там ещё о послаблениях в области налогов было, если не серпы, а более сложное твоя фабрика производит, но это я опять же не успел прочитать.

Это и есть НЭП, о котором нам на уроках истории говорили? Но, вроде, он должен позже случиться? Впрочем, тут всё перемешалось, перепуталось, чего и не было — случилось, а что у нас было — не произошло.

Так, надо и мне «Правду» раздобыть и всё внимательно и вдумчиво прочесть. Без всякого там Сабанцева.

Нужный мне номер газеты я взял в приемной у Сормаха. Сказал, что беру с отдачей. Прочитаю и верну, не замылю.

Глава 14 В новой должности

Всё для фронта, всё для победы…

Работа, работа, работа, а спать-то когда?

Подкузьмил мне товарищ Сормах. Знатный и заслуженный большевик.

Всё по классике управления он сделал. Хороший управленец окружает себя первоклассными помощниками и исполнителями, приближает их к себе, двигает, награждает, ресурсами обеспечивает, но и работой грузит по самую маковку. Не боится рядышком с собой ставить даже тех, кто умнее и компетентнее его, а только эффективно использует их для достижения стоящих перед ним целей.

Сормах своей властью за упорядочение и безопасность бордельного дела меня именным оружием наградил. Не стал мне орден выхлопатывать за такое. Сейчас я, как и он, с поблескивающей каменьями и золотом саблей красуюсь. В Париже мы много трофеев взяли, такого добра — хоть каждому комполка раздай. Вот военный комендант столицы Франции меня саблей и наградил. Носи мол и гордись. Я горжусь, но некоторые бывшие знаменщики, которые в курсе дела, хитро мне подмигивают. Знаем, за какие заслуги, товарищ Красный, у вас этакая выдающаяся награда.

Мне ещё пришлось все части и подразделения гарнизона закрепить за определенными домами терпимости и график их посещения составить. В общем, сейчас это дело у нас, как и всё в армии, по команде и согласно устава.

Карьера моя так и прёт… После бордельного дела я уже не медициной дивизии заведую, а медико-санитарным обеспечением всего гарнизона Парижа Армии Мировой Социалистической Революции.

Можно сказать — самый настоящий медицинский генерал, если по меркам бывшей империи судить. Кроме медчастей расквартированных в Париже войск, моей головной болью теперь являются и все эвакуационные госпитали французской столицы.

Они же сейчас переполнены, а раненых поездами везут и везут, везут и везут…

Сунулись мы на остров, а нас там уже и ждали. Враг не дремлет, не оценили мы в полной степени англичан, вот и кровью умылись.

В армии перестановки последовали, причастным и непричастным шеи намылили.

Правильно, к броску через Ла-Манш надо серьезно готовиться. Наступило, видите ли, у нас головокружение от успехов, как в Кремле выразились.

Вот и везут теперь в Париж раненых эшелонами для оказания квалифицированной и специализированной помощи, а товарищ Нинель Красный обеспечь её на высоком уровне…

У меня в Люксембургском дворце весь стол бумагами завален. Требуется то, необходимо это, срочно дайте, выделите, обеспечьте…

Хороших помощников ещё нет. Кадровый голод — страшенный.

Однако, худа без добра не бывает. Война — горе, но и тут имеется, как это не кощунственно сказано, положительная сторона. Я по инстанции обратился и Шарите мне из Берлина в полном составе переместили. Когда такое ещё могло быть?

Германские товарищи, гадать не надо, такому рады не были, но военное время диктует свои законы. Добром бы не дали, тут же привёл их в чувство стальной кулак мировой социалистической революции.

— Нинель Иванович, отдохнуть бы Вам надо…

Адъютант, такой теперь у меня имеется, жалостливо на меня смотрит.

Черт, черт, черт! Да я, никак, вырубился? Бумаги он мне на подпись принёс, стоит, ждёт самые неотложные после моего визирования, а я — прямо за столом в сон провалился. Двое суток не отдыхал, вот меня и подкосило.

— Долго я… так?

— Минуток уж десять… Потом сами в себя пришли…

— Погоди, сейчас закончу.

Немного, буквально на три подписи меня не хватило.

Всё. Спать, спать, спать.

— Через четыре часа разбудишь. Обязательно! Понял?

— Так точно!

Каблуками ещё щелкни…

Адъютант ушел, а я на диванчик завалился. На нём, Наполеон, может даже сиживал, а сейчас я подремлю.