Меж двух времен - Финней Джек - Страница 17
- Предыдущая
- 17/85
- Следующая
— Звучит внушительно, — улыбнулся я. — И дорого.
— Вовсе нет, — уверенно ответил Данцигер. — Обойдется немногим более трех миллионов долларов — меньше, чем стоят два часа войны, и, право же, это лучшее помещение капитала. Хоть и предпринятое ради одного человека: вы видели его сегодня на «Большой арене».
— Тот, на крыльце дощатого домика?
— Да. Это точная копия дома в Уинфилде. И Джон там сейчас делает все, что может, чтобы создать в себе настрой жизни в Уинфилде в 1926 году. Затем, когда и он и мы будем готовы, в течение десяти дней — таков наибольший практически разумный срок — примерно двести актеров и статистов начнут ходить по восстановленным улицам Уинфилда, ездить в старых машинах, сидеть на крылечках в теплые дни. Им всем объявят, что они участвуют в опытной киносъемке скрытыми камерами, снимающими неотрепетированные, достоверные движения любого из них, как только он выходит из дома. Человек двадцать из двухсот — те, кто вступит с Джоном в непосредственный контакт, — будут нашими людьми. Мы надеемся, что к тому моменту Джон окажется морально готов наилучшим образом использовать эти короткие десять дней.
Пожевывая свой огрызок сигары, старик уставился на огромную фотографию на стене кабинета. Потом снова повернулся ко мне.
— Такова цель всех наших декораций на «Большой арене». Все они — предварительные, временные двойники действительных объектов, еще не готовых или таких, которыми мы не можем пользоваться достаточно долго. Не очень-то много, например, сохранилось на земле тысячелетних зданий, и одно из них — собор Парижской богоматери. В нашем распоряжении будет лишь пять часов от полуночи до утра. На острове Ситэ и по обоим берегам Сены в пределах видимости от собора будут выключены свет и газ. Мы получили также разрешение установить кое-какие декорации в непосредственной близости от собора. Это самое большое, чего мы смогли добиться — через госдепартамент — от французского правительства. Оно считает, что мы собираемся снимать кино. Мы даже подготовили сценарий, в меру посредственный, что, по-видимому, их убедило окончательно.
Никто из нас не возлагает на парижскую попытку больших надежд: для ее осуществления у нас будет всего несколько часов, а этого, боюсь, слишком мало. И уж слишком далеко в прошлое мы забираемся — способен ли кто-нибудь действительно почувствовать сердцем, что было тогда? Сомневаюсь, но и не теряю надежды. Делаем, что можем, на каждом объекте, какой находим, — только и всего…
Данцигер встал и, поманив меня, подошел к накрытому чехлом столу.
— Конечно, есть еще множество деталей, но существо проекта вы теперь знаете. Самое интересное я приберег напоследок — ваше задание.
Он стащил пыльный чехол — под ним оказался отлично исполненный объемный макет. Из зеленой, покрытой барашками воды торчал островерхий лесистый островок. Отделенный от острова проливом, тянулся усыпанный галькой пляж, а над ним косо вверх поднимался крутой берег. На верху кручи рос лес, и среди деревьев стоял белый домик с незастекленной верандой.
— Все это мы сейчас воссоздаем на «Большой арене», Данцигер пальцем прикоснулся к вершине лесистого островка. — Это Эйнджел-Айленд в бухте Сан-Франциско; принадлежит он штату и федеральному правительству. Не считая скрытых за деревьями давно покинутых иммиграционных бараков и заброшенной пусковой площадки ракет «Найк», остров выглядит так же, как в начале века; когда этот дом, — он дотронулся до миниатюрной крыши, — был новым. Дом стоит и поныне, и никаких новых построек из него не видно, разве что из задних окон. А Эйнджел-Айленд загораживает мосты через бухту. Стало быть, не считая современных кораблей и катеров в проливе, местность точно такая же, как прежде. А в течение двух полных дней и еще одной ночи мы получим в свое распоряжение и пролив: там появятся два торговых парусника и несколько судов помельче. — Данцигер с улыбкой возложил большую тяжелую руку мне на плечо. — Сан-Франциско всегда был заманчивым туристским объектом. Но говорят, что до землетрясения 1906 года город был особенно прекрасен, совершенно неповторим. И вот он-то — Сан-Франциско, 1901 год — и есть ваше задание.
Кому по нраву срывать кульминацию! Момент был какой-то невинно драматический, и жаль было разрушать его, но приходилось. Я хмуро покачал головой.
— Нет. Если за мной сохранено право выбора, доктор Данцигер, то я предпочел бы не Сан-Франциско. Я предпочел бы сделать попытку здесь, в Нью-Йорке.
— В Нью-Йорке? — Он недоуменно передернул плечами. — Я бы лично не стал, но если вам так нравится, пожалуйста. Я думал, что предлагаю вам нечто исключительное, но в конце концов…
Чувствуя себя неловко, я прервал его.
— Извините, доктор Данцигер, но я имею в виду не Нью-Йорк 1894 года.
Теперь он уже не улыбался — он стоял и внимательно смотрел на меня, размышляя, вероятно, о том, не ошибся ли он во мне.
— Вот как? — Сказал он тихо. — А какого же?
— Января — не помню точно, какого числа, но я выясню — 1882 года.
Я еще не кончил говорить, а он уже мотал головой.
— Зачем?
— Чтобы… чтобы увидеть, как один человек отправляет письмо, — ответил я, понимая, что звучит это в лучшем случае глупо.
— Просто увидеть? И только? спросил он с любопытством.
Я кивнул, он резко повернулся, шагнул к своему столу, поднял телефонную трубку и набрал двузначный номер.
— Фрэн! Проверьте наши данные по «Дакоте» — они на микропленке. Были ли свободные квартиры, выходящие в сторону парка, в январе 1882 года?
Мы стали ждать. Я разглядывал макет на столе, обошел его со всех сторон, пригибаясь и щуря глаза. Вдруг Данцигер схватил ручку и стал быстро записывать что-то в блокноте. Затем со словами «Спасибо, Фрэн» он повесил трубку, вырвал из блокнота листок и обернулся ко мне. В голосе его звучала досада.
— С прискорбием должен сообщить вам, что в январе 1882 года есть две свободные квартиры. Одна на втором этаже, и она не годится, зато другая на седьмом, и свободна она больше месяца, начиная с первого января и до февраля. Откровенно говоря, я надеялся, что ничего подходящего не будет, значит, из вашей затеи ничего не выйдет, и дело с концом. Поймите, Сай, тут не должно быть личных мотивов. Это очень серьезное предприятие, и для подобных вещей в нем не должно оставаться места. Так что, может, вы скажете, что у вас на уме?
— Охотно. Но я хочу не просто сказать — я хочу показать.
Завтра утром. Когда вы увидите все своими глазами, то, надеюсь, дадите согласие.
— Не думаю. — Он опять покачал головой, но глаза у него теперь снова стали дружелюбными. — Тем не менее покажите мне, что там у вас есть. Утром, если хотите. А сейчас идите-ка, Сай, домой. Денек у вас сегодня выдался напряженный…
5
Месяца через три после нашего знакомства с Кэтрин я как-то раз проводил ее домой. Уже не помню точно, где мы были в тот вечер, Ездили мы на ее таратайке, и я, как обычно, загнал старушку на тротуар, втиснул в щель между магазином и соседним домом, и мы выкарабкались через багажник. В своей квартирке над магазином Кейт первым делом поставила чайник. Все было как всегда, и тем не менее мы, по-моему, оба знали — знали уже когда снимали пальто, что каким-то таинственным образом перешагнули сегодня некую невидимую грань, и отношения между нами, до того носившие как бы предварительный характер, приняли вполне определенное направление. И Кейт вдруг начала рассказывать о себе.
Она внесла чай, подала мне чашку, села возле меня на диван и принялась говорить, словно мы оба решили, что настала пора говорить, — а впрочем, мы, пожалуй, и в самом деле решили. Большая часть того, что она рассказывала в тот вечер, не имеет ничего общего с моим повествованием, но спустя какое-то время она спросила:
— Ты знаешь, что я сирота?
Я кивнул: она говорила мне об этом и раньше. Когда Кейт было два года, ее родители уехали однажды на выходной, а ее по обыкновению оставили у соседей — Айры и Белл Кармоди. Жили они все тогда в Уэстчестере. Кармоди были значительно старше супругов Мэнкузо, но водили с ними добрую дружбу и, бездетные сами, обожали малютку Кейт. По пути домой родители девочки погибли в автомобильной катастрофе.
- Предыдущая
- 17/85
- Следующая
