Топить в огне бушующем печали. Том 1 - "P大 Priest " - Страница 67

Сюань Цзи с ходу догадался, что эти «семечки», смахивающие на кунжутные, и есть яйца мутировавших Зеркальных бабочек.

– Так что, вы ими воспользовались? Сколько израсходовали?

– Одно! Только одно взяли! – чуть не плача, стал оправдываться козлобородый. – И эта хрень действовала совсем по-другому! Как только малец, чью семью взялись разводить на бабки, слопал «чары», все сразу пошло под откос! Раньше, проглотив «чары», дураки в точности делали то, что говорил им Старый Лан, поэтому мы «предсказывали» их родственникам все очень точно, никто и не думал сомневаться… А это малец вообще нам не подчинялся! Сообразив, что и как, Старый Лан сказал: дело дрянь, скормили ему что-то не то, случилось несчастье. Тогда он решил больше в это не лезть и исчезнуть, собрался «залечь на дно» где-нибудь подальше отсюда… Куда уехал, мне не сказал. А вместе не бежали потому, что нас могли увидеть, и тогда бы люди точно что-то заподозрили… Кто же знал?..

Кто ж знал, что Цзи Цинчэнь вдруг погибнет в ущелье Чиюань? Но зачем он вообще туда приехал? Что ему было надо? Случайность ли это? Или предопределение? Сложно сказать. Тем более он оказался последней тысячной жертвой, которую заклали во время ритуала Темного жертвоприношения, устроенного Би Чуньшэн. И на тот момент в мозгу усача гнездилась Зеркальная бабочка… Но где и когда он заразился? Кто ее подсадил?

Скорее всего, поножовщина между расхитителями началась из-за того, что они попали под ментальную атаку – кто-то вызвал массовые галлюцинации, и только у Цзи Цинчэня оказался иммунитет. Но откуда он взялся? Что это? Врожденный дар или контроль Зеркальной бабочки?

Жертвоприношение в Чиюань повергло Бюро в глубочайший кризис, и уже сейчас очевидно, что жертвенные письмена и таинственные знаки, выписанные у гроба, как-то перекликаются. Похоже, все эти события были звеньями одной цепи, частью одного крупного заговора, но пока показалась лишь верхушка айсберга…

– Сам я не хотел высовываться… Только послал людей поискать того самого младшего ученика Юэдэ… Правда, они никого не нашли, он будто сквозь землю провалился… Ну а я что? Деньги кончились, как дальше быть – непонятно, а тут ваше сообщение в Сети. Вот я и подумал, что Старый Лан успел окрутить каких-то лохов, но барыши за это еще не получил…

Логика козлобородого и смешила, и бесила Сюань Цзи:

– И ты решил, так сказать, вступить в наследство?

Едва он закончил свой вопрос, как его осенило: тут что-то не вяжется! Если верить словам подозреваемого, на этом самом месте случилась резня, но где же тогда трупы расхитителей? Куда подевался мертвец из гроба? Где кровь, которая, судя по рассказу, лилась рекой?

А козлобородый тем временем уже рыдал в три ручья:

– А я что? Я ничего… Только хотел посмотреть, можно ли помочь парнишке… Справлюсь или нет – это уже по обстоятельствам, главное ведь желание, да? Конечно же, если бы помог, я бы заодно подзаработал чуток… на всякие дорожные расходы. Но как только ваш коллега сдвинул дверь фургона, я сразу почуял… ну, тот запах…

– Какой такой запах? – зацепился Сюань Цзи.

– Цветов… Сладковатый запах гниющих цветов… Как открыли этот гроб, так и полилось… За всю жизнь его не забуду… – на этих словах козлобородый вдруг оцепенел, но почти тут же затрясся и нервно зашмыгал носом. От страха его зрачки стали совсем огромными, и он больше не мог издать ни звука.

Догадавшись, о чем он, Сюань Цзи втянул воздух ноздрями, стараясь хорошенько принюхаться. В пещере стояла высокая влажность, и сквозняки здесь почти не ходили, поэтому повсюду разливался лишь запах сырости, гнили и могильной земли. Однако спустя несколько глубоких вдохов Сюань Цзи различил среди прочего и яркое цветочное благоухание…

– Это он, он… – забормотал козлобородый…

Словно подтверждая его слова, из глубины озера с отчетливым бульканьем стали подниматься пузыри… Кто-то засмеялся, и этот смех был звонким, как у юнца. Подхваченный эхом, он быстро разнесся по гроту. Слышать его здесь было и странно, и жутко.

За смехом последовало несколько фраз, сказанных, скорее всего, на языке шаманов. Сюань Цзи ничего не разобрал кроме знакомого «Линъюань», которое было произнесено вполне отчетливо и понятно, но только очень мелодично, певуче…

Вслед за тем резко пропал сигнал связи, звонок оборвался. И без того обескровленное лицо Шэн Линъюаня побелело как полотно.

Тем временем невидимый юноша замурлыкал очень знакомую песенку, однако Сюань Цзи так сразу не узнал ее, потому что не мог как следует разобрать мотив. Вдобавок козлобородый, услышав пение, подскочил на добрых три чи и едва не бросился к нему в объятия. Сюань Цзи перевел взгляд и увидел, что там, где только что пузырилась вода, из глубины понемногу выбираются разбухшие трупы и карабкаются прямо на платформу с гробом… Поднялся невообразимый шум: чей-то гомон, чей-то топот, кто-то громко переговаривался… И эти звуки лились прямо из галереи, откуда зашел в грот Сюань Цзи… Складывалось впечатление, что к ним идет целая толпа народу… Но кто бы это мог быть? Там ведь никого нет, кроме… сорока тысяч скелетов!

Сюань Цзи не стал долго раздумывать, а просто взлетел (и попутно пинком скинул в воду одного из разбухших покойников), после чего подхватил с платформы козлобородого и обернулся к Шэн Линъюаню:

– Эй, ты идешь?

В ответ Шэн Линъюань бросил на него совершенно пустой взгляд, словно из него всю душу выпили. Тихо выругавшись, Сюань Цзи тогда сам схватил демона за запястье и с усилием потянул за собой наверх. Между делом он подумал: «Как будто мне своей ноши мало! И зачем я вообще о нем забочусь?» – однако, несмотря на эти возмутительные мысли, хватку все-таки не разжал.

Лишь добравшись до расщелины, уже наполовину скрытой под водой, Сюань Цзи отпустил Шэн Линъюаня и козлобородого, после чего торопливо сложил огненные крылья. Он даже встать устойчиво не успел, как его охватил смертельный ужас. Козлобородый, оставшийся в его руках, вдруг резко потяжелел и без единого звука осел в воду.

Сюань Цзи посмотрел на него и увидел, что в голову несчастного вошла тонкая нить, которая пробила череп насквозь. Один конец торчал из глазного яблока, другой – из затылка. Сюань Цзи как раз придерживал там мошенника, поэтому мозги и кровь забрызгали ему руку. Но смертоносная нить и не думала униматься – следом она попыталась обвить предплечье Сюань Цзи, однако, соприкоснувшись с кожей, мигом сгорела.

Чудесная песенка, разносившаяся по гроту-склепу эхом, тут же оборвалась вскриком, и в проходе показалась чья-то стройная тень. Затем раздался мелодичный голос, в звуке которого Сюань Цзи скорее угадал, чем узнал слово «демон-яо».

В эту минуту Шэн Линъюань наконец-то очнулся от своих мыслей и медленно отодвинул Сюань Цзи в сторону. При этом было видно, что прорытый расхитителями проход слишком низок для него, да так, что демон не может выпрямиться во весь рост, поэтому держит голову низко и немного сутулится. Ноги его плохо держали, и Шэн Линъюань сильно наваливался на скалистую стену. Переведя дух, он прошептал чье-то имя:

– Алоцзинь…

Только тогда Сюань Цзи догадался, где слышал мелодию чудесной песенки. Ее напевали дети из воспоминаний Шэн Линъюаня о грушевом саде… Сюань Цзи и сам не понимал, почему она так запомнилась ему…

Сперва в узком проходе показалось мерцание, а затем из мрака вынырнул человек со светящимся белым цветком в руках.

Как и обещал его мелодичный голос, он был очень юн. Что называется, в той поре, когда нельзя отличить юношу от девушки. Но мало того – он был очень худ и ослепительно красив. Длинные его волосы, кое-где сплетенные в тоненькие косички, на затылке были собраны в пучок. Левую половину лица скрывала деревянная резная маска, на которой высекли широкую улыбку… Впрочем, и сам юноша улыбался. Правый его глаз остался открыт, и каждый мог видеть, что он круглый как виноградина, живой и очень выразительный. Отчего-то юноша сразу располагал к себе. С первого взгляда было ясно, что он из тех, кто четко проводит черту между черным и белым.