Топить в огне бушующем печали. Том 1 - "P大 Priest " - Страница 56

Правда заключалась в том, что так называемые малые народности Юго-Запада вовсе не были предками современных людей. И вскоре выяснилось, что ущелье Чиюань некогда служило естественной границей, отделяющей расу людей от соседей не-людей.

Об этом узнали в 1981 году, когда Бюро по контролю над аномалиями успешно обезвредило магическое построение на окраине Чиюань и обнаружило в очищенной области пещеру с останками гигантской птицы, чей скелет весил около трехсот килограммов. У входа в пещеру стояла каменная стела, где значилось: «Клан бифанов Яньмина защищает сию гробницу».

На стеле сохранились следы применения способностей линии огня и грома, и после тщательного изучения и сопоставления остаточных аномальных следов на скелете и стеле было установлено, что они родственны друг другу и что, скорее всего, надпись у входа оставила сама птица.

Другими словами, были обнаружены следы чрезвычайно высокоразвитой и имеющей соответствующий культурный уровень цивилизации. Кстати сказать, птица своим телосложением напоминала легендарного бифана, и Отдел древностей выдвинул гипотезу, что именно нечеловеческие расы, подобные этой огненной птице, стали прообразами сказочных демонов-яо. В связи с этим нетрудно догадаться, что ни до, ни после Великой междоусобицы Девяти провинций в истории не случалось настолько страшного бедствия, порожденного столкновением людей и не-людей. Конец ей положил только преемник императора Пина – император У, другое имя – Шэн Сяо.

Согласно преданию он родился уже после смерти императора Пина, как раз в год битвы Пинъюань. И с раннего детства не знал ни дня радости: ему то приходилось спасаться бегством, то где-то скитаться. Он рос как придорожная трава, жил у добрых людей и перебивался чем придется, но после, когда возмужал, ответил на кровь кровью. Новый император У собрал войска и усмирил необузданных демонов, после чего убил их князя, установил межевой столб и основал ведомство Цинпин, тем самым прославившись своими деяниями на века.

Уже в более поздний период, завершив восстановление государственности, император У нередко проявлял исключительную жестокость, однако она была на редкость холодной и расчетливой. Впрочем, под конец своего правления он впал в безумие и бросился со скалы в Алую Бездну Чиюань. Ее огонь не оставил от прославленного правителя даже костей. В гробницу императора У, построенную его преемником, поместили лишь пустой гроб с одеждой покойного.

Если учесть все это, а еще то, что демон в мече, судя по его намекам, родился в эпоху Великой междоусобицы… К тому же он впервые заявился именно в Чиюань, а прежде явно был членом императорской фамилии, раз отзывается на «ваше величество»… Так неужели он?..

Сюань Цзи вздрогнул. Да ну не! Как ни крути, а в эпоху Великой междоусобицы существовало множество племен, и все бесследно сгинули во тьме веков. Никто их не описывал, не изучал, а между тем среди них нашлось немало желающих вступить в военный союз с людьми. И некоторые (что неизбежно) стали впитывать чужеродную культуру, принятый у людей общественный строй. При этом сами они наверняка поклонялись злым духам и приводили в свой мир демонов, чтобы те помогли им в борьбе с неприятелем. И, скорее всего, призывая очередную нечисть, они стали обращаться к ней как к императору, называя уважительно «ваше величество». Короче говоря, не может быть, чтобы явился сам император У!

А иначе… Вот так ирония судьбы! Император, единолично спасший человечество от вымирания и добившийся его расцвета, вдруг оказался не-человеком! И как с этим фактом мириться?

Боги способны лишь жертвовать жизнью, а демоны потом пируют над их останками. Неужели одолеть демонов может только еще более свирепый демон?

В общем, ловко опровергнув все свои гипотезы, Сюань Цзи быстро взял себя в руки и сосредоточился.

Поскольку от меча расходился холод и тянулся тонкими нитями к руке Сюань Цзи, тому неожиданно вспомнилась фраза на языке шаманов, которой его научил Шэн Линъюань. А заодно и то, как она звучала. Нет, Сюань Цзи не понимал ее смысла, но чувствовал, что произнесли ее с лаской, с неожиданным теплом. Примерно с той же нежностью будет звучать голос стародавнего друга, приехавшего в гости и нашедшего у хозяйских ворот резвящихся детей. Да, именно так просят позвать кого-нибудь из взрослых или привести родителей…

Мучимый любопытством, Сюань Цзи спросил: «А кем были эти шаманы?»

«Коренными жителями Дунчуаньских земель. Они многими поколениями жили здесь и верили, что у всего на свете есть свой дух. Вне зависимости от того, мягок ли ветер, обильны ли дожди, царит кругом благоденствие или же идут бедствия одно за другим, этот народ и в жизни, и в смерти пребывает со своей родиной. Они издревле считали, что люди подобны деревьям и травам, и если кому придется покинуть свой дом, вместе с тем он утратит свои корни, и на его судьбу выпадут многие несчастья…» – Шэн Линъюань дал ответ не на путунхуа, который он наспех выучил, а на привычном ему древнем наречии.

Как ни странно, Сюань Цзи вполне его понял, и прилагать усилия, чтобы расшифровать каждое слово, не потребовалось. Видимо, сказалась недавняя частая практика. И пока Шэн Линъюань говорил на всеми забытом языке, его речь лилась будто бы с другого берега пространства и времени. В ней чувствовались ветер и иней всех горестей давно ушедшей эпохи, но вместе с тем отчуждение и строгость, которые сами по себе намекали, что с той поры прошли тысячи лет, и где раньше было синее море, теперь растут тутовые рощи.

«Шаманы были весьма искусны в чарах. Ты ведь спрашивал меня, откуда взялись бабочки с человеческим ликом? Что ж, они – не живые существа, а порождения магии шаманов. Мудрецы лишь улучшили их с помощью сокровенных знаний. И прежде бабочки использовались в погребальном обряде», – пустился в подробные объяснения Шэн Линъюань.

«В погребальном?»

«Верно. Шаманы считали, что бабочки с человеческим ликом объединяют в себе начала инь и ян, – поведал тихим голосом Шэн Линъюань. – Бывало так, что человек скоропостижно скончался, а родственники не успели с ним как следует проститься, из-за чего их мучат навязчивые мысли о том, что они не сказали усопшему нечто важное. В таком случае приглашался Великий мудрец, возглавлявший всякий обряд жертвоприношения в начале нового года. И он проводил для них особую церемонию. В ее рамках Великий мудрец вкладывал в уста покойного бабочку с человеческим ликом. Не проходило и дня, как покойный открывал глаза, садился на своем ложе, вставал и ходил, а также говорил с домашними и смеялся. В общем, делал все то же, что и при жизни. Так с ним могли увидеться те, кто хотел увидеться, и могли сказать те слова, что хотели сказать. Затем Великий мудрец извлекал бабочку, и тело покойного предавали земле».

От этих объяснений Сюань Цзи совсем стушевался.

«Я думал, она всего лишь паразит… А получается, что сверхъестественное существо…»

«Она и есть паразит, – холодно заметил Шэн Линъюань. – С давних пор все погребальные обряды и церемонии прощания возникают из бесплодных мечтаний живых. „Умерший человек подобен потухшему светильнику“, и когда другие говорят о призраках, они лишь тешат себя небылицами. Даже среди шаманов оживленный бабочкой мертвец не считался за живого. И все споры насчет имущества разрешал вождь племени, а не поднятый из могилы покойный».

Сюань Цзи не нашелся что сказать. Этим своим выговором его превосходительство жэньмо в очередной раз показал, что атеист до мозга костей.

«Дунчуань… Изобильный край… Земля здесь плодородна, урожаи богатые. Погода лишь переменчива: в один час солнце загораживают тучи, но затем налетает ветер – и снова солнце. Следом могут пойти обильные дожди, переходящие в снег. Один только день, а покажут себя все сезоны. Бывало и так, что осенняя луна светила на весенние цветы, и в пруду с цветущими лотосами отражались заснеженные берега… Прекрасное зрелище… Даже вода здесь слаще, чем где бы то ни было. И сверхъестественное испокон веков соседствует с человеческим… Вот почему этот край породил множество редчайших драгоценностей, что не найти ни в одном уголке мира…»