Девятнадцать сорок восемь Том II (СИ) - Вишневский Сергей Викторович - Страница 31

— Угу, даже когда он лежит на трупе, — буркнул Иван Валентинович. — Доедай.

Патологоанатом, с довольной миной взял бутерброд, и принялся его есть, смачно чавкая.

— А у тебя как? Вчера машину департамента магических дел видел.

— Угу, привезли тут одного, — кивнул Валентиныч, с прищуром наблюдая за Федей, начав подозревать, что весь рассказ об одаренном был как раз для того, чтобы отжать у него еду. — Слушай, тебе лень было с собой еды заказать?

— М-м-м-м? Нефть, профто фабофал нофью…

— Шабашки от ритуальщиков?

— Они самые, — кивнул мужчина, дожевав бутерброд. — Посмертную улыбку просили очень. Платили хорошо. А я что? Я никогда не против… ик… денег.

Тут коллега с жалостью посмотрел на кружку в руках у Валентиныча. Тот закатил глаза, и протянул ему чай.

— Ты такими темпами мне с тебя придется деньги за еду брать, — проворчал доктор. — У тебя вообще совесть есть?

— Совесть? У патологоанатома? — хмыкнул Федя. — Зачем чушь спрашиваешь?

— Тогда с тебя двести рублей. За бутерброд и чай.

Тут коллега выпучил глаза, открыл рот, закрыл и снова открыл.

— И у кого тут совести нет⁈ Валентиныч, побойся бога!

— Тогда палка колбасы. Сырокопченой. И чтобы не дрянной какой, а нормальной!

— Будет тебе колбаса, — нехотя проворчал патологоанатом. — А чего там с одаренным? не мой клиент?

— Нет. Просто выдал прирост после первого возвышения в пять сотен процентов, — махнул рукой Иван Валентинович. — Сунули ко мне под наблюдение. У департамента томограф накрылся, а парень в сопор ушел. Они ко мне и притащили. Я тоже сначала думал, может сосуд в мозгах лопнул, а нет. Нормальный вышел. Никаких проблем. Даже неврологии никакой.

— Ну-у-у-у-у… Пятьсот процентов? — с прищуром спросил Федор.

— Да. До возвышения два УМЕ, после — десять. Только вот прироста у него больше не идет. Показатель, словно вкопанный.

— Хм, а что в анамнезе?

— Восемнадцать лет. Не болен, не обследовался, не оперировался, даже у стоматолога карточки нет.

— Угу, не светился, не привлекался, — кивнул коллега.

— Из значимого — постоянные тренировки с даром больше пяти лет подряд и зелье для развития дара для детей. Все.

— А помнишь ту шумиху, из-за доклада Фархатова? Ну, с его работой по поводу развития дара и тренировок? Он там вроде как параллель выводил.

— Помню, только на практике его теории не работали. Вообще. Никак. Если бы хоть кто-то смог повторить, то да. Можно было бы рассматривать как вариант. Но тут… Парень без систематики, просто занимался тренировками на голой силе. Типа телекинеза. Все. А настойка смысл имеет только до шести лет, так что ее в расчет можно вообще не брать.

— Что, думаешь «чудо»? — усмехнулся Федор.

— Не чудо, а стечение обстоятельств, — вздохнул Иван Валентинович. — А так — да. Занятный экземпляр. Думаю, позвать из департамента людей. Может чего нового появилось…

— Позови, за спрос денег не берут, а так под шумок, может и ко мне заглянут.

— А к тебе зачем?

— Я им пол года заявки по поводу некротических эманаций пишу. У меня датчик уже дважды мелькал, а они ноль реакции, — проворчал патологоанатом, а затем с тяжелым вздохом покосился на пустое блюдце. — Слушай, а у тебя случаем…

Иван Валентинович закатил глаза, подошел к холодильнику и достал оттуда пакет.

— Федя, ты ведь обеспеченный человек. Женился бы, — проворчал он доставая оттуда початую палку колбасы и контейнеры с тушеной картошкой. — Ты или от язвы загнешься с таким образом жизни, или сопьешься.

— Вот именно потому, что я обеспеченный человек, я и не женюсь, — расплылся в довольной улыбке коллега.

— Тогда бы хоть в столовую ходил. Иногда надо и горячее есть.

— Зачем? — искренне удивился патологоанатом. — У тебя ведь всегда вкуснее!

— Действительно, — фыркнул старичок. — А зачем?

Дверь камеры открылась и в нее, лязгая цепями ввели заключенного в оранжевой тюремной робе. Тот прошел внутрь и замер перед хмурым следователем, что прожгла его взглядом и красным огоньком в артефакте вместо одного глаза.

— Еще немного и мне покажется, что ты не рад меня видеть, — хмыкнул Григорян, поднимаясь со своего места.

— Рад, чё, — пожал плечами здоровяк.

— А где улыбка, Митин? — хмыкнул следователь и проковылял к заключенному.

— А че улыбаться, гражданин начальник, — буркнул тот.

— Завязывай со своим театром, — буркнул Гриорян, подойдя к заключенному. — Тупого ты изображаешь отлично, да только я уже всю твою подноготную перетряхнул. У тебя только одна маска — тупой здоровяк. Снимай ее и поговорим нормально.

— Так, я уже все сказал, — хмурясь произнес Митин. — Все, что знал. Ничего не утаил.

— Да, я знаю, — кивнул Григорян. — Знаю, что не врал. Да и проверил тебя уже не раз.

— А чего тогда хотите? Чаю, вижу не предлагаете.

— Чай уж как-нибудь сам себе организуешь, — хмыкнул следователь, достал из кармана ключи и разомкнул наручники, а затем и остальные путы.

— Это как? — осторожно спросил Гоша, не понимая происходящего.

— А вот так. Твоя личность была выпотрошена, изучена и оценена. Угрозы ты не представляешь, по сему — уебывай ка ты отсюда.

— Почему? Я ведь…

— Ты себя в зеркале видел, Митин? — хмыкнул Григорян. — Тебя же, скотину такую, кормить надо. А нам это нахрена? У нас и так пол госаппарата нахлебники, но они же хотя бы видимость пользы делают. А ты? Только жрешь, да спишь.

— А, это… форма-то с блока пожизненного… Оттуда только ногами вперед, с дыркой во лбу, — растерянно произнес здоровяк.

— Нет, вы посмотрите на него! — возмутился Григорян. — Его, мать твою, кормят, поят за бесплатно, а ему еще и форма цвета не того. Митин, ты не ахерел? Чего вылупился? Крути педали, пока не дали!

Митин оглянулся и заметил, что дверь в допросную слегка приоткрыта, а значит засов не закрыт.

— Вот так просто? — осторожно спросил он. — Идти?

— А мне тебя тащить что ли? Или нести прикажешь? — хмыкнул следователь, достал небольшую бумажку и протянул ему. — Дежурному на выходе отдашь. Он тебе вещи вернет.

Митин ошалело посмотрел на бумажку, потом на дверь и медленно, словно боясь спугнуть свою удачу сделал шаг назад, к двери.

— А чего… меня вдруг… Отпускают?

— Митин, на тебе печать подчинения. Показания ты дал, да только смысла в них нет.

— Это еще почему?

— Так, кончился твой Падлов.

— Как кончился?

— Совсем. Насмерть. Так, что дело повисло, а ты… А ты вещь, по сути. Принадлежишь другому человеку. Что скажет хозяин, то и делаешь. Как топор. Можно дрова рубить, а можно и головы. Не в переплавку же топор отправлять, если он голову чью-то срубил. Понимаешь?

— Ну, так да… — кивнул Митин и сделал еще один неуверенный шаг к выходу.

— Ну, а раз понимаешь, то и про печать свою знаешь. Так? Если далеко и долго от хозяина будешь — заноет. Сначала потихоньку, а потом так, что хоть на стену лезь.

— Знаю.

— Ну, так езжай к хозяину своему поближе. В провинции тихо, спокойно. Хорошо ведь, да?

— Наверное, — осторожно ответил Минин.

Повисла небольшая пауза. Здоровяк и бывший уголовник не знал, что делать дальше и не особо понимал, разводят его или всерьез отпускают.

— Ну? И чего встал, кретин? — рыкнул Григорян. — Мне тебе пендаля волшебного выдать⁈

— Не, не надо, — пробасил Митин и медленно покинул камеру под ворчание следователя, о тупоголовых уголовниках.

Гоша прошел по коридору, заметил охранника, что мазнул по нему взглядом и осторожно подошел к нему.

— А где у вас дежурка? — спросил он.

— Дальше по коридору и два этажа вниз по лестнице, — нехотя ответил тот.

Здоровяк спустился вниз, нашел небольшое окошко, затем получил свои вещи и с удивлением застыл в небольшой каморке, где ему предложили переодеться.

Вещи были все. И пиджак, и даже кошелек с наличностью. не много, всего семь тысячь, но и это было удивительно. Разумеется, оружие ему не вернули.