90-е. Шоу должно продолжаться 3 (СИ) - Фишер Саша - Страница 27

— Слушай, Вовчик… — прищурился он. — У меня к тебе есть встречное предложение. Тебе же, говоришь, еще много чего понадобится, так?

— Так, — согласился я.

— Тогда есть встречное предложение, — все еще не отпуская мою руку, проговорил Василий. — Тут вот какое дело… В январе в Новокиневске планируется большой концерт. Группа «Мираж», знаешь такую?

— Что-то слышал, ага, — кивнул я. Ну да, скандальный коллектив фанерной попсы с десятком разных составов и чехардой солисток. Трудно не слышать, даже если вообще не смотреть в сторону массовой культуры.

— Музыка нас связала, тайною нашей стала, — пропел Василий. — Вот эти девчата.

— Да-да, я вспомнил, — снова кивнул я.

— Ну так вот, — Василий наконец-то разомкнул наше рукопожатие и сложил руки за спиной. — У меня, ясное дело, уже давно сложился коллектив, который занимается организацией. Ребята свою работу знают, работают слаженно. Но ты же понимаешь, что в таких ситуациях бывает, да? Примостили жопки на теплые местечки, сидят и ручки греют.

Василий замолчал и посмотрел на меня. Я тоже промолчал, ожидая продолжения.

— То есть, ты не против будешь поработать на концерте попсовой группы? — спросил он.

— Не вижу какой-то особой проблемы, — я пожал плечами.

— Ну и отлично, — обрадовался Василий. — А то ваш брат-рокер то и дело имеет всякие предубеждения на этот счет…

— Я человек широких взглядов, — усмехнулся я. — А в чем будет заключаться моя работа?

— Вот как все будет, — Василий побарабанил пальцами по полке стеллажа. — Тебя примут в команду, с понтом племянник чьей-то тети, которого нужно пристроить. На позицию «принеси-подай», или что-то в таком же духе, чуть позже я сформулирую точно. Чтобы это не я нанял тебя личным ассистентом, а пристроили как бедного бестолкового родственника. Сечешь?

— И мне нужно будет лезть с простодушием бульдозера во всю внутреннюю кухню и вычислить мутные схемы, по которым утекают денежки? — усмехнулся я.

— Я знал, что в тебе не ошибся, Вовчик! — от уха до уха улыбнулся Василий. — Идет?

— И «поливокс» мы прямо сейчас забираем? — спросил я.

— Вовчик, ты не тушуйся, — Василий хлопнул меня по плечу. — Если тебе такое поперек совести, на рассрочку я тоже согласен.

— Не поперек совести, меня наша сделка устраивает, — я подмигнул. — Совесть пусть тревожит тех, кто подворовывает. Где надо подписаться?

— Вот и ладушки, — Василий снова пожал мне руку. — Вот и договорились. Никаких подписей, а будем работать, то мы друг друга вообще не знаем. Насчет оплаты и прочего — не волнуйся, я не обижу!

— Когда приступать? — спросил я и оглянулся на Бельфегора. Который все еще нежно трогал свой обожаемый «поливокс».

— Ты вот что… — Василий почесал в затылке. — Где-то числа третьего… Хотя нет, третье — это пятница. Значит шестого с утречка подойди ко мне в исполком Железнодорожного района, хорошо? Часикам к десяти утра, лады? И вот там мы все наши дела и обговорим. Все, топай, обрадуй своего рыжего. Я так чую, если ему сейчас его синтезатор не отдать, он у меня тут жить останется.

— Давай помогу, тяжеленный же! — предложил я, когда мы перешли широкий Ленинский проспект. Но Бельфегор только упрямо помотал головой и прижал к себе здоровенный черный чехол еще крепче. Жесть, конечно. Прямо, картина маслом — субтильный Борис тащит двадцатикилограммовый чемодан. Даже смотреть больно!

— Мне не тяжело, — пропыхтел он. — И надо привыкать, что теперь все время его носить нужно будет.

— Ну как скажешь, — я пожал плечами. — Вообще-то мы успевали его домой забросить, нафига он нам в этом гнезде квнщиков-то?

— Не могу, — пробормотал Бельфегор. — Мне кажется, что если я его из рук выпущу, то сразу же окажется, что мне все это приснилось.

— Скажи хоть, что в этой штуке такого особенного? — хмыкнул я.

— Ты будешь смеяться… — смущенно пробормотал Бельфегор.

— Вот еще! — фыркнул я. — Над серьезными вещами я не смеюсь.

— В общем, я в музыкалке учился… — начал Бельфегор, не глядя в мою сторону. — И ненавидел ее ужасно. Я хотел на гитаре играть, как Высоцкий, а мама отдала меня на фортепиано. Я даже плакал от такой несправедливости.

Бельфегор перехватил черный короб поудобнее. Пальцы были уже красными от холода. Но из варежек ноша выскальзывала, так что он стоически терпел.

— В общем, однажды мы приехали к дяде Славе. Это брат матери, она почти с ним не общалась, но тогда бабушка умерла, и нам пришлось ехать в Закорск. Бабушка с дядей Славой там жили. Дядя Слава — музыкант, в Москве несколько лет работал. Но потом в аварию на мотоцикле попал, и ему ногу отрезали. И с тех пор жил с бабушкой. Мама всегда при его упоминании злилась. И я до этого его видел, когда совсем еще под стол пешком ходил. А тут меня оставили с ним на весь день. Он был такой странный, с длинными волосами и в больших таких очках. И с деревянной ногой, как пират. И мы как-то разговорились. Ну и тогда я ему пожаловался, что я как девчонка играю на фортепиано. И тут он из-под шкафа достал «поливокс» и говорит: «Вот тебе пианино, пацан, поиграй пока, а я в магазин за мороженым схожу». И я… Ну… Прикипел. Этот звук был совсем другой. Такой… Ну, в общем… Я тогда себе пообещал, что буду музыкантом. И обязательно буду играть на «поливоксе». И про гитару даже думать забыл. А тут… Ну, понимаешь?

— О, еще как понимаю! — покивал я. — Детские мечты нужно исполнять! Может я все-таки помогу? Клянусь, твоя прелесть никуда не денется!

— Ну… Ладно… — сдался Бельфегор. Остановился и поставил черный короб на низенький заборчик. Я ухватил синтезатор за чемоданную ручку. Благо мне силенок хватало тащить его так, а не в обнимку. Да уж, бандура тяжеленная, ничего не скажешь. Надеюсь, оно того и правда стоит.

Новокиневский политех был замечателен тем, что не был разбросан по городу, как универ, кулек или мед — пара корпусов в одном месте, один корпус — в паре остановок, спортзал — в соседнем районе, а общаги вообще на другом конце города. Политех же был грандиозен и монолитен. Огромный учебный корпус, длиной в целый квартал, с боков — еще по одному корпусу, поменьше, внутри этого квадрата — лабораторные корпуса, здоровенный спортивный манеж, а обратную сторону, выходящую на Комсомольский проспект, параллельный Ленинскому, ограничивает длинный ряд общаг. Твердыня инженеров, прямо таки. Которая прославилась еще и тем, что на круглой площади перед ним с давних времен собирались любители погонять на мотоциклах. Которые в будущем станут называться байкерами, а сейчас, в начале девяностых, их по какой-то неведомой причине называли рокерами.

Нас ждали в ленинской комнате одной из общаг. Специфическое место, конечно. Сам я в общагах никогда не жил, так что для меня было в новинку такое вот «идеологическое пространство». Для чего оно служило раньше — хрен знает. Но задумывалось оно явно как что-то похожее на место поклонения культу. Квн-щики, которые давно и прочно здесь обосновались, почти ничего не поменяли, так что в каком-то смысле это был настоящий памятник эпохе. Теперь уже бывшего Советского Союза. Комната была просторной, в три окна. Из мебели там имелся книжный шкаф с полным собранием сочинений Ленина. Хотя за полноту не ручаюсь, просто все книги, которые стояли на полках, были красного цвета и за авторством Владимира Ильича. Два дивана и шесть кресел. Журнальный столик с шахматной доской на полированной крышке. Большой стол самого общего назначения — можно стенгазету рисовать, можно банкет закатывать. Бюст Ленина в натуральную величину на прямоугольном постаменте. На голове у вождя мирового пролетариата красовалась кепка, а в угол рта затейники-квнщики прилепили сигарету. На стене висел еще один портрет Ленина, здоровенный, от пола до потолка. Имелся информационный стенд, тоже касающийся отца революции. И был второй стеллаж, на полках которого лежали атрибуты пионерского детства — горн и пара барабанов, стояла еще парочка бюстов вождя — в бронзе и гипсовый. И была свалена всякая прочая ерунду — подшивки газет, коробки от печенья и конфет, деревянный самолет…