Хозяйка лавандовой долины (СИ) - Скор Элен - Страница 8

Баронет Лурье сидел в своём кресле за массивным письменным столом, доставшимся ему ещё от его отца, а тому от деда. Подойдя ближе, я заметила, как он осунулся, видимо события последних дней не принесли спокойствия в его жизнь. На минуту мне даже стало его жалко.

— Доброго дня, папенька, — я присела в лёгком реверансе.

— Элена, ты действительно неплохо выглядишь! — то ли удивился, то ли обрадовался он.

— Мне уже много лучше, прошу вас отпустить меня в дом моего мужа, — я села напротив отца, пододвинув к столу стул с высокой спинкой.

— Дорога туда долгая, сможешь ли ты её выдержать? — в голосе отца скользнула нотка беспокойства.

Значит, не всё потеряно, он всё же хоть немного за меня переживает.

— Думаю, после моего отъезда страсти немного поулягутся и вам будет спокойнее, — я опустила глаза, давая понять, что мне известен источник его тревог.

— Раз, это твоё решение… я не против, — он замолчал, потом тяжело вздохнул, — как же ты похожа на свою мать!

Молчание затягивалось, а хотелось поскорее озвучить все накопившиеся вопросы.

— Прошу вас простить за мой вопрос, но что с моим приданным? И подаренные мне мужем драгоценности — я не нашла их в комнате.

Лурье поморщился, словно я задела его за больное.

— Ещё я хотела бы узнать, как я буду добираться: вы выделите мне повозку или её придётся нанимать? Эбби решила поехать со мной, но было бы неплохо выделить кого-нибудь нам в охрану.

Я по пунктам зачитывала записанные на листке бумаги вопросы, и к концу списка мне показалось, что отец смотрит на меня уже совсем другими глазами.

— А ты изменилась, Элена.

— Я теперь в ответе не только за свою жизнь, — рука сама скользнула на живот, туда, где билось сердечко моей ещё не рождённой дочери.

Лурье задумался, потом пододвинул к себе пачку бумаг, среди которых я заметила несколько конвертов. Видимо это была ещё не разобранная почта.

— Где-то тут было… — отец, покопавшись в бумагах, взял в руки распечатанный конверт, доставая из него украшенную позолотой карточку. — Через два дня приём у госпожи Франциски, я отправлю туда Ингрид и Нарину. Это на другом конце города, у нас будет всего несколько часов, чтобы собрать твои вещи. Я даю за тобой два сундука тканей, сама отберёшь, что тебе больше по вкусу. Один сундук с посудой: серебряной и фарфоровой.

Я кивала в такт его словам, ну хоть не голышом отправляют и то хорошо. Даже удивительно, что отец проявил ко мне такое участие, может оттого, что я напомнила ему первую жену? А он тем временем снял с шеи небольшой ключик, открыв им ящик стола, выкладывая на столешницу несколько тканевых, характерно звякнувших мешочков и небольшую шкатулку.

— Это оставила тебе твоя мать, — он подвинул ко мне шкатулку и два мешочка с монетами, — а это тебе от меня, — он добавил к кучке ещё один мешочек. Спрячь и сиди в своей комнате, пока не позову. Для всех — ты отбываешь в конце недели.

— Спасибо, — я сгребла всё в охапку, бочком протискиваясь в приоткрытую дверь вышла из кабинета.

В коридоре меня ждала Эбби, увидев у меня в руках шкатулку и кошельки, она тот час накинула мне на плечи свою шаль, прикрывая добро. Повезло, что мы почти никого не встретили, лишь когда спускались вниз по лестнице, нам навстречу попалась одна из горничных, нянюшка тут же прикрыла меня своей широкой спиной, я только подивилась её находчивости.

Вернувшись в комнату, я перво-наперво проверила дверь на присутствие запора — такого не оказалось. Значит, любой может войти сюда, когда ему это заблагорассудиться. Не долго думая, мы подперли дверь креслом — это хотя бы даст нам время сориентироваться.

В каждом из кошелей оказалось по десять золотых монет. По словам нянюшки, на эти средства можно прожить несколько лет.

— Ежели, экономно — надолго хватит!

Я рассказала ей, что отец обещал подкинуть ещё пару сундуков с тканями и даже посуду, так она и вовсе повеселела.

— Ой, не пропадём, голуба моя!

В шкатулке оказались украшения: несколько колечек, ожерелье, серьги. Комплект из зеркала в серебряной оправе, украшенного мелкими камешками и щётки для волос с таким же орнаментом.

Всё богатство спрятали пока под подушку. Эбби ненадолго ушла, вернувшись с ужином — теперь она старалась не оставлять меня ни на минуту. Правда она никак не соглашалась садиться со мной за один стол и поела только тогда, когда я перебралась к себе на кровать.

После ужина нянюшка отправилась относить грязную посуду, а вернулась, держа под мышкой скрученный валиком матрац. Спала она на полу, прямо возле моей кровати. Дверь, уже проверенным способом, мы подпёрли креслом.

Утром Эбби принесла иглу и моток ниток, следующие два дня мы по очереди зашивали золотые монеты в подол платьев и подкладку плаща. Нянюшка приговаривала:

— Ежели что, на тряпьё-то никто особо не позариться! Так и сбережём!

Шкатулку Эбби обернула куском мягкой ткани:

— Чтобы не бряцало!

Затем убрала её на дно сундука, завалив сверху зимней одеждой. Туда же отправились все мои вещи из комода, полотенца, постельное бельё, несколько кусочков мыла (одно начатое, душистое и два посерее, больше похожее на хозяйственное).

Появился в комнате и сундук поменьше — там нянюшка держала свои вещи. Можно сказать — два последних дня мы провели «на чемоданах».

Утро третьего дня я провела у окна в ожидании, когда мои дражайшие родственницы отбудут из дома. Ожидание затягивалось, я уж было подумала, что они передумали и всё сорвётся.

Но вот к крыльцу подъехала хозяйская повозка и вскоре в неё уселись мачеха и младшая сестрица. С замиранием сердца я следила, как повозка скрывается за поворотом, всё ещё боясь, что они решат вернуться.

Время шло, а папеньки всё не было. Не выдержав, я послала Эбби на разведку. Она вскоре вернулась, рассказав, что хозяин отправляет кухарку на рынок, а с ней и двух горничных, в доме из прислуги никого не осталось.

Когда дверь в мою комнату отворилась, и на пороге появился отец, я уже вся извелась от ожидания.

— Иди за мной! — коротко велел он мне, размашисто шагая по коридору.

Я едва поспевала за его широким шагом. Мы спустились в полуподвальное помещение, в отличие от обычного подвала здесь было сухо, пахло полынью и ещё какими-то травами.

В руках у отца звякнула связка ключей, он отворил одну из дверей.

— Заходи. Можешь сложить в эти сундуки всё, что тебе придётся по нраву.

У дверей действительно стояло два сундука, чуть поменьше того, что был у меня в комнате. Вдоль всей комнаты тянулись полки, на которых рядами лежали тюки с тканью. Чего тут только не было, у меня аж глаза разбежались!

— Поторопись, у нас мало времени, я пока соберу остальное, — оставив меня одну, отец вышел.

Снова послышался звон ключей — он явно отпирал дверь соседнего помещения. Опомнившись, я пошла вдоль рядов, раздумывая, что может пригодиться мне в далёком горном крае.

Богатые шелка я отмела сразу, мне бы что попрактичнее, но немного подумав, всё же сунула на дно одного из сундуков отрез голубого шёлка, добавив к нему тюк бархата в тон.

Несколько тюков клетчатой шерсти, светлый лён. Ещё тюк бархата цвета кофе с молоком. Два тюка чёрной ткани — не стоит забывать, что я вдова. Вспомнив про Эбби, добавила тюк светло серой тонкой шерсти, ей тоже не помешает обновить одёжку.

Второй сундук я набила тканями попроще — пойдут на полотенца и постельное бельё.

Вернулся отец, глянул на полки, потом на сундуки, хмыкнул, снова ушёл, а вернувшись, кинул поверх уложенных вещей два мотка лент, несколько кусков кружева, добавив по мотушке светлых и тёмных ниток. После чего закрыл каждый из сундуков на ключ, вручив их мне.

— Храни и в руки никому не давай. А теперь одевайся теплее и жди меня, повозка подъедет к чёрному ходу.

Я напомнила, что в комнате тоже стоит сундук, нам с Эбби вдвоём его не поднять. Отец только головой кивнул, подгоняя меня.