Хозяйка лавандовой долины (СИ) - Скор Элен - Страница 10

— Вы, леди, можете обедать на постоялом дворе, там же и переночевать можно.

— Постоялый двор — это хорошо, а если его не будет? Если нам захочется перекусить вот так, на природе? Можно ведь закупить в деревне молока, сыра, яиц.

— Это вы дело говорите, — закивал Фред, — лишний припас никогда не помешает.

Следующая остановка была в ближайшем селе. Фред окликнул парнишку, лениво бредущего вдоль дороги и погоняющего хворостиной серую облезлую козу, спросив, у кого можно разжиться припасом. Тот тут же оживился, хвалясь, какой вкусный сыр получается из молока их Зорьки, сам при этом поглаживая козу по серому боку.

— Наша изба тут, недалече, я только мамку предупрежу! — подхватив Зорьку за рога, паренёк потащил упирающуюся козу за собой, мы поехали следом.

Из домика на ходу вытирая руки о передник, выскочила высокая худая женщина. Увидев остановившийся дилижанс, она тут же принялась отвешивать поклоны.

Фред подошёл к хозяйке и заговорил, объясняя что нам нужно. Та обрадовано закивала, приглашая его в избу. Мне тоже стало интересно, я вместе с Эбби выбралась наружу.

Селянка предложила нам две головки козьего сыра, с десяток яиц и свежий, ещё горячий каравай, который видимо пекла семье на ужин. За всё это она попросила с нас сущие медяки. Когда я вытащила из кармана припасённый в дорогу золотой, она вытаращила глаза и замахала руками.

— Да ить где же я вам размен найду? У нас отродясь таких денег не водилось! Разве что к старосте пойти, может он с податей наберёт!

Прихватив продукты, мы вновь загрузились в дилижанс и поехали следом за семенящей по дороге селянкой. Дом старосты выгодно отличался от соседних строений своей основательностью, крепким забором и чисто выметенным двором.

Вышедший на улицу мужик выслушал спешащую к нему соседку, потом приложив ладонь к глазам на манер козырька внимательно наблюдал, как мы выбираемся из остановившегося возле его дома экипажа и лишь когда я подошла ближе, низко поклонился, приглашая в избу.

Размен нам дали, Эбби подозрительно косясь на стоящего возле стола старосту, дважды пересчитала высыпанную на стол горку монет. Обмен состоялся, а я немного растерялась — куда девать столько денег, не в карман же сыпать.

И снова меня выручила Эбби, достав свой внушительного размера носовой платок, она ссыпала монеты в него, завязав узелком.

Выйдя на улицу, первым делом рассчитались с селянкой и та довольная отправилась домой, а староста вдруг спросил:

— Может госпоже ещё что надобно?

— А что у вас есть? — заинтересовалась я.

Хозяйство старосты было побогаче обычных сельчан, тут мы разжились двумя кольцами ароматной, остро пахнущей чесноком и травами колбасой, пирогом с мясом и крынкой густого, словно сливки молока.

Настроение у меня сразу улучшилось — ведь за всё мы отдали сущую мелочь. — Этак этих денег нам действительно надолго хватит, — думала я, пока мы не остановились на ночь возле постоялого двора. Погода испортилась, резко похолодало, стал накрапывать дождь, так что было решено переночевать здесь.

Вместе с Фредом мы вошли внутрь добротного двухэтажного дома. Там было многолюдно, на первом этаже располагался обеденный зал, все столы были уже заняты посетителями. Пахло свечным воском, едой и чем-то кислым, ко всему этому примешивался запах несвежего человеческого тела и конского пота.

Погода вконец испортилась, на улице уже вовсю лил дождь, сверкала молния. Все жилые комнаты на постоялом дворе очень быстро разобрали, а то, что осталось, предлагалось по двойной цене. Делать было нечего, и я согласилась. О том чтобы продолжить путь под проливным дождём да ещё ночью не было и речи — все и так устали.

Мне пришлось оплатить конюшню и навес для дилижанса — ещё в дороге я заметила, что крыша у неё подтекает, не хотелось испортить вещи, их и так у меня немного. Тем более Фред будет ночевать в карете, охраняя хозяйское добро. Возница устроился на конюшне вместе с лошадьми, а нам с Эбби досталась крошечная комнатушка с двумя узенькими кроватями.

За окном совсем стемнело, лишь редкие всполохи молний изредка освещали округу. Нижний зал постоялого двора был битком забит народом. Кто-то ужинал, кто-то потягивал медовуху, были и те, кому не досталось комнат или не нашлось лишних монет, чтобы её оплатить — они устраивались на ночлег прямо тут, в одном из свободных углов.

Взяв огарок свечи, хозяйка повела нас на второй этаж. Деревянная лестница поскрипывала под ногами, в коридоре было сумрачно.

— Я вам комнату в самом углу выделила, там и потише будет, и чужой никто не сунется. Но ежели чего, вы враз кричите, мы тут же прибегём — люд на дороге разный бывает, за всеми не уследишь!

Эбби и так быстрее увела меня от бесцеремонных взглядов разгоряченных медовухой мужчин, а от такого предупреждения и вовсе стало не по себе.

— Ужин я вам сюда принесу, нечего благородной девице рядом со всяким сбродом сидеть. Там за ширмой ведро, если по надобности — то можно туда.

Оставив свечу на столе, хозяйка ушла, а мы принялись осматривать наше временное жильё. Две узкие кровати с тощими матрацами, между ними небольшое окошко и стол. Ближе к двери угол, отгороженный занавеской, там табуретка, на которой стоит таз и кувшин, наполненный водой. Рядом накрытое дощечкой ведро. Прямо номер люкс!

В дверь постучали, Эбби кинулась открывать. Фред и ещё какой-то парень внесли мой сундук, тот самый, где у меня были припрятаны золотые монеты. Туда же я спрятала отданный отцом футляр с драгоценностями и бумаги на землю.

Теперь в комнатке стало совсем не развернуться.

Пока мужчины заносили сундук, принесли ужин. Я предложила Фреду поесть с нами, но он отказался, сказав, что ему хватит и того, что мы успели купить в дороге.

— Да и вещи надолго без присмотра оставлять негоже, пойду я, леди Элена.

Правда, перед уходом он зачем-то покрутил в руках стоящий в углу деревянный кол, да подёргал прилаженные к двери железные крюки. Их назначение я поняла, когда Эбби положила на эти крюки тот самый деревянный колышек. Да это запор! Теперь снаружи дверь не открыть! Мне сразу стало намного спокойнее, с некоторых пор я стала побаиваться открытых дверей.

На ужин нам принесли большую миску с кашей, приправленной кусочками мяса, несколько ломтей хлеба и кувшин травяного чая. Я удивилась, что ложка была всего одна, впрочем, кружка тоже.

И снова Эбби отказалась садиться со мной за один стол, как я ни уговаривала, что в дороге все равны и нас никто не видит.

— Да что ты голубушка моя, разве ж можно за один стол с госпожой-то?!

Разделив кашу поровну, я съела свою половину, запивая жиденьким травяным настоем, и лишь когда отодвинулась от стола, к нему подсела Эбби, доедая то, то я ей оставила.

Ужин был так себе, каша пресная, недосоленное, жёсткое мясо понабивалось между зубов и теперь я пыталась языком выковырять застрявшие волокна.

А если вспомнить, сколько монет я отвалила за этот ужин и ночлег! И это только первый день. Если так пойдёт дальше, дорога меня вконец разорит!

За окном завывал ветер, наотмашь бросая в оконное стекло горсти дождя. Потянуло стылой сыростью. Эбби помогла мне раздеться и я, дрожа всем телом, забралась под тонкое одеяло, пытаясь согреться.

Слушая перестук моих зубов, нянюшка поохав отперла сундук и, достав тёплый плащ, укрыла меня сверху. Пригревшись, я задремала.

Утро встретило меня солнечным лучом на подушке и перестуком капель, стекающих с крыши. Дождь закончился, и солнце пыталось пробиться сквозь густые тяжёлые облака.

Я сладко потянулась, выбираясь из-под одеяла — впервые за неделю я спала спокойно. Нянюшки в комнате не было, её аккуратно заправленная кровать пустовала. Не дожидаясь её прихода, я прошла за шторку, поплескала на лицо холодной воды, глаза сразу открылись, прогоняя остатки сна.

Выглянула в окно, полюбовалась на грязных, копающихся во влажной земле кур. Глянула на небо — судя по всему уже позднее утро. Где же Эбби? Почему мы не едем дальше?