Это лишь игра - 2 (СИ) - Шолохова Елена - Страница 51

‍Я не знаю, улавливает это сама Юлька или нет — слишком уж непосредственно она держится, но между ними явно что-то зреет. Иногда ловлю и на себе взгляд Антона. Но от него мне прямо поежиться хочется.

Юлька беспечно болтает, рассказывает, чем они тут занимались всю неделю. А Антон молчит — ни слова, ни звука не обронит. По-моему, он со мной даже не поздоровался сегодня.

— Слушай, эта журналистка, по ходу, где-то по дороге потерялась. Сама сказала, что придет с утра пораньше. Уже обед, и где она? — спрашивает Юлька, качая одной ногой. Потом выпрямляет ее, задерживая на весу, крутит стопой и разглядывает педикюр. А Антон буквально залипает на ней, правда быстро спохватывается, отворачивается и… краснеет.

— Блин, лак слезать начал, — хмурится Юлька. — И с собой ничего нет… всё в общаге осталось… Скоро буду ходить, как бичиха. Ай, да и плевать, — она широко мне улыбается, а на Антона и его взгляд, полный желания, — ноль внимания.

— И она не звонила? Не говорила, что задержится? Может, я тогда позвоню Олесе Владимировне? Спрошу ее…

— Англичанке своей? Ну, позвони, — пожимает плечами Юлька и спрыгивает со стола. — Пойду что-нибудь на обед сварганю.

Как только она выходит, напряжение в комнате становится просто невыносимым. Прямо до удушья. Если бы не мой звонок Олесе Владимировне, я бы, наверное, выскочила вслед за Юлькой.

Если она не ответит, так и сделаю, думаю я, слушая длинные гудки. Я даже стою к Антону спиной, чтобы не встретиться с ним взглядом.

Олеся Владимировна в конце концов отвечает на вызов, но про журналистку не в курсе.

— Я сейчас созвонюсь с редактором и всё выясню, — обещает она. — Может, форс-мажор какой-нибудь… Хотя все равно уж предупредить-то должна была бы… Ладно, чего гадать… сейчас узнаю.

— Ладно, спасибо. Буду ждать.

— Подожди, Лена. Еще важный вопрос… Я же поговорила с папой насчет твоей бабушки. Насчет профилактория. Он готов помочь… ну, ускорить… чтобы без очереди, без проволочек сразу ее взяли. Но все равно от вас нужны документы: паспорт, ну это понятно. Справка из поликлиники от участкового терапевта по форме… э-эм… я забыла, боюсь соврать. Давай лучше я тебе в мессенджере всё пришлю. Там небольшой список… самые основные анализы, ЭКГ, флюорография… за два-три дня можно всё оформить. И пусть бабушка отдохнет и подлечится заодно. А мы пока с вашим делом разберемся…

Я благодарю ее и завершаю вызов. Очень хочу выйти отсюда, но заставляю себя остаться. Поворачиваюсь к Антону.

— Привет, — здороваюсь повторно. А он опять не отвечает, но смотрит неотрывно. Исподлобья. Губы при этом сжаты так, что заострились скулы.

— Я рада, что вы с Юлей поладили… Видела, у тебя уже получается приподниматься. Это круто! Вообще здорово. Ты — молодец, — делаю еще одну попытку вытянуть из него хоть слово. Но тщетно. Антон как воды в рот набрал.

— Антон, ты на меня за что-то злишься? — спрашиваю его уже прямо.

Все равно молчит.

— Понятно, — вздыхаю я. — Не буду докучать.

Я встаю и иду к двери, как вдруг слышу за спиной:

— Зачем ты сюда приехала?

Я останавливаюсь. Оглядываюсь на Антона.

— Прости?

— Зачем. Ты. Сюда. Приехала, — повышает он голос, чеканя каждое слово.

— Я не понимаю тебя. Что с тобой?

— Какого хрена ты сюда притащилась? Так понятнее? — вдруг взрывается он, но тут же сбавляет тон. Но говорит хоть и тише, но все равно с какой-то агрессивной истерикой. Он даже снова привстает на локте. Но сейчас я замечаю лишь его лицо, побагровевшее от злости. И просто не знаю, как на всё это реагировать. Смотрю на него ошарашенно и не могу вымолвить ни слова. Таким я никогда его не видела.

— Чего заткнулась? Тебе сложно ответить? Зачем ты сюда таскаешься? Вали отсюда, поняла? Нечего тебе сюда таскаться. Я уже видеть твою… тебя не могу! Ты мне уже осточертела до тошноты!

Прооравшись, Антон падает на спину и закрывает глаза. Потрясенная, я пячусь к двери.

— Лен… — снова говорит он, не открывая глаз, не поворачивая головы. — Не езди сюда больше. Пожалуйста. Я… я не хотел хамить. Извини. Просто… я больше тебя не люблю…

— … И больше не хочу тебя видеть, прости… — заканчивает Антон.

— Хорошо, — глухо отвечаю я. — Я не буду больше приезжать. Буду просто помогать деньгами по мере возможности…

— Да не надо нам от тебя ничего! — снова вспыхивает Антон. — Просто уйди! Исчезни! Из дома, из нашей жизни!

Он вдруг со злостью ударяет кулаком о стену.

— Извини, — отвечаю я. Щеки пылают так, будто меня по ним отхлестали. Я не понимаю его ярости.

За спиной слышу шорох и приглушенный возглас. Поворачиваюсь к двери — на пороге стоит Вера Алексеевна, зажимая рот ладонью. А позади нее маячит Юлька, пытаясь понять, наверное, что здесь происходит.

Вера Алексеевна смотрит на меня виновато и жалостливо.

— Извините, — роняю я и быстро выхожу из комнаты.

— Леночка, подожди! — зовет меня она, но я, не останавливаясь, иду в прихожую. Слышу, как она с горечью бросает Антону: «Как ты мог?! Как ты мог…». Затем устремляется за мной и ловит у входной двери.

— Леночка, не уходи! Прошу! — жалобно стонет она, хватая меня за рукав. — Не уходи вот так! Пожалуйста…

Мне хочется отцепить ее руки, оттолкнуть ее, вырваться отсюда. Но она плачет и смотрит с такой мольбой, что невозможно не уступить. Я следую за ней на кухню. Юлька тем временем о чем-то говорит в комнате Антона за закрытой дверью. Пусть.

— Леночка, прости… прости… Ты так много для нас сделала… Если бы не ты… Я не знаю, что с ним. Антон никогда таким не был. Это всё болезнь поганая. Испортила его… довела до ручки… он так от отчаяния…

— Да, я понимаю, только…

Но Вера Алексеевна не дает мне слова вставить.

— Он одумается… он тебя очень любит, я знаю. Просто измучился… Но я не оправдываю его, ты не подумай! Мне так стыдно перед тобой, так стыдно… Прости нас, Леночка, прости его и меня…

— Пожалуйста, не надо, — прошу ее.

— Нет, нет… Ты — необыкновенная! Другая давно бросила бы его. А ты… ты не оставила Антона. Была рядом. Помогала нам все время. Целое лето работала ради него… Это… это… — Она прижимает руки к груди. — Я таких, как ты не встречала…

— Это я его покалечила! — выпаливаю наконец, не в силах больше это слушать.

— Таких как ты больше нет. Я молиться… — продолжает она по инерции и растерянно стихает. Смотрит на меня непонимающе.

— Это я у вас должна просить прощения. У вас и у Антона. И он имеет полное право меня ненавидеть. Потому что это я была тогда за рулем. Я разбила машину. Это всё я!

— Ч-что? — переспрашивает Вера Алексеевна и тяжело опускается на табурет.

Я и сама еле на ногах держусь.

— Я так виновата перед Антоном… перед вами… Знаю, что вы меня никогда не простите, такое невозможно простить, но я все равно прошу у вас прощения… Я не хотела… Не знаю, как еще искупить свою вину перед вами. Я бы всё отдала, чтобы ничего этого не случилось, но…

Она смотрит застывшим взглядом перед собой и как будто не слышит меня. И я замолкаю, не зная, что еще сказать.

— Ты поэтому, да? — наконец оживает она и поднимает на меня глаза, полные горечи. — Поэтому к Антону ездила? Только из-за того, что считаешь себя виноватой? Ты его не любишь?

Я молчу. Язык будто окаменел и не двигается. Но, наверное, она и так все понимает без слов по моему лицу.

Вера Алексеевна, зажмурившись, качает головой, будто отказывается верить. Потом снова обращается ко мне с надрывом:

— А ты вообще его любила? Хоть когда-нибудь?

Я киваю. Выдавливаю из себя:

— Да. Я так думала, что любила. Но, может, я ошибалась… принимала за любовь что-то другое… простите меня…

— Значит, это правда?

— Да, — киваю я. — Это моя вина…

— Это правда, что ты изменяешь Антону? — в голосе ее столько горечи, что захлебнуться можно.

— Что? Я…? Я… нет… я не… — от удивления заикаюсь я. — Я ему не изменяла…