Это лишь игра (СИ) - Шолохова Елена - Страница 1

Парни носятся по залу с грохотом и криками, ошалев от азарта и выбивая друг у друга баскетбольный мяч. Девчонки смотрят на них с восторгом и обожанием. Ну, не на них, а на Германа Горра, конечно. По нему не только наши, а вообще полшколы сходит с ума.

Я сижу чуть в стороне от одноклассниц, но сквозь топот парней слышу их возгласы.

– Ого! Видели, какой у Германа бросок? – подпрыгивает на месте Патрушева, и длинная скамейка под её весом трясётся.

Парни за глаза зовут ее Центнер, а наша звезда Герман Горр – просто «толстая». Но Патрушева этого не знает и смотрит на Горра, как на божество.

– Бицепсы у него офигенные, да? – обсуждают его девчонки. – Подкачанные такие, но без фанатизма. Тату бы на них круто смотрелась. Иероглиф какой-нибудь, да? Или тантрический символ…

– Надо ему намекнуть.

– Ему и без татушек классно. Он так загорел красиво. Такой загар только на Средиземноморье бывает… – жеманно тянет Ларина.

– А ты прям спец в загарах, – фыркает Михайловская. У них с Лариной извечное соперничество за звание первой красавицы класса.

– Девчонки! Девчонки, слушайте! Про его загар… прикиньте, он у него везде! И там тоже! – возбужденно сообщает Сорокина, главная наша сплетница.

– Ты-то откуда знаешь?

– Анька… как там её… ну, эта… из 11 «Б»…

– Голощёкина, что ли?

– Да! Она! Короче, шла на днях мимо пацанской раздевалки, и кто-то дверь открыл. А она типа случайно бросила взгляд…

– Ага, случайно! – хохотнули наши. – Шею, наверное, вытянула как жирафа.

– Ну я и говорю – типа. А Герман как раз в тот самый момент то ли заходил в душ, то ли, наоборот, выходил из душа. И она спалила.

– О-о-о! И че? И как? – сразу оживляются почти все. Кроме Патрушевой.

Она снова подпрыгивает, восклицая:

– Вау, как он круто щас обвод сделал! Куроко отдыхает!

– Кстати, кроссы, как у него, – делится важной инфой Ларина, – на озоне полтинник стоят. У моего брата такие же.

Михайловская опять фыркает скептично, но не успевает ничего сказать – нас оглушает вопль Патрушевой.

– Охренеть! – Она в ажиотаже снова подскакивает и едва не проламывает пол. – Герман чуть не растоптал Жучку!

Девчонки замолкают, дружно вздрагивают, потом переглядываются между собой и закатывают глаза, мол, ну и колхоз. Но в лицо Патрушевой никто ничего не говорит – она и навалять может запросто.

Не то что Илья Жуковский. Это его у нас зовут Жучкой. Он – маленького роста, худощавый, безобидный, незаметный. Его шпыняют все, кому не лень. Девчонки жестоко высмеивают, парни – и того хуже: не только на словах унижают, но и регулярно отрабатывают на нем удары.

Честно, я не представляю, как Жуковский выдерживает. Я бы не смогла…

Раньше он был просто Жук, и его никто особо не доставал. Ни его, ни кого-либо другого. У нас в классе вообще все были как-то сами по себе. Если некоторые и дружили, то только кучками, по двое или по трое, как вот мы с Петькой Чернышовым и Соней Шумиловой. А остальные между собой разве что здоровались. Да и то не все. Такие вот мы были недружные.

Но два года назад в нашем классе появился Герман Горр.

Я не знаю, как у него это получилось, но он сплотил всех, причем легко и незаметно, как будто всё само собой вышло. Все к нему тянутся, заискивают, липнут.

Только наша троица держится от него в сторонке. Ну и Илья Жуковский, которого Горр сделал изгоем. Причем не за что-то, не за какой-то косяк, а просто так.

Как-то раз Горр заходил в кабинет, вальяжно так, как хозяин всей местности, а Илья в тот момент, наоборот, хотел выйти. Торопился, чтобы до звонка успеть вернуться. И едва не налетел на Горра. Тот вовремя отклонился. И кто-то из класса крикнул: «Жук, ты куда так ломанулся?».

Ну а Горр, взглянув на Илью свысока, усмехнулся: «Да какой это Жук? Жучка».

С тех пор это прозвище прилепилось намертво.

Я не видела, чтобы сам Горр когда-нибудь травил Жуковского. Он его, по-моему, вообще больше не замечает. Но именно с тех пор, будто с его подачи, весь класс измывается над беднягой, как над проклятым.

Наверное, только я, Соня и Чернышов не участвуем в этих забавах.

– Вау! Герман забил трехочковый! – орут наши хором.

Я одна, наверное, болею не за Горра, а за Петьку Чернышова и его команду, хотя они сокрушительно проигрывают.

А если совсем честно, то мне плевать на баскетбол. Но физрук, он же по совместительству ещё и наш классрук, на нём повернут, и почти все уроки физкультуры парни играют в баскет, а мы сидим вдоль стенки как зрители на трибунах. Лишь изредка он устраивает нам сдачу нормативов.

Мне, в общем-то, без разницы – я всё равно вечно освобождена от физры по здоровью и оценки по ней мне ставят за рефераты. Просто подозреваю, что помимо баскетбола на уроках должно быть что-то ещё. Но всех всё устраивает.

Пронзительный свист физрука заставляет парней остановиться. Раскрасневшиеся, взмокшие они выжидающе смотрят на Дениса Викторовича, а тот вразвалочку подходит к Илье Жуковскому.

– Пробежка! Тебе дали пас, а ты куда с мячом попёрся, дебил? Чё ты в него вцепился, как собака в кость?

– Ну так он же Жучка, – вставляет клоун Гаврилов, и парни хором ржут как кони.

Только мой Петька хмурится. Ну и Горр тоже не смеется, но лишь потому, что его такие глупости не смешат.

Я вообще не припомню, чтобы он хоть раз смеялся. Ухмылялся – да, усмехался – сколько угодно, но даже нормальной искренней улыбки я у него не видела. Не говоря уж про смех.

– Жуковский, алё! Для кого я показывал в прошлый раз? Я. Лично. Специально. Тебе. Показывал. Как. Надо, – чеканит Денис Викторович и на каждом слове тычет пальцем Илье в грудь. Тот испуганно пятится, морщась от тычков, но физрук наступает. – Чё ты мне тут глазами хлопаешь? Чё скукожился? Как ещё донести до твоей тупой башки, что так не надо! Какой раз уже ты подводишь свою команду и тупо говняешь игру?

Жуковский что-то отвечает физруку, но так тихо, что я ни звука не слышу со своего места. Зато физрук ещё больше заводится. Забирает у Решетникова баскетбольный мяч и вдруг кидает в Илью. Тот успевает закрыться руками, но физрук велит парням подать ему мяч снова.

– Какого хрена ты закрываешься, сопляк? Я тебе пасую! Принимай как положено, ты, калека безрукая! Мешок с трухой!

Денис Викторович снова делает резкий бросок, но, честное слово, со стороны это больше похоже на попытку прибить. Однако Илья уже ждёт удар и уворачивается, но физрук гневается ещё сильнее.

– Принимай, я сказал! Чё ты вихляешься? Чё задом крутишь? Заплачь ещё, ссыкло! Иди вон с девочками сиди тогда… – И снова лупит мячом по бедному Жуковскому.

Парни покатываются от хохота, наблюдая это жестокое представление. Девчонки тоже хихикают. А мне аж нехорошо.

По правде говоря, наш физрук и раньше вёл себя порой как какой-то гоп из подворотни. Нас, девчонок, особо не обижал, но с парнями вообще не церемонился. Мог запросто выругнуться матом, если у кого-то что-то не получалось, а то и отвесить подзатыльник или даже легкий пинок. А беднягу Жуковского он гонял всегда, просто потому что у него с физрой не очень. Да и некоторым другим от него влетало. Но сейчас Денис Викторович переплюнул сам себя. Вот так унижать, так издеваться прямо на уроке… ещё и мячом долбить – такого прежде он себе не позволял. И я просто в онемении и ужасе.

Снова тяжелый удар. На этот раз физрук попадает Жуковскому по коленям, и тот падает как подкошенный. Наши взрываются хохотом, и по спортзалу прокатывается гулкое эхо.

Петька Чернышов бросает на меня растерянный взгляд. Он тоже, как и я, в шоке от происходящего. И тоже как будто не знает, что делать.

И только Горр, заложив руки в карманы темно-серых спортивных штанов, взирает на эту жуткую сцену с холодным безразличием и скукой.