Пси-ON. Книга II (СИ) - Нетт Евгений - Страница 7

— Если честно, то не совсем. — Образ аристократии в моей голове включал в себя многожёнство как норму, ибо сие было даже узаконено. Потому-то я и не сразу осознал, что и среди знати могут встречаться уникумы.

— Мой дед — однолюб, Геслер. Он не смог заставить себя ни найти других женщин, ни прибегнуть к искусственному оплодотворению. Даже возможность отдать дитя на попечение государства не изменила его мнение. И вот уже почти сорок лет глава нашей фамилии не имеет возможности показать, каких высот он достиг на своём пути. Зато это можем сделать мы, ведь доблесть и сила предков проявляется в их потомках. — Георгий широко усмехнулся, и от него вновь повеяло той самой горделивостью. М-да, вот и выяснилось, кто привил сие внукам. Нереализованные желания, помноженные на огромные возможности — и вуаля! — В общем-то, ты мог найти всё это в сети. В те годы эту тему журналисты разобрали настолько подробно, что кое-чего и мой дед не знал.

Первая слабая струйка ударила в стену, расплескав драгоценную влагу по полу. Никакой разрушительной мощи этот процесс в себе, естественно, не нёс. И не должен был, ибо я оттачивал сам механизм работы этой манипуляции.

— Для того, чтобы это найти, нужно об этом хотя бы узнать, что вряд ли произошло бы в ближайшие годы. Так что — спасибо за то, что рассказал мне об этом. — Произнёс я благодарно, ничуть не покривя душой. Истина была ценна, а истина из уст внука непосредственного участника тех событий имела ценность стократ большую. Уверен: как бы я ни искал, а некоторые детали едва ли попали в сеть.

Да тогда и сети-то не было, чёрт подери!

— Я рад тому, что сомнительное первое впечатление обо мне не стало препятствием для нашего дальнейшего общения. — Неловко рассмеялся Литке-старший. Его брат же старался не отсвечивать, изображая из себя тренирующееся бревно. Очень любопытное бревно. — Иначе, чувствую, это была бы одна из самых больших моих ошибок.

— Кто знает, Литке, кто знает. Продолжим?

Я кивнул в сторону «арены» — условной площадки на полигоне, где мы по-очереди что-то демонстрировали, уничтожая начавшие заканчиваться мишени. Вот уж кто точно живёт припеваючи, так это производитель оных. Государственный контракт, регулярные и обширные заказы — чего ещё желать?

— Время ещё есть, так что почему бы и нет? — Водяной резак, мною контролируемый, ударил в мишень и оставил на поверхности отчётливые следы. Не такие основательные, как у Литке-старшего, который к этому моменту уже закончил «возвращать» влагу в воздух, распылив всё собранное в виде мелкодисперсной взвеси, но вполне себе приличные. Человека так можно и убить, а давление я могу легко повысить. Была бы необходимость. — Стоит поработать над скоростью формирования и силой струи, но в целом всё более, чем прилично. И я не могу поверить в то, что кто-то действительно способен осваивать новые для себя псионические манипуляции с такой скоростью.

Вот уж не знаю, по какой логике работает жизнь, но тот, кого я буквально четыре часа назад смело назвал бы тем ещё засранцем здесь и сейчас воспринимался мною как друг. Как Синицын, но с не до конца захлопнутым сознанием, что позволяло мне довольно ясно воспринимать его эмоции, понимая, лжёт он или недоговаривает, симпатизирует или ненавидит. А это на инстинктивном уровне располагало меня к человеку.

Плохая, конечно, привычка, но что поделать, если телепатия стала неотъемлемой моей частью, и всё, что я не могу ощутить, так или иначе вызывает неприятное ощущение на подкорке?

Я изменился, и теперь оставалось это только принять.

Хочешь подружиться с воином — поучаствуй в совместной драке. Хочешь подружиться со студентом — поможет совместная учёба. В нашем случае учёба шла рука об руку с тренировками, так что с обоими Литке мы расстались хорошими товарищами. Я за счёт телепатии не разглядел в них грязи сверх той, которую осознавал, принимал и был готов с ней мириться, а они, в свою очередь, проявляли себя не всегда с лучшей, — аристократические заскоки, да-да, это камень в вашу сторону, — но со вполне себе приличной стороны. Они не заискивали, не пытались навязаться и произвести хорошее впечатление. Вместо всего этого они просто были обычными, что, бесспорно, подкупало. С ними можно было нормально общаться, а большего лично мне не требовалось.

Пока не требовалось.

Оставшуюся часть вечера я, вернувшись домой в благом расположении духа, провёл за самообучением: штудировал историю последних пятидесяти лет, обращая особое внимание на знакомые мне фамилии. Литке, Белёвские, Синицыны, Белосельские, Ворошиловы, ныне почти исчезнувшие Алексеевы — все они выстраивались в моей голове стройными рядами, формируя цельную картину мира и добавляя происходящему понимания и ясности. Кто, с кем и против кого, откуда взялись необъятные ресурсы и где берут начало корни могучего влияния, почему Трон открыто благоволит одним и стремится утопить в крови других — всё это можно было узнать, просто выйдя в сеть и занявшись глубоким анализом содержащихся там сведений. Свобода слова и широчайший доступ к информации предстали передо мной во всём своём великолепии, и лишь сейчас, — после стазиса, — я осознал, насколько бесценна на самом деле эта возможность. Всего лишь пятьдесят лет тому назад люди об этом могли лишь мечтать, а сегодня подавляющее большинство за переизбытком информации не видит ничего дальше своего носа, утопая в рутине. Банально, но ещё мой прадед, если верить сохранившимся в архивах и выдающимся сиротам записям, стал писарем только потому, что в его руки попала одна-единственная книга, а в посёлке доживал последние годы образованный аристократ из разорившихся, которому нравилось проводить время с детьми. Контраст. Колоссальная разница, расчерченная совсем небольшим по любым меркам сроком в полвека…

Но эти размышления весьма далеки от того, о чём сейчас действительно стоило подумать. Несмотря на все эти громкие слова касательно доступности информации я понимал, что многое в сеть просто не попало, а что попало — подверглось цензуре или было вырезано. Вот только я даже так был обязан изучить всё имеющееся, чтобы сформировать некую базу. Зачем? Просто для того, чтобы в дальнейшем собирать информацию лично, проверяя её правдивость и постепенно интегрируясь в дворянское общество на правах «не совсем уж неандертальца», коим я сейчас и являюсь.

Знаете, сколько раз поднимались темы, в обсуждении которых я просто не мог принять участие? За эту фактическую неделю — без малого сотню, это я вам как обладатель идеальной памяти говорю. Что Ксения, что Синицын, что те же Литке просто привыкли говорить «о своём», и как бы они ни старались, как бы ни не хотели ставить меня в неловкое положение, отличия определённо проскальзывали.

Я не мог мигом стать своим, ибо даже потомственных аристократов обучали с малых лет. Они изначально знали, кто есть кто, где враги а где союзники, какими тайнами не стоит делиться, а какие можно и приоткрыть перед достойным. Их учили много лет, и только потом отпускали в «свободное плавание», если таковым можно назвать вращение в среде, наполненной такими же детьми и подростками, будущими аристократами, не без помощи которых страна должна будет смело шагать вперёд.

Я же не знал ничего, и никто, ни за какие деньги не смог бы этого исправить. Просто потому, что необходимые мне знания — это не драгоценная книга в сейфе за семью печатями, которую достаточно лишь прочесть, предварительно выторговав её за верность или услуги. Это опыт множества людей, последствия личных взаимодействий, твои взгляды на разные события, деньги и деяния. Академии и «высокие» школы существуют не потому, что аристократия была не в состоянии самостоятельно дать своим детям сравнимое образование. На самом-то деле в стенах своих поместий они могут обучить и лучше… но знания и умения — это ещё не всё. Во многом по этой причине я нахожусь здесь, а не на какой-нибудь военной базе по подготовке боевых псионов.