Пси-ON. Книга II (СИ) - Нетт Евгений - Страница 11

Мой тихий шёпот услышан не был, а каких-то действий я предпринимать не стал. Просто сидел и ждал, наблюдая за тем, как Ксения мнётся под дверью, не решаясь в неё постучать. И в конечном счёте, когда я уже подумал, что проще будет на всё плюнуть и её впустить, ночная гостья развернулась и в считанные секунды скрылась за дверьми выделенной ей спальни. Тогда и только тогда появилась старшая служанка, дождавшаяся-таки развязки и отправившаяся узнавать мнение Ксении касательно стирки и подготовки её вещей к новому дню. Пока всё шло по плану, если, конечно же, не считать ещё одного гостя, машина которого только что остановилась напротив моего дома.

Тяжко вздохнув, я не стал тянуть кота за самое сокровенное, в буквальном смысле выйдя в распахнувшееся окно, с которого этот самый автомобиль был прекрасно виден. И спланировал на землю я прямо перед лицом вышедшего из машины обер-комиссара Ворошилова, для которого такое моё появление стало в некотором роде неожиданностью, насколько я мог судить по слабому эху прорвавшихся вовне эмоций.

— Господин обер-комиссар, чем обязан в столь поздний час?.. — Разводить политесы в сложившихся обстоятельствах я не видел, да и не перед кем было. Обер-комиссар прибыл в гордом одиночестве, даже водителя брать не стал.

— Формально, студент Геслер, вы не должны применять псионические способности вне специально для этого отведённых кабинетов и полигонов. — Хмыкнул мужчина, окинув меня взглядом. Сам он выглядел не то, чтобы очень свежо: намечающиеся круги под глазами, некоторая бледность, кое-как замаскированная распрёпанность в одежде. Я бы предположил, что за последние двадцать четыре часа глаза он закрывал только моргая. — Но такие навыки за столь малый срок дорогого стоят. Есть время поговорить, или?..

Его ухмылка и намёк в голосе, как и брошенный на дом за моей спиной взгляд не оставил иных вариантов: он знал о том, что Ксения пришла «в гости». Случайно ли он сделал такой упор на этом его «или»? Уверен: поводов считать нас любовниками ни я, ни Ксения не давали.

Мысли мелькали в ускорившемся сознании, генерирующем теории одна хуже другой. Здоровая паранойя проявилась во всей своей красе, а прежнее доверие к обер-комиссару стало чуть более расплывчатым, дрожащим точно лист на ветру.

— Я не против разговора. Тем более, что мне есть, о чём вас спросить, господин обер-комиссар. Вы имеете что-то против разговора на природе?

— Не имею, студент Геслер, не имею. И, с вашего позволения, начну первым. — Мы неспешно развернулись, зашагав по ухоженной тропинке, тянущейся меж домов. — Дубинский признан невменяемым, а причина, по которой он напал на вас, уже установлена. Весьма тонкое ментальное вмешательство с далеко идущими последствиями. Во время допроса он ещё как-то себя контролировал, но после…

— Если вы намекаете на то, что я мог при помощи телепатии нанести этот удар, то — нет, господин обер-комиссар. Подобные манипуляции находятся вне того, на что я сейчас способен. Собственно, мною даже попытки проникнуть в чей-то разум не предпринимались…

— Подозревай вас кто-то, Геслер, и я бы приехал не в одиночку. Речь скорее о том, что вам необходимо соблюдать… осторожность. Не гулять по закрытым на ремонт зданиям, не летать по парку вокруг разломов. Во избежание, так сказать. — Мужчина хмуро посмотрел куда-то вперёд. — Несмотря на то, что меры безопасности на территории значительно усилены, обнаружить нападавшего пока не удалось. И в связи с тем, на кого именно кинулся Дубинский, мы склонны считать, что целью было ваше, Геслер, устранение.

Ожидаемо. Чертовски ожидаемо. Именно из-за этого я и приложил максимум усилий для скорейшего овладения хоть какой-то защитой, и из-за этого мне приходится постоянно сохранять максимальную бдительность.

Кроме шуток: сейчас меня бы и ракетный обстрел не прикончил.

Разве что боеголовки были бы ядерными…

— Я предполагал подобное, господин обер-комиссар. Я, как все и говорят, уникален. И об уникальности этой теперь знают многие. На месте наших врагов я бы тоже постарался себя убить, чтобы не получить в итоге псиона более опасного, чем сильнейшие из ныне живущих.

— Задираете нос, Геслер? Так можно не заметить корешка под ногами.

Я хмыкнул:

— А если смотреть только под ноги, то можно пропустить нечто куда как более важное, чем какой-то там корешок. — Будущее. Я смотрел в будущее, планировал его, стремился вперёд и знал, чего хочу. И понимал, что я по определению стою выше в «псионической иерархии», чем кто угодно ещё.

Если, конечно, я такой во всём мире один.

— Здоровое понимание своего места в мире — это замечательно, Артур. И вдвойне замечательней, что осознание собственной исключительности никак не повлияло на вашу верность Трону. — Обер-комиссар поправил фуражку, — которая и так никуда не съезжала, — и вернул руки за спину. — Надеюсь, я донёс до вас свою мысль. А что же до вашего вопроса?..

— О, я думаю, что у вас не будет трудностей с тем, чтобы на него ответить. — Я поймал взгляд мужчины, который, кажется, начал что-то подозревать. Слишком читаемое намерение? Плохо: нужно тренироваться в лицедействе. — Что и зачем вы или ваши подчинённые использовали на Ксении Алексеевой?

Обер-комиссар сбился с шага и удивился… но в ментальном плане оставался спокоен, собран и непоколебим. Его на самом деле ничего не удивило, с мысли не сбило и ожидания не раскололо. И тем не менее, он явно собирался всеми доступными способами это удивление сымитировать. А я…

Я подыграю. Потому что если обер-комиссар сделал ставку на своё лицедейство, моя ментальная восприимчивость в расчёт не берётся. И раскрывать такой козырь перед тем, кто решил играть против меня?

«Никогда!».

— Это… неожиданное обвинение, Артур. С чего ты взял, что мы что-то… использовали? — Обер-комиссар старательно изображал из себя оскорблённого в лучших чувствах человека, едва сдерживающегося от того, чтобы не высказаться в более грубой форме. Жесты, мимика, поза — всё идеально, но… разум в такие моменты выдаёт практически любого не-менатала. Спокойствие и собранность не были ничем, и их я мог ощутить. Андрей Ворошилов, сам того не подозревая, только подтверждал мои предположения.

Но раз я решил ему подыгрывать — значит, буду подыгрывать.

— Потому что больше негде и некому, господин обер-комиссар. — Менять мнение следует плавно и неспешно, так, чтобы не насторожить собеседника. Чем я и занялся. — Ксения практически всё остальное время была рядом со мной. И с допроса…

— Опроса. — Мягко поправил мужчина.

— … опроса, вернулась уже с какой-то дрянью на поверхности ядра своего разума. С эхом препарата или воздействия, как я предполагаю…

— И что бы ты, Геслер, сделал, если бы это действительно мы оставили это… что-то? И с чего ты взял, что «дрянь» была именно «дрянью», а не естественным явлением, тебе неизвестным? — Обер-комиссар вскинул бровь, воззрившись на меня со смесью огорчения и некоего слабо просматриваемого разочарования. Если бы я не чувствовал эха его эмоций и общего намерения — подумал бы, что и правда обидел честного человека. Но честностью и открытостью тут более даже не пахло. Не знаю, что изменилось с нашей прошлой встречи, но обер-комиссар принял непосредственное участие в игре со мной в главной роли. Если, конечно, я не ошибаюсь, и нечто на разуме Ксении действительно было «наложено» комитетом.

А обер-комиссар тем временем ждал моего ответа. Я бы мог сказать ему, что естественность любых процессов определяется мною на раз, но не стал. Придержу эту карту при себе, как уже решил. А вот воспользоваться ситуацией для закрепления образа излишне самоуверенного человека для упрощения жизни в будущем я счëл отменной идеей. Даже если перегну палку, это спишут на юношеский максимализм или следствие кардинальных изменений в жизни. От простолюдина без особых перспектив до уникального псиона — такой рост любому вскружит голову.