Замки роз: нерассказанные истории (СИ) - Снегова Анна - Страница 8

Матильда осталась в темноте. Одна, как и хотела.

Вот только я не ожидала, что одиночество затянется. Что с того дня подруга станет меня избегать. Как будто я что-то сделала ей. Вот только что?! Немного утешило меня наблюдение, что она вообще стала нелюдимой и ни с кем в разговоры не вступает, ест теперь всегда одна в уголке, тихо как мышка, на занятиях тоже как будто отсутствует и вообще, стала превращаться в собственную тень.

Я не на шутку взволновалась. На все попытки поговорить Матти просто уходила в себя. Неужели заболела?! Или…

Нет, я знала, я чувствовала, что во всем виновата эта странная девка с телеги! Если бы я только увидела ее еще раз, непременно бы прижала к стеночке и допыталась, что такого она сказала моей подруге!!

Но в следующий раз, когда приехал обоз из деревни, долговязой крестьянской девушки там не оказалось.

И на второй раз, и на третий она тоже не приезжала.

А Матильда, которая каждый раз молча смотрела на медленно плетущихся в гору волов с каменной стены, и каждый раз так же молча их провожала, бледнела и чахла все больше день ото дня. Как сорванная роза.

Подумалось, что мы все здесь – словно розы в саду. Розы без шипов.

Слишком беззащитны.

Нас слишком легко сорвать и втоптать в пыль.

Задыхаясь от крутизны лестницы, вырубленной прямо внутри двойной кладки стен, я тоже взобралась наверх. Встала ровно там, где ждала утром Матильда, где так хорошо видно, как за холмистый горизонт убегает узкая тропа, теряясь в туманах. Ни единой живой души на много миль вокруг, куда глаза глядят... Лишь изумрудное травяное поле волнистых пустошей.

Я подняла лицо к небу. Какие странные сегодня оттенки заката! Лиловый и…пурпурный? Если бы я умела читать знаки на небе, возможно что-то бы поняла. Хотя все на свете волшебные дары, и провидческий, и какой угодно другой – я бы сменяла на парочку крыльев. Чтобы улететь куда-то далеко, где нет и не было никогда каменных стен и подвалов, крыш и тяжелой обуви, кандалами тянущей тебя к земле. Нет больше слов нерушимого долга, который не твой, но которым обязали тебя помимо твоей воли, и теперь не сбросить его, не вздохнуть свободно. Как печать, навеки положенная на сердце.

Тайна Матильды разрешилась сама собой спустя еще месяц моих терзаний. Но как же горько я пожалела, что всё не осталось в нерушимой тайне!

Стук в дверь той ночью заставил подскочить в постели.

Благая Дева Валентина, одна из старших, распахнула дверь и возникла в дверном проеме, держа свечу. Двери в наши кельи не запирались, и ей ничего не стоило довести меня вот так почти до сердечного приступа. После того, как я побывала в Яме, почти разучилась спать – и без того сон был чутким, мутным, настороже, а еще я никогда, никогда не могла как следует согреться, как бы не сжималась в комок и не натягивала на плечи тонкое шерстяное одеяло.

Ничего не говоря, Валентина – сухая, как палка, и такая же негнущаяся, даже в коленях – окатила меня таким презрительным взглядом, что у меня помертвело все внутри. Что опять?!

Лихорадочно одеваясь и всовывая босые ноги в туфли, я перебирала минувшие дни в памяти… и не находила ничего, в чем бы провинилась. Тем страшнее становилось.

Мои попытки расспросить, в чем дело, ни к чему не привели, и я их оставила. Спросонья совсем забыла, что Валентина не говорит. Вообще ни с кем. И нет, она не была немой – это на нее давным-давно наложили когда-то такое наказание. Обет молчания. За какие-такие грехи, мы боялись расспрашивать.

Вскоре подтвердились мои самые страшные опасения – мы действительно шли в покои Всеблагой Девы Одетт.

Значит, дело крайне серьезное.

И уже в коридоре были слышны сдавленные рыдания…

Дверь приглашающе распахнулась, как ворота в логово самого страшного демона.

Валентина ткнула меня меж лопаток, потому что ноги мои отказывались идти вперед.

Одетт восседала на своем резном кресле с лицом судьи, только что вынесшего приговор. А на полу у ее ног сидела, закрыв лицо руками, простоволосая Матильда в ночной сорочке.

- Вот и пособница, - с удовлетворением проговорила себе под нос Одетт, завидев меня.

- Что бы вам ни наябедничали, мы ничего плохого не сделали! – с жаром выпалила я и сделала еще один робкий шаг вперед. Мои щеки горели. Из глубины моего естества поднималась волна негодования. Острое чувство несправедливости всего происходящего душило меня, и пожалуй, впервые в жизни захотелось броситься на кого-то с кулаками. – Матильда – самая добрая, самая чутка, самая замечательная девушка на свете! Что бы там ни случилось, я уверена, это какое-то недоразумение или мелка шалость, которая не стоит и…

- Эта девушка, - ухмыльнулась Одетт и показала узловатым указательным пальцем на мою подругу, вздрагивающую на полу, - хотя, какая же она теперь «девушка»! Это... животное опозорило честь Обители, не справившись с низменными инстинктами, и тем самым навлекло на всех нас гнев Небесной Девы!

Голос ее поднялся до патетических нот.

Я осеклась.

По углам зашелестел шепот множества голосов, и тогда только я заметила, что мы здесь не одни, - десятки послушниц разных возрастов столпились у стен. Те, что постарше, даже удостоились чести сидеть на стульях и табуретах… как присяжные заседатели.

Все это все больше и больше напоминало судилище.

Одетт наслаждалась произведенным эффектом. Она дождалась тишины, обводя всех присутствующих тяжелым неподвижным взглядом, не моргая, как огромная старая ящерица.

- Итак, мы собрались здесь, чтобы решить, какого наказания заслуживает та, что опозорила всех нас и светлое имя места, где мы смиренно несем наши обеты. А также та, что помогала ей совершить преступление.

Немигающий взгляд завершил круг и уперся в меня. Пожирая заживо, как будто преступление Матильды было лишь предлогом, чтобы окончательно разделаться со мной.

В этот миг я отчетливо поняла, в чем именно провинилась перед Всеблагой. За что она меня ненавидит – да-да, именно ненавидит, теперь у меня в этом не было ни капли сомнений! – с самого первого моего дня в Обители.

За то, что я своей молодостью, самим своим существованием, тем, что меня так явно прочили в преемницы, напоминала ей об одном простом и жестоком факте.

Что все мы смертны. Сколько бы власти не было в ее руках, какой бы вершительницей судеб она себя не вообразила – настанет миг, и я, а не она, должна буду возглавить это обиталище потерянных для мира душ.

Но пока еще она была жива. А я – всецело в ее власти. И время замедлило бег на этом повороте колеса.

Холодное дыхание Ямы словно просочилось сквозь мшистые камни из самых глубин Обители, коснулось голых ног.

Я вздрогнула – и отмерла.

Бросилась к Матильде, рухнула рядом с ней на колени, схватила за плечи и встряхнула.

- Скажи им!! Скажи, что ты ничего плохого не сделала! Им не за что нас наказывать, ведь правда?..

Но горькая истина уже дышала мне в лицо, я видела ее в очертаниях тела Матильды под сорочкой, но цеплялась из последних сил за оправдания, которые больше не могли меня спасти.

Матти отняла руки от заплаканного лица и сбросила мои ладони с плеч. В ее взгляде промелькнуло странное чувство… неприязни?, которое заставило меня отшатнуться.

- Ты всегда была слишком хорошей, чтобы понимать такие вещи.

Я покачала головой, не желая слушать то, что она собиралась мне сказать. Моя лучшая, моя единственная подруга, ради которой я готова была на все.

- Но это больше не скроешь. Я беременна, Никки!

Глава 7

Правильно говорят люди, что розовые очки бьются стёклами внутрь.

Я сейчас совершенно по-другому переосмыслила все прошлые события. И странное поведение «подруги», и отрешенность Матильды, и ее тоску, когда «гостья» больше не появлялась… мне следовало догадаться раньше.