Шатун. Шаг в неизвестность - Трофимов Ерофей - Страница 9

– Так это ты сказала, – буркнул Вяземский, успокаиваясь.

– Я про греховную связь ничего не говорила, – тут же пошла Катерина в отказ. – Я сказала, что внука вам подарю только от того, кого сама отцом выберу. Отцом, папенька, а не полюбовником.

– Тьфу! Чтоб тебя, балаболка, – не удержавшись, выругался полковник. – Чуть до кондрашки не довела.

– Вы, папенька, хоть ругайтесь, хоть деритесь, а всякого слизняка я в отцы своему ребенку не хочу, – решительно отрезала Катерина. – Ну сами посудите, какой с такого прок? Ни обучить чему толковому, ни семью защитить. Как вы там повторять любите? Ни богу свечка, ни черту кочерга.

– Гм, ты полегче с выражениями, – смутившись, посоветовал полковник. – Не гвардеец в казарме, а девица из хорошей семьи. Не позорь отца.

– Господь с вами, папенька. Это я с вами могу говорить, что думаю. А на людях – глаза долу, ручки сложены, голосок тихий, – пряча в глазах пляшущих бесенят, ответила девчонка.

– Угу, только гвардейского поручика стрельбой окоротить, как воды попить. Скромница, – фыркнул полковник в ответ и, не удержавшись, снова рассмеялся.

– Я, папенька, полковничья дочка, и всему, что толковый солдат уметь должен, обучена, – гордо подбоченившись, отозвалась Катерина. – А про домашние дела и думать забудьте. Умею я все, что любая девица на выданье уметь должна. А что охоту люблю да волю вольную, так характер такой.

– Норов у тебя, а не характер, – отмахнулся Вяземский, мысленно признавая правоту дочери.

С самого детства девочка больше напоминала язычок пламени, чем обычного ребенка. Половецкая кровь в ней взыграла сильнее, чем в нескольких предыдущих поколениях. Порывистая, ловкая, смелая, она и вправду напоминала тех своих пращуров, что верхом покоряли степи на долгие переходы вокруг и разносили в пыль любых врагов. Именно поэтому Павел Лукич и взялся учить дочку всему тому, чему обычно учат сыновей. И теперь пожинал плоды своего собственного воспитания. Покуривая трубку, полковник вдруг очень остро осознал, что Катерина вот уже в который раз сумела взять верх в споре с ним и настоять на своем решении.

«Выросла девчонка, – думал он, разглядывая дочку сквозь клубы табачного дыма. – Уже не девчонка, девица. А характером все тот же сорванец. Может, и вправду дать ей благословение, да пусть сама решает, как судьбу свою строить? Настоять на своем я смогу, да как бы бедой все не кончилось. Уж чего-чего, а крови она точно не боится. Сильна девка. Ох, сильна. Решено. За кого попросит, с тем и обвенчаю. А дальше пусть сама решает, как жить. Если уж совсем невмоготу будет, подам прошение на высочайшее имя, чтобы развод дозволили». Вздрогнув от собственных мыслей, полковник мелко перекрестился и, выбив о край жаровни погасшую трубку, вздохнул.

– Что, папенька, опять болит? – всполошилась Катерина.

– Ноет, проклятая, – отмахнулся Вяземский, возвращаясь к размышлениям.

– Может, молока вам налить? – не унималась девушка.

– После, дочка. После, – качнул Вяземский головой. – Ты лучше вот что мне пообещай. Ежели с мужем вдруг невмоготу станет, мне скажешь. Я попробую на высочайшее имя прошения для развода подать. Не бери греха на душу. Но учти. Ребенок должен в законном браке быть рожден. Он наследником моим станет. Так что, прежде чем делать чего, дважды подумай. Обещаешь?

– Обещаю, папенька, – пролепетала Катерина растерянно.

Она и предположить не могла, что ее суровый отец примет подобное решение. По сути, это был полный карт-бланш на построение собственной дальнейшей жизни. А самое главное, на выбор будущего мужа и отца ее будущего ребенка. Зная отношение Павла Лукича к подобным вещам, она и мечтать не могла, что такое вообще может случиться. Полковник, зная характер дочери и будучи уверенным в том, что данное слово она сдержит, испустил тяжелый вздох и, отвернувшись к заиндевелому окошку возка, задумался. Катерина же, обдумывая полученное разрешение, притихла, краем глаза наблюдая за отцом и пытаясь понять, что подвигло его на подобное решение. Но вспомнив его слова о внуке, вдруг поняла, что он и вправду очень хочет иметь наследника знаменитой и почтенной фамилии. А значит, пришло время и ей подумать о том же.

История с избиением жандармского подполковника неожиданно получила продолжение, но не то, которого ожидал сам Шатун. После Рождества, когда Руслан уже начал постепенно возвращать себе прежнюю физическую форму, вошедший в кабинет денщик угрюмо доложил:

– Княже, там к тебе какой-то чин жандармский просится. Прикажешь пустить, или сразу с лестницы скинуть?

Поступив к Руслану на службу и лично коснувшись некоторых дел господ из полиции и жандармерии, Мишка утерял перед ними любой пиетет и готов был в любой момент встретить этих господ кулаками, а то и пулей. К огромному удивлению самого Руслана, для паренька теперь существовало только два авторитета. Казачий круг и служба контрразведки. Даже обычные армейские офицеры вызывали у Мишки только презрительную усмешку. Слишком хорошо паренек знал уровень их подготовки.

– А что за чин? – оторвавшись от бумаг, удивленно уточнил Шатун. – Кто-то серьезный, или так, ротмистр какой?

– Полковник. Говорит, что из Краснодара.

– Веди сюда, – чуть подумав, приказал Руслан, окидывая кабинет внимательным взглядом.

Тут и вправду было на что посмотреть. Оружие, развешанное на коврах, письменный стол, за которым он сидел, и стол, перед которым на стене были развешаны инструменты, которыми он доводил свои задумки до рабочего состояния. В общем, нормальная, рабочая обстановка. Перед письменным столом были установлены два полукресла для посетителей, так что принять гостя было можно. Вошедший жандарм, с интересом оглядевшись, хмыкнул и, расправив щегольские усы, представился:

– Полковник жандармского ведомства Васильев, Модест Петрович. Я имею честь говорить с князем Ростовцевым?

– Именно так, ваше высокопревосходительство, – не спеша поднимаясь, ответил Шатун. – Штабс-капитан контрразведки, князь Ростовцев, Руслан Владимирович, к вашим услугам. Чему обязан?

– Я вынужден беспокоить вас, князь, вот по какому поводу, – присаживаясь в указанное полукресло, не спеша заговорил полковник. – В прошлом году у вас случилась стычка с подполковником нашей службы. Как вы понимаете, вами было нанесено подполковнику серьезное оскорбление. Я уже не говорю о том, что вследствие ваших оскорбительных действий сей офицер долгое время не мог исполнять свой долг.

– Прошу прощения, ваше высокопревосходительство, вы его секундант? – предельно вежливо перебив оратора, уточнил Руслан.

– Э-э, нет, – сбившись, протянул полковник с некоторой растерянностью.

– Дело в том, что я по сию пору жду его секундантов. Ваш подполковник осмелился нанести мне словесное оскорбление, после чего и был спущен с лестницы. Так что, если вы пришли не для того, чтобы оговорить условия поединка, то я не понимаю причины всего этого разговора.

– Думаю, секундантов не будет, – окончательно сбившись с мысли, протянул жандарм. – К тому же особы, находящиеся на службе в ведомствах, подобных нашему, не имеют права рисковать жизнью по частным случаям.

– В нашем ведомстве те же правила, – спокойно кивнул Руслан. – Но не мне вам объяснять, что бывают частные случаи, задевающие вопросы чести, а значит, приходится принимать тяжелые решения. Как говорится, душу Господу, жизнь Родине, честь никому.

– То есть вы готовы настаивать на дуэли? – растерялся жандарм.

– Ну, если господин подполковник готов забыть эту историю и не вздумает делать мне гадости исподтишка, то я готов отказаться от поединка. По сути, дело-то уже улажено. Он мне нахамил, в ответ получил в морду. Всё.

– Как у вас все просто, князь, – делано возмутился полковник. – Бьете человека выше вас по званию, а после заявляете, что готовы все забыть.

– Даже высокое звание не дает ему права оскорблять титулованную особу, – жестко отрезал Шатун. – Впрочем, как и всем остальным тоже.