Четверо в каменном веке. Том 2 (СИ) - Селиванов Дмитрий - Страница 67

– А ещё ты не сможешь подарить подарок самому себе. – Заметила Ира.

– Это ладно. Переживу как-нибудь.

Вероятно, Ольга что-то решила, потому что встала и поманила Ирину:

– Придётся нам, подруга, покрутиться. А ты, Дед Мороз, погоди.

И, усмехнувшись внезапному цитированию старого мультика, уточнила:

– Сиди, говорю, жди.

***

Верба уже готовилась поесть вместе с мужем и лечь спать, когда её позвали жёны Великого Шамана. Оказалось, что вызов Духа Зимы, о котором они говорили днём, должен произойти именно этой ночью.

Верба всегда боялась, когда шаман начинал камлания и вызывал духов. Особенно Духа Зимы – его страшное лицо и жуткие завывания потом долго снились девушке. Но у Великих Шаманов всё происходило совсем по-другому. Для начала, Ийинэ и Ольыга накормили её вкусной праздничной едой.

Кроме очень понравившейся ей калъвачан и кусков мягонького, пахнущего дымом мяса, на чытолэ стояла специальная глубокая посуда с праздничной едой – чалатэ. Отдельно перед каждой из женщин стояла своя посудина, а то и не одна, со своей долей еды. Перед Вербой тоже поставили её посудину, что до сих пор её удивляло и будоражило, заставляло гордиться. У Настоящих Людей посудой называли скоблёные доски с бортиками, на которые из огня выкладывали мясо. Как только доска становилась слишком грязной или лопалась, её сжигали.

Других видов посуды не было. Та же, что имелась – была общей. Только шаман и вождь пользовались своими досками, остальные ели на весу. А тут – личная маленькая посуда из глины. Этот секрет – что посуду делают из глины, ей уже рассказали и показали. Ийинэ принесла откуда-то кусок замёрзшей глины, а когда та оттаяла – раскатала в лепёшку, сделала бортики и сунула в очаг. Посудина получилась кривая и с трещиной, но, как поняла Верба – если сделать много, то какая-нибудь останется целой. Про белый цвет и узоры тоже объяснили – нужно толочь камни разного цвета и рисовать этим порошком.

Верба неуклюже пристроилась на высоком и узком сиденье, по привычке поджимая ноги. Ей всё ещё трудно было выполнять некоторые обряды шаманов. Но она старалась. Вот как сейчас, когда пыталась сесть на подставку для попы так же, как на пол. Или когда забывала надеть тонкую домашнюю одежду – её отсутствие особенно не нравилось жёнам шамана. Ольыга ничего не говорила, если Верба начинала есть руками, но обязательно напоминала, что нельзя ходить без одежды.

От еды Верба никогда не отказывалась, тем более, что в этом доме никогда не дают поесть «до предела». Всегда у Вербы оставалось место, чтобы ещё что-нибудь положить в живот. Но сегодня ей казалось странным, что жёны Великого Шамана сразу принялись за еду, а не начали призывать духов. Шаман людей сначала долго пел и плясал, пока в него не вселялся дух, и весь род плясал и пел вместе с ним. И только потом наступало время для праздничной еды.

Но, кажется, что-то происходит. Ольыга принялась обеспокоенно вертеть головой, прислушиваясь к чему-то.

– Слышите?[*]

Ни Верба, ни Ийинэ не успели ответить, как Ольыга подскочила к стене и приложила ухо. Послушала вой ветра снаружи. Но это было явно не то – она покачала головой.

– Слышите? Он идёт.

– Кто? – Не поняла Верба.

– Он! Большой, сильный, замораживающий всё... Ду-у-ух Зимы-ы-ы-ы!

Последние слова женщины провыли девушке в оба уха. Сердце Вербы оборвалось. Она задрожала, вцепившись в сиденье.

А обе шаманки уже вдвоём бегали по комнате, прислушиваясь у каждой стены.

– Слышишь?

– Слышу! Слышишь?

– Слышу! Он рядом.

– Зовём?

– Зовём!

И они запели-завыли что-то на шаманском, кружась по комнате. Потом взяли какую-то красивую разноцветную вещь и потянули её в разные стороны... И духи пришли!

Вербе пришлось заткнуть уши, чтобы не слышать вопли и визги духов. Но они всё кричали и кричали, кричали и кричали. Выли, стонали, визжали, вопили. Верба зажмурилась и заорала сама, только чтобы не слышать страшных духов. Внезапно весь шум и гам перекрыл громовой рык:

– Молчать!!!

Верба икнула и заткнулась. Замолчали и духи.

– Эккэ![**] Хорошо! – Услышала девушка грозный, но одобрительный голос.

Она осторожно раздвинула пальцы и посмотрела одним глазком. Это он! Он пришёл! Дух Зимы пришёл. Он стоял – большой, с длинной седой бородой, с густыми бровями. На бледном лице алели румяные щёки, а страшные чёрные глаза сверкали силой. Он стукнул посохом – и вьюга заметалась по комнате. Повеяло холодом.

– Кто звал Духа Зимы?

– Мы-две, – тихо ответили шаманки хором.[***]

– Кто вы-две? – Пророкотал Дух Земли.

– Я Ольыга.

– Я Ийинэ.

– Вы-две говорите!

– Здоровья тебе, Дух Зимы! Долгих годов!

– Эккэ!

– У нас есть подарки для тебя.

– Эккэ! Вы-две давайте.

– В подарок есть песня и танец.

– Я слушаю.

И шаманки запели, закружились по комнате. Пели они на своём рокочуще-тягучем языке шаманов и Верба ничего не понимала. Но Духу Зимы явно нравилось – он топал и бил посохом в такт.

– Эккэ! Хорошая песня. У меня подарки для вас тоже.

Дух Зимы достал из-за пихты мешок. Как он там оказался – Верба не заметила. Большой белый мешок, только не из шкуры, а из травы, как другая одежда шаманов. Покопавшись в мешке, он вручил каждой шаманке по маленькому разноцветному мешочку. Те с радостью достали оттуда одежду из шерсти. Ольыга получила одежду для рук, называется юкавичи. А Ийинэ – одежду для ног, которую шаманы называют ночокыт.

Духу Зимы явно нравился праздник.

– Эккэ! Хороший праздник. Вы-две пойте ещё! Зовите моих жён. Пусть тоже веселятся. Я помогу.

Он взял ту странную вещь, которую тянули шаманки. Но в его руках духи не орали и не визжали. Они запели! Шаманки стали подпевать духам и танцевать вокруг пихты и вокруг Вербы. Они кружились, кружились... Долго кружились. И Верба, заслушавшись песни духов, не заметила, как Ийинэ с Ольыгэ пропали! А в комнате появились две снежных женщины-духа. Строгие белые лица взглянули на Вербу грозными чёрными глазами. Ярко-алые губы открылись:

– Ты пой! – Пропели звонкие голоса.

Девушка застыла, не зная, какую песню подарить духам.

– Пой!

Кажется, жёны Духа Зимы начинают сердиться. И тогда Верба решилась. Она запела ту песню, слова которой помнит каждая девочка. Ведь её повторяют все женщины рода каждый день с самого детства:

Я беру шкуру, беру скребок.

Шир-шир, говорит скребок.

Я беру шкуру, несу к ручью.

Буль-буль, говорит ручей.

Я беру шкуру, выжимаю воду.

Кап-кап, говорит вода.

Я смотрю шкуру:

Плохо!

Я беру шкуру, беру скребок...

Вместе со словами девушка показывала, как сидит и обрабатывает шкуру. Наконец, закончила:

Я смотрю шкуру:

Хорошо!

Я надеваю шкуру.

– Эккэ! Хорошая песня! Вот подарок! – Произнесла младшая жена, когда Верба замолкла.

Она взмахнула снежными рукавами и у неё в руках оказался волшебный пояс. Узкий белый пояс, переливающийся всеми цветами. Дух-женщина подошла и застегнула пояс на талии девушки.

Старшая жена-дух нахмурилась – ей тоже хотелось песню.

– Пой! – Грозно произнесла она.

Верба поняла, что для старшей надо другую песню, чтобы лучше всех других песен. И такой песней может быть только главная песня Старшей женщины – песня огня. Девушка зажмурилась, вспоминая движения, и затянула:

Я беру кремень, беру первый камень огня.

Шир-шир, говорит камень огня...

Песня закончилась, а перед глазами Вербы, прямо под пихтой, сиял огонь-дух.

– Эккэ! Хорошая песня!

Жена-дух взмахнула рукавом и у неё появилась непонятная изогнутая вещь над которой метались две большие снежинки. Дух снега надела эту вещь на голову Вербе и отошла, любуясь. Помотала головой – не понравилось. Сняла, что-то поправила и надела по-другому. Теперь снежинки лежали на щеках девушки.