Четверо в каменном веке. Том 2 (СИ) - Селиванов Дмитрий - Страница 61

– Галё!

– Э?

«Вот тебе и „э“», – буркнул себе под нос вождь и принялся жестикулировать:

– Надо ногу осмотреть. Будет больно. Ты готов?

Он поднёс руку к раненным ногам и вопросительно посмотрел на паренька. Тот покосился на руки экзекутора, ничего не понимая. Йв сообразила быстрее. Перебрав дрова, оставшиеся от костра, она сунула деревяшку под нос мужу. Горестно вздохнув, Галѣ закусил палку и выдохнул невнятно:

– Ток!

Раз пациент готов терпеть, то кто мы такие, чтобы ему препятствовать? Палка в зубы вместо наркоза – и Михаил продолжил. В этот раз он не церемонился и основательно потыкал пальцами. Даже немного, на самой грани чувствительности прогнул кости. Не нравилось Михаилу, как они криво лежали. И оказался прав – кости уже начали срастаться. Сколько должна зарастать кость у человека, он не помнил – не сталкивался как-то по жизни. Но за неделю точно не должно зарасти. Михаил попробовал ещё раз выпрямить изгиб. Парень взвыл в голос. Вроде идёт, но туго. Будто на месте перелома уже образовался упругий хрящ. Дома он ещё раз попробует, но не уверен. Наверно, так и останется. Что же, теперь парень – инвалид на всю жизнь. Угол не слишком велик, чтобы стало невозможно двигаться, но хромать на обе ноги точно будет.

– Не бегать тебе больше, парень... – Покачал Михаил головой.

Оба отзеркалили ему тревожные взгляды. Пришлось буквально на пальцах показывать хромающую походку. И развёл руками. Молодые люди переглянулись и почти в голос выдали:

– Тогок!

Михаил уже достаточно услышал неандертальских словечек, чтобы складывать значения. И память, на которую в цивилизованном мире обычно валится куча информации, нынче голодает и усваивает всё, что ей подкидывают. Вот она – тайна идеальной памяти дикарей! Надо перестать смотреть телевизор. Короче, Михаил решил, что если «ток» означает что-то вроде «давай, действуй», то «тогок», наверно, – «действуй решительно». И Михаил начал действовать.

Готовясь к выезду, он захватил многое, что предположительно могло потребоваться. Теперь мужчина сходил до саней и вернулся с необходимым. Две ровные доски по бокам тела – от подмышек до пяток. Получилось даже немного длиннее. Но больше – это не меньше. Расположив всё по местам, приступил к наложению шин. Всё по заветам брошюры о первой медицинской помощи: привязать вокруг груди, живота, бёдер, колен и лодыжек.

Упаковал так, что ногами шевелить не сможет. Теперь транспортировка.

– Йв?

Девушка посмотрела на него.

– Домой! – Махнул он рукой в примерном направлении.

Йв начала что-то втирать мужу:

– Муйи мѣччатѣлэкыӈ яяӈэтѣӈ.

Тот явно не понял и возразил:

– Wутку мучгин яяӈѣӈ китѣӈ.

Девушка снова втирает:

– Уйӈэ. Ӈанко мучгин нѣмэйѣӈӄин яяӈга.

– Точно! Яранга, – зацепился Михаил за знакомое слово.

Неужто что-то в языках осталось ещё от неандертальцев? В принципе, какой-то культурный и сексуальный обмен происходил. Вполне возможно, что и другие слова есть.

Наконец, пациент перестал паниковать. Теперь можно его перетаскивать. Носилки он соорудил ещё дома: две жерди и крепко привязанная к ним шкура.

«Сейчас испытаем, что у меня получилось».

Парень, хоть и похудел, но весил преизрядно. Михаил упрел, переваливая его на носилки.

«Кость, что ли, тяжёлая?»

Долго ли, коротко ли, но неандерталец оказался в санях. В дороге до транспорта он снова потерял сознание и теперь мирно лежал в отрубе. Лошадь снова попыталась убежать, но на привязи это не очень получается. Поэтому пациент занял лежачее место, а они с Йв сели на скамейку. Можно отправляться. Дело подходило к вечеру, но времени до темноты вполне хватало, чтобы успеть к одному удобному местечку, которое он видел по дороге. Уселись в сани, Михаил гикнул и лошадка почапала.

***

К распадку сани доехали без перерывов – Лизке как раз хватило сил на один забег. Потом была обычная бытовуха: Йв рубила дрова, Михаил обихаживал лошадь. Потом в очередной раз показывал волшебство: разжигал костёр от спички. Мужчину ситуация забавляла: Йв видит это уже не в первый раз и не перестаёт по-детски удивляться.

Галё очнулся, когда они уже жевали. Девушка внезапно подскочила к саням и начала что-то лопотать. Михаил прервал их любовное щебетание большой кружкой отвара. Как раз настоялись и уже остыли травы, которые сунула Ольга. Что-то там противовоспалительное и жаропонижающее, вроде коры ольхи и тополя. Может, ещё что – он не знает. Но воняет знатно. На вкус же – даже страшно глотать.

С уверенным видом он протянул кружку Йв и показал, что всё должно оказаться внутри её друга. Вы видели, как тошнит гусеницу? Михаил увидел. После первого глотка Галё ещё сумел сдержать рвотные позывы. Но это ведь только первый глоток, а дальше парень, как маленький, стал вертеть головой. Потом дело дошло и до рук. Молодёжь долго материлась, но девушка чего-то добилась: Галё позволил привязать руки. И всё. Теперь ему оставалось немного вариантов. Либо остаться без носа, который зажимала Йв, чтобы залить отвар. Либо захлебнуться. Ну, и последний вариант – всё-таки проглотить.

Нос пареньку стало жалко. Да и захлебнуться не получилось, хотя Йв очень старалась. Кстати, в этом она оказалась права – выпить залпом оказалось гораздо легче. Но стоило успокоиться, как проглоченное запросилось наружу. Вероятно, чтобы не переводить ценный продукт, Йв схватила пациента за горло и на всякий случай закрыла ладонью нос и рот.

Ничего не пролилось, конечно. Но пациент внезапно расхотел дышать. Он хрипел, сипел, булькал, дергался и извивался взад-вперёд – никто ведь шины не снимал. Наконец, ему повезло – при особо сильном рывке он задел больную ногу и вырубился. Спазмы тут же прекратились и пациент спокойно засопел. Что снова говорит о том, что все проблемы в нашей голове.

Михаил пощупал лоб парню. Температура у того немного поднялась до нормальной человеческой. а то совсем ледышкой лежал в пещере. Немного выступил пот. Ну, так ведь как брыкался! Вот и вспотел. А может, это правильно, что пот. Михаил лёг с другого борта и завернулся в одеяло: раз больной выздоравливает, то можно спокойно поспать.

***

Следующий день особыми событиями не блистал. Лошадка чапала. Пациент спал. Время от времени сбавляли скорость или вообще останавливались. Но двигались в нужном направлении.

Вернулись уже ближе к полуночи. Был уже поздний вечер и пришло время останавливаться и разбивать лагерь, когда Михаил признал в чёрном силуэте на пределе видимости – родную Скалу. Тут же решил, что приехать лучше поздно, но сегодня. Зачем лишний раз рисковать и ночевать в чистом поле?

Лизка из последних сил доковыляла до конюшни, где и застыла. Михаил нагрёб ей сена. А с водой пришлось задержаться. У ворот его уже ждали. Сразу жёны выйти не успели, но сейчас спустились и с рёвом полезли обниматься.

– Мишенька-а-а-а, почему так до-о-о-олго? – Завыли они в голос.

– Подождите. Говорили же о неделе. Три дня туда, три обратно, и день там. А я за три обернулся. И то кое-как.

А сам обнимал обеих за плечи, поглаживал успокаивающе и пытался разобраться в себе. Всю жизнь он гасил в себе злость, ненависть, зависть, считая, что показывать их – некультурно. И это, в конце концов, удалось. Задирают одноклассники? Имитируй, что никого не видишь и не слышишь. В институте в твою группу засунули мажорное гавно? Будь выше этого. Девушка снова шантажирует постелью? Ей же хуже – пусть теперь самоудовлетворяется. Сосед моральный урод? Надень маску и не замечай его. Начальник дурак и хам? Просто выполняй всё по инструкции. А чтобы не шалили нервы – надо научиться закукливать сознание, оставляя снаружи только безэмоциональный манекен. Это же так просто – отделить своё внутреннее Я от внешнего мира белым туманом, через который, как через нирвану, ничего не проникает. Год за годом туманная оболочка только уплотнялась, становясь настоящим панцирем. Это было удобно и приятно. Только у отсутствия отрицательных эмоций есть обратная сторона – отсутствие эмоций положительных. Человек становится манекеном, роботом.