«Колонист» - Поселягин Владимир Геннадьевич - Страница 52

– Помер да помер… Видите, Пал Степаныч, ожил. Я же говорю, умею сердце снова запускать.

– А ты ему всё грудину отбил, лупил как сумасшедший, – проворчал «френч».

– Ладно, мне пахать пора, – пробормотал первый и отошёл, пока я анализировал ситуацию и слушал разговор ещё трёх мужиков, которые стояли в ногах, с вилами в руках.

Тут рядом громко завыло и затарахтело. Слегка повернув голову, я стал с удивлением рассматривать старинный трактор – колёса железные с железным протектором. По-моему, самые первые тракторы, массовый выпуск которых начали в век механизации, выглядели именно так. Странно, я должен был очнуться лет через сто, плюс-минус, в девятнадцатом веке, при императоре, а тут явно двадцатый. Да и общаясь, те друг друга товарищами называли. Советский Союз? Куда же меня занесло?

А как всё хорошо спланировано было. Шхуна успела и до России добраться, и вернуться до того, как Балтика встала. Так что детей своих я видел, как, впрочем, и жён, ну и попросил их забрать меня в Россию. Мол, хочу там помереть. Также я выполнил то, что хотел, всё переписал на детей, вообще всё. Михаил моим наследником графского титула и имения стал. Чуть позже мы отплыли и направились в Средиземное море, а там и на Чёрное. А потом меня на повозке везли в Москву. Не довезли, видимо ранение такое, что-то сдвинулось от тряски, и я начал задыхаться, врач, что меня сопровождал, сделать ничего не смог, три часа мучений, и вот я очнулся в этом теле. Хорошо, с детьми я практически не расставался, пока плыли к Одессе, лежал на палубе, дышал свежим воздухом, а в своей каюте рассказывал сыновьям, где закопал сокровища их отец. Почти все схроны выдал, с координатами и как найти. Сам карты чертил, всё сделал, если не дураки, найдут. Это тоже экзамен на выживаемость и сообразительность. Только один схрон оставил, вдруг в следующем теле пригодится? Запас.

А пока с детьми общался, всё размышлял, считать мне их родными или нет? Тело чужое, только душа моя, так мои дети или нет? Так и не пришёл к однозначному выводу. Но общался с ними как с родными. Я им действительно стал настоящим дядей. А вот план мой до конца не сработал, хотел до России добраться, чтобы очнуться в новом теле тут, на своих территориях, и пустить пулю в лоб, небольшой пистоль у меня припрятан был, а умер сам, в пути. Мы где-то между Одессой и Киевом были, когда это случилось. Сейчас же нужно вживаться в новое тело и узнать, что с ним произошло. Поэтому, слегка пошевелившись, определил, грудь ныла уже не так сильно, а вот голова да, раскалывалась. Подняв руку, я нащупал здоровенный шишак.

«Были бы мозги, было бы сотрясение», – мысленно хмыкнул я.

Пока я себя ощупывал, трактор, буксируя плуг, продолжил взрыхлять поле. Тракторист за его рулём, тот, что оживил это тело, проводя реанимационные мероприятия, удалился, и стало возможно говорить. «Френч» уже закончил строить трёх мужиков, которые стояли у трёх подвод, куда загружали из прошлогоднего стога сено, видимо убрать нужно, чтобы трактор распахать мог поле, а ругал их, мол, работают неспешно. Поэтому я спросил:

– Что со мной было?

Говорить было трудно, горло хрипело, но выдать практически чёткий вопрос я всё же смог. Мой, казалось бы, такой простой вопрос заставил выпучить глаза всех четверых. Один из колхозников, а похоже, это они и есть, выдал, ахнув:

– Дурачок-то наш заговорил!

– Вот это да, – согласился с ним второй.

Третий выразил свои эмоции матерной тирадой, от которой заткнулся, получив лёгкую затрещину от «френча». Тот сам в шоке был, но выразил явно общие мысли:

– Вот Михалыч обрадуется. Как он горевал-то, что его третий сынок дурачком уродился, говорить не мог, ходил со слюнями и соплями по всей роже, баб наших пугал. Визг их ему, видишь ли, нравился. А тут заговорил… Чудеса…

– Так что это было? – хриплым тоном переспросил я.

Связки нужно разрабатывать, раз ими не пользовались, так, ревели и мычали, то говорить придётся почаще, а желательно петь, вот уж где тренировка. Да и вообще стоит понять, в какое чудо я попал. Хотя бы внешность изучить. Если в юродивого, то все признаки могут быть на лице. Иметь кривое лицо дебила я бы не хотел. Интерес, куда точно попал и в какое время, отошёл на второй план, тут ситуация серьёзнее.

– Болтом тебя по голове ударило, из сцепки плуга вылетел, – наконец ответил один из колхозников. – Убило наповал, но Егорка, тракторист наш колхозный, тебя оживил.

– Ясно, – задумался я. – А у вас зеркальца нет?

Зеркальце нашлось в кармане у председателя, именно так к нему обращались колхозники. Изучая вполне нормальное курносое лицо, разве что густые брови и пухлые губы привлекали внимание, я расслабился. Не урод, обычное лицо, подходящее. Тело потом изучу, а так ощупывание показало, что хлопец вполне крепкий. Только явно подросток. Такие предметы тяжёлые легко могут поднять, дури у них до хрена. Однако сила есть, но выдыхаются быстро. Тела не тренированные, балду гоняют, поэтому на долгой работе сдыхают мгновенно. Дыхалки не хватает. Да, тело будем тренировать. Пока я раздумывал, председатель и один из колхозников, подняв меня за руки, придерживая по бокам, повели к машине без верха. Точнее он сложен на задке был. Что-то такое я помню, кажется «фаэтон» называется. Меня усадили сзади, председатель сел спереди за руль и сказал, слегка обернувшись:

– Цени, сам председатель тебя возить будет. Сейчас к фельдшеру свозим, у нас в селе есть медпункт, он осмотрит тебя, а то рана, шишка и крови немного натекло.

Слегка кровившую корку я чувствовал, потрогал пальцами, но ничего более. Как бы больше кровотечение не открылось. Надеюсь, серьёзной черепно-мозговой травмы я не получил. Тут один из колхозников прошёл к передку машины, что-то дёрнул, и мотор затарахтел. Ничего себе, с кривого стартера заводится, как знаменитая «полуторка». Мутить при движении меня начало сразу, значит, точно сотрясение получил, и чтобы отвлечься, я стал задавать вопросы:

– Я ничего не помню, ни себя, ни родителей. Кто они? Кто я?

– С одной стороны, беда, – покачал председатель головой, – а с другой – разум к тебе вернулся, а то иной раз встанешь посередине улицы, не проедешь, и мычишь, не понятно что. А когда ты штаны спустил и со стоящей елдой за девками бегать начал, вот это было смешно.

– Мрак, – пробормотал я.

Председатель не слышал и продолжал вещать, как будто я это слышать хотел, а не то что спрашивал.

– Наши бабы из солдаток или вдов тобой заинтересовались. Елда твоя понравилась, здоровенная. Сами говорят, что нет, не было ничего, свидетелей-то нет, а тебя не спросишь, мычишь и лыбишься как дебил. Так было что?

– Не помню. Так как меня зовут?

Однако тема солдаток председателя интересовала больше, похоже, он сам ходок ещё тот, и то, что бабы привечали юродивого, а не его, сильно било по самолюбию, вот он и пытался докопаться до правды, реальные ли были слухи, мол, кто-то видел, как дурачок вдову покидает, когда стемнело, с идиотской и счастливой лыбой на лице, или нет. Или солдатке воду помогал носить. С чего бы это? Прежний хозяин тела в любви к работе по хозяйству замечен не был, и фиг заставишь. Однако на мои «не помню» он особо не реагировал, пришлось ещё пару раз спросить, пока тот наконец ответил:

– Юркой тебя прозвали, по батюшке Михайлович, а фамилия у вас Некрасовы. Четырнадцать лет тебе. Это прошлой осенью вроде было, в этой пятнадцать будет. Отец у тебя Михаил Михайлович, мать Зинаида… э-э-э… Матвеевна. У тебя вроде три младшие сестры и одна старшая, а также двое братьев, оба старшие. Анатолий и Олег. Эх, упустил я их, отправились те учится, да остались в Киеве, не хотят в селе жить. Теперь я опытный, молодёжь не отпускаю, иначе кому работать?

– Рабовладелец, – буркнул я себе под нос. Говорить не хотелось, голова болела, и меня мутило, было очень хреново, однако всё же следующий вопрос задал, хватило сил: – А год какой? Где мы находимся?

– Тысяча девятьсот тридцать шестой. Выполняем подготовку почвы к посевной, согласно планам, спущенным из района. А проживаем мы в семидесяти километрах от Киева, рядом с Фастовом. Городок такой, помнишь его?