Камень. Книга одиннадцатая - Минин Станислав - Страница 3

– Так точно, ваше императорское высочество! – кивнул я.

– Выполняй!

Минут через десять церемония началась. Сначала император Японии Нарухито перед всеми присутствующими толкнул короткую, но проникновенную речугу о любви и дружбе между народами Японии и России, заверил всех в нерушимости этой самой любви и дружбы и в том, что никакие происки всяких там инсургентов не навредят единению двух великих народов. В качестве доказательства единения принц Акихито вышел к отцу с четырьмя японскими мечами – катанами, первый из которых, с оттенком красного, был торжественно вручен императором смущенной Елене Панцулае, второй, коричневый, Николаю, третий, синий, Александру, а последний, черный, мне. Поклонившись и приняв ценный подарок, я уже собрался уходить, как Нарухито мне негромко сказал:

– Алексей, в знак особого моего к тебе расположения я позволил себе сделать тебе еще один подарок, который будет ждать в Москве.

– Благодарю, ваше величество! – Я поклонился еще раз.

Понятно, что катаны произвели среди молодежи самый настоящий фурор и тут же пошли по рукам. Посмотреть же было на что – рукоятки обтянуты приятной на ощупь кожей с литыми металлическими элементами и драгоценными камнями, ножны тоже не из дешевого дерева. А клинок! Это было самое настоящее произведение кузнечного искусства! Я не удержался, схватил катану за центр рукояти и на темпе заставил меч вибрировать, как учил меня Прохор. Подарок не разочаровал – эластичность металла на уровне, а баланс соблюден идеально!

– Алексей, – на катану восторженными глазами смотрел Багратион, рядом с которым с такими же зенками застыли Нарышкин и Каранеев, – не мог бы ты?..

– Держи, Сандро, – я вручил ему меч. – Наслаждайся, дружище!

А сам принялся наблюдать за продолжавшей смущаться Еленой Панцулаей, у которой ее катану уже «отобрал» восхищенный Федя Гогенцоллерн.

Еще через какое-то время к компании нашей молодежи присоединилось большинство наследников, среди которых был и Акихито, устроивший краткую лекцию по истории японских мечей. Даты, имена мастеров и тактико-технические характеристики катан я толком не запомнил, но уловил главное – все четыре подаренных меча были не новоделами, имели свою довольно-таки длинную историю, и без специального разрешения их вывоз за пределы Японии был запрещен под страхом смерти.

Когда лекция закончилась, Аня Шереметьева, записывавшая все происходящее на телефон, попросила Акихито сфотографироваться с Еленой Панцулаей. Японский принц отказываться не стал, и наша совсем потерявшаяся курсантка при помощи Демидовой и Хачатурян была поставлена рядом с Акихито.

– Саша, а Прохор у тебя не занят? – услышал я рядом голос, говорящий на русском с заметным акцентом.

Обернувшись, обнаружил у себя за спиной Ранбара – индийского принца – и собственного родителя.

– Зачем он тебе? – улыбнулся мой отец. – Хочешь узнать экспертное мнение о катанах?

– Было бы неплохо… – хмыкнул Ранбар. – Кто, как не он?

– Мы поступим иначе… – И родитель, подмигнув мне, направился в сторону старших Романовых.

Минут через десять голос моего отца через динамики сообщил присутствующим, что у Романовых есть некий сюрприз в тему сегодняшнего вечера, и всех просят прогуляться в сторону марины, где на яхте «Звезда» ждут напитки и холодные закуски…

– Щас, царевич, родовитые интуристы охренеют в очередной раз! – Кузьмин от волнения не мог стоять спокойно на одном месте и постоянно пытался схватить меня за локоть.

Это же волнение передалось и мне, но я, в отличие от Ванюши, просто вцепился в фальшборт на носу яхты и не отпускал его.

– Идет! Идет!.. – зашептал Кузьмин и перекрестился: – Не подведи нас, Петрович! Вспомни лихую молодость!..

Спустившийся по трапу воспитатель, обряженный в костюм с галстуком и балаклаву, закрывавшую лицо, держал в каждой руке по катане – одна была моя, вторая Николая. Короткая остановка, и клинки, освобожденные от ножен, засверкали в свете мощных прожекторов полированной смертоносной сталью. Пройдя в условный центр бетонного причала, Прохор развернулся к яхте, поклонился и сразу начал демонстрировать искусство фланкировки двумя саблями (по европейской классификации катаны считаются именно саблями, а не мечами). Темп воспитатель сначала взял небыстрый, отчего казалось, что Прохор обращается с катанами небрежно, как бы нехотя, но скорость постоянно росла, добавлялись новые приемы крутки. И вот в марине стоит непрекращающийся свист от рассекаемого катанами воздуха, а воспитатель добавляет в «представление» элементы акробатики и «боя с тенью», перемещаясь по причалу рваными скачками, прыжками и даже перекатами! Движение катан по сложным траекториям глаз уже не выхватывает – Прохор накрыт стальным сверкающим куполом, а от свиста начинает закладывать уши!

– Старая школа! – послышался чей-то громкий голос, старающийся перекричать свист. – Высочайший уровень!

И тут сверкающий купол смешивается со сполохами огня, взрывается тысячей ярких светлячков, и, когда они таят, Прохор оказывается стоящим на одном колене с опущенной головой и расставленными в стороны руками, в которых он обратным хватом держит катаны.

Яхта взрывается аплодисментами и криками «Браво!», а я замечаю, как у стоящего рядом Ванюши по щеке сползает слеза радости:

– Сдюжил, Петрович! – зашептал он. – Сработал даже эффектнее, чем в молодости…

На этот шепот колдуна я только хмыкнул:

– Не знаю, как в молодости, но у нас в имении мне Прохор что-то подобное демонстрировал, только с шашками, чтобы, значит, и мне привить любовь к холодняку.

– Уроки не пошли тебе впрок, царевич! Не в коня овес! – покривил губы Кузьмин. – Ты же у нас любитель голыми руками клиентов в края вечной охоты отправлять.

– Почему же сразу не пошли впрок? – И пожал плечами. – Я и кабана дикого ножом забью и разделаю, и лося с косулей. Один раз даже медведя-шатуна пришлось по зиме прямо в лесу освежевать, чтобы он делов не наделал, а про коров с быками, овец, баранов и куриц вообще промолчу. Людишек, или, как ты выразился, клиентов резать пока случая не выпало, но я надеюсь в самое ближайшее время исправить это досадное недоразумение.

Ванюша повернулся и несколько секунд рассматривал меня с задумчивым видом, а потом заявил:

– Если в Европах не выйдет перышком поработать, но очень хочется, на родине напросись с Виталькой Пафнутьевым в Бутырку на допрос с пристрастием – дружок наш и сам не брезгует фартук надеть, когда дельце попадается особенно… щекотливое. Но учти, царевич, от Борисыча, в отличие от Петровича, ты демонстрации пытошного искусства в полной мере не дождешься – увидишь только голый прагматизм с достижением результата самым быстрым и эффективным способом. – Колдун ухмыльнулся: – Короче, разницу в уровнях Петровича и Борисыча сам увидишь, а если теряться не станешь, перейдешь наконец от теории к практике. – И снова ухмылка. – Надеюсь, будет у тебя в личном деле запись не только о массовых убийствах баранов, овец и курочек-несушек, но и настоящее освежевание какого-нибудь коварного государственного преступника с непременной ссылкой на его чрезвычайно подробные и правдивые показания.

Я на этот спич только махнул рукой:

– У меня и так личное дело ломится от подобных записей. Боюсь, подвиг с разделыванием никто не оценит.

И опять задумчивый взгляд колдуна, закончившийся тяжелым вздохом:

– Не оценит, говоришь? Царевич, ты у нас отпрыск крайне аристократических родов, а значит, и жизни во всем ее пошлом разнообразии не видел. Народ же наш российский в основной своей массе от природы опытен, хитер и мудр. И этот народ на стенах в мужских уборных прямо над писсуарами любит писать разные мудрые мысли, например, «не льсти себе, подойди поближе». Намек понял, царевич?

– Понял, – кивнул я. – Значит, будем перманентно увеличивать количество записей в своем личном деле.