Девятнадцать сорок восемь (СИ) - Вишневский Сергей Викторович - Страница 1

— Фи-и-и-ирс! — раздался женский голос.

Молодой парень, лет семнадцати, приподнял голову и не открывая глаз промычал:

— Мам, еще чуть-чуть…

— Вставай, уже почти половина восьмого! — раздался мужской голос.

— Девять! — тут же спохватился парень и вскочил с кровати, вспомнив про встречу в девять утра.

Быстро кинув взгляд на будильник, парень замер в ступоре. На мониторе небольшого кирпич-будильника, отличавшегося крайне громким и противным звуком, замерли цифры девятнадцать сорок восемь.

— Сломался что ли? — спросил парень пустоту комнаты.

Подойдя к нему, он взял его в руки и пару раз ударил об руку. В итоге — тот окончательно погас.

— Гадство… — буркнул он и принялся дальше собираться.

Быстро натянув старые домашние штаны, на которых виднелись попытки восстановить целостность, он быстрым шагом направился в ванную, шлепая босыми ногами по полу.

— Фирс⁈

— Я в туалет, — отозвался парень.

Совершив быстрый моцион, за время которого его глаза наконец достаточно открылись, парень зашел на кухню, где уже сидел отец с пустой тарелкой и чашкой кофе в руке.

— Доброе утро, — произнес парень, усевшись за стол. Придвинув к себе тарелку, он начал быстро сметать с нее яичницу, поджаренную сосиску и гарнир из гороховой каши.

Если к яйцам он относился вполне благосклонно, а сосиску терпел просто потому, что их мать доставала через своих знакомых за смешную цену, то с гороховой кашей он внутренне протестовал.

Горох и гороховая каша были вполне съедобными, тут даже спорить не о чем. Мать прекрасно умела ее готовить, не жалея специй и сливочного масла, однако протест был вызван тем, что гороховая каша считалась едой бедняков. Тех, кто едва сводил концы с концами. Именно это вызывало протест внутри молодого растущего организма, не смотря на все доводы матери о пользе, вкусе и правилах здорового питания.

— Фирс, — отложил газету отец, когда сын достаточно быстро вычистил тарелку до блеска.

Молодой парень поднял взгляд на отца и только тут заметил, что тот уже в форме — черном пиджаке и рубашке. Именно так одевались водители у рода Орловых. Тут Фирс скосил взгляд на обычные механические часы с кукушкой, что висели на стене и понял, что отец уже переоделся не просто так. Он знал, что сегодня опять состоится этот разговор.

В этот раз, он будет с отцом.

Плохо.

Очень плохо.

— Послушай, сынок, — вздохнул мужчина и опустил взгляд в чашку с черным кофе. — Я уважаю твой выбор. В любом случае, каким бы он ни был. Однако… Посмотри на меня внимательно. Кто я?

— Мой отец.

— Я про статус в обществе, — покачал головой тот. — Я простой водитель. Да, я слуга рода Орловых, но прежде чем я им стал, мне пришлось пройти долгий и сложный путь, да и тот… не закончился бы так хорошо, если бы не случайность.

— Ты был гонщиком. А еще ты работал преподавателем в школе противоаварийного вождения, — нахмурился парнишка.

— А еще у меня несколько задержаний за уличные гонки. И было еще… кое-что… То, на что я согласился ради денег. И все это могло закопать мою возможность получить эту должность.

— К чему ты клонишь, пап? — нахмурился парень.

— Это я к тому, что сейчас ты, упираясь в работу и деньги, теряешь возможность, — вздохнул отец. — Мы копили тебе на учебу. Мы потянем училище, чтобы ты мог получить настоящую профессию. Поверь, если бы я имел самую паршивую и сомнительную корочку автослесаря — я бы устроился гораздо… гораздо лучше.

Парень поджал губы и опустил взгляд на тарелку.

— Сынок, у Орловых под патронажем училище и техникум. В училище мы сможем пристроить тебя без проблем, — вступила в разговор мать. — С техникумом посложнее, но и тут мы поможем. Просто надо немного подготовиться.

Фирс вздохнул, закинул в рот остатки сосиски, которая почему-то отдавала бумагой во рту, и, прожевав, поднял взгляд на родителей.

— Нет, — ответил он, глядя в глаза матери, а затем и отца.

Женщина поджала губы, и недовольно взглянула на мужа. Тот, поймал его взгляд, спокойно выдержал и произнес:

— Ты понимаешь, что идешь в пустоту? Мы не можем тебя поддерживать в твоих наивных идеях.

— Я понимаю, — кивнул парень. — Я сделаю это сам.

Мужчина молча кивнул, сделал глоток черного кофе и снова взял в руки газету.

— Мам, пап… Спасибо вам большое, — произнес парень, поднялся из-за стола, обнял мать, затем отца и ушел в комнату.

— Дорогой, — с надеждой посмотрела на него женщина. — Может все же… Может…

— Нет. Он выбрал свой путь, — мотнул головой мужчина и взглянул на супругу. — И давай будем честными. Мы встретились, когда мне было уже двадцать пять. Ты бы могла меня тогда в чем-то переубедить? Могла заставить меня отказаться от гонок?

— Куда там…

— А ему почти восемнадцать, — произнес мужчина. — Смирись. Все, что мы можем — поддержать, если ему потребуется наша помощь.

Парень тем временем зашел в комнату, быстро застелил постель, залез рукой под старенький матрас на пружинах и достал оттуда старый блокнот в кожаном переплете с креплением под ручку.

Сев на пол, рядом с диваном, парень отстегнул застежку и заглянул на первую страницу, где еще детским почерком, кривыми буквами было написано:

Процедура возвышения первого порядка — сто пятьдесят тысяч

Процедура возвышения второго порядка — четыреста пятьдесят тысяч

Процедура возвышения третьего порядка — один миллион двести тысяч

Фирс сжал губы в тонкую полоску, тяжело вздохнул и медленно выдохнул, переворачивая страницу. На второй странице были рисунки. Местами нелепые, местами довольно неплохие, выполненные обычной синей ручкой. Однако, посреди разворота красовалось сердце, в котором было написано имя Алиса.

Втряхнув головой, парень пролистнул дальше, где совершенно другим почерком, были написаны инструкции от старого мага, бродившего по парку. Почему он заговорил с Фирсом, а тем более записал для него поэтапную инструкцию, парень не знал. Может его привлекло то, что он был в ссадинах из-за того, что получил по шее от знакомых старой подружки. Может быть он просто хотел поиздеваться и посмотреть на труд бездарного мальчишки. А может быть все дело было в том, что он был особенным и старый маг, профессор университета магии, не меньше, в нем увидел что-то выдающееся.

Гадать было бессмысленно, так как парнишка, чей дар был настолько кривым и бессильным, что его и за дар не считали, просто верил в последний вариант.

— Все получится… все получится… — повторил он одними губами и остановил свой взгляд на закладке из тонкой ленты, пришитой к корешку блокнота.

Секунда, вторая и легкая, почти невесомая лента приподнимается.

Приложение сил было чудовищным для такого дара, и на лбу тут же выступил пот, губы сжались в тонкую полоску, а спустя десяток секунд шелковая закладка повисла как ни в чем не бывало.

— Все получится… — прошептал он, начав быстро моргать, чтобы унять головокружение, вызванное истощением источника.

В этот момент раздался легкий и тонкий звук колокольчика, что подавал сигнал о новом сообщении на старый телефон.

Взяв его в руки он обнаружил сообщение:

Таганка. Флаеры. Аптека номер тридцать шесть. Пятьсот штук. По тридцать копеек за штуку. Прямо сейчас.

Фирс тут же разблокировал телефон, набрал сообщение в чат «БЕРУ!» и хотел было отправить, но тут же обратил внимание на время.

«Почти восемь утра. До таганки полчаса. Пятьсот флаеров уйдут за час, полтора максимум. До двенадцати успеваю!» — просчитал он за пару секунд в голове, после чего отправил сообщение в чат.

Я стоял на набережной у самого входа и каждые пятнадцать-двадцать секунд поглядывал на часы, зажатые в руке. Старенькие, наручные часы, у которых ремешок давным-давно был сломан и отказывался крепиться, мне подарил отец. И, пожалуй, это была моя самая дорогая вещь. Во всех смыслах.