Все наши разницы - Алексеева Оксана - Страница 10

Поскольку даже всеми уважаемая тихоня выступила, Вера Васильевна сразу сбавила обороты:

– Кто вам сказал, что в ректорате поверили в эту чушь? Нет, конечно! Латов представляет вуз на конференциях и олимпиадах, мы не хуже вас осведомлены о его способностях. Но подобная грязь бьет по репутации каждого из нас. – Она вновь перевела взгляд на меня и перешла на назидательный тон: – Анна Андреевна, вы кандидат наук и опытный специалист, должны понимать, что нарушать личные границы студентов мы не имеем права. Для таких случаев у нас есть штатный психолог, он подобрал бы правильные слова. Но это панибратство недопустимо – определенно не в нашей с вами профессии, иначе никто не будет уважать и ваши личные границы. Что, собственно, и произошло.

Я поникла, признавая в ее отповеди долю правды. Тогда я обняла Евгения не потому, что считала это абсолютно правильным, просто слов утешения не нашла, не смогла иным способом привести его в чувство. Уверена, что Борис Захарович на моем месте обниматься бы точно не полез, а значит, это было возможно. Прошептала, чтобы от меня отстали:

– Этого больше не повторится.

И вдруг эта монолитная каменная глыба очень тепло улыбнулась, а человеческих эмоций мне на ее лице видеть раньше не доводилось. Вполне возможно, она настроилась на то, что я начну все отрицать или закачу ответный скандал, но признание вины сразу ее удовлетворило, после чего проректор вознамерилась успокоить и меня:

– Надеюсь на это, Анна Андреевна. Вы ведь видите, как студенты все переворачивают. Профессию преподавателя и так обесценили, нельзя упрощать недоброжелателям задачу. Вы всегда должны быть на ступень выше, если хотите уважения.

Я прикусила язык, хотя выпад поняла – сама дала повод меня не уважать. И несмотря на то, что согласиться с этим не могла, последствия очевидны. Уж эта грымза точно в такую ситуацию не попала бы никогда: она скорее переступила бы через страдальца, чем спустилась бы к нему с пьедестала. Зато ее оклеветать язык ни у кого не повернется. Оказалось, что Вера Васильевна еще не закончила с нотациями:

– И что нам теперь прикажете делать? Написать официальную претензию администрации социальной сети – пусть заблокируют этот паблик?

– Нельзя! – пискляво от волнения выкрикнула лаборантка. Гуще покраснела, когда на нее все уставились, но неуверенно продолжила: – Закроете группу – они просто откроют другую. А от злости еще и раскидают эту чушь по всему интернету. Если этот фейк завирусится, будет хуже!

– Вот-вот, – вновь помрачнела суровая начальница. – Остается дождаться, когда само утихнет, и не давать новых поводов, – она в который раз больно уколола меня в то же самое место. Но теперь успокоилась и направилась к выходу, напоследок бросив: – С Латовым уже связался проректор по воспитательной работе.

– Зачем?! – громко простонала я. – Зачем об этом знать Евгению?

Она отрезала:

– Пусть лучше от официальных лиц, чем от «товарищей». Если дойдет до более серьезных последствий, то нас не обвинят в халатности и игнорировании проблемы. Вы, Анна Андреевна, делайте свою работу, а мы делаем свою.

Вера Васильевна не говорила «я» – она была частью машины под названием «мы». И про какие последствия она упомянула? То есть сама прекрасно понимала, что людей в беде лучше лишний раз не беспокоить, но гнула свою линию? Лишь бы руководство вуза никак не затронуло – а остальное пусть горит синим пламенем.

Я вышла из университета, не видя ничего перед глазами. На улице заметно похолодало, но я решила использовать погоду во благо: если продрогну до костей, то и мысли должны очиститься. Пошла не сразу к дому, а свернула на шумную улицу. Едва не шагнула на красный свет, но вовремя опомнилась. А на переходе через дорогу попала каблуком в решетку водостока и слишком резко дернула ногой. Каблук хрустнул и повис на соплях. Черная машина с тонированными стеклами не сигналила, водитель терпеливо ждал, когда я сделаю несколько шагов вперед до безопасного места. Но последняя капля ударила в голову артиллерийским снарядом, и уже на другой стороне ноги стали ватными. Так, сейчас надо собраться и как-то доковылять до дома. Проклятые сапоги! Какого черта я покупала обувь с этими гребучими шпильками? Кому и что пыталась доказать? Себе, тупой идиотке, что это удобно? Я вцепилась в ледяной металл высокого фонаря, чтобы не упасть и как-то взять себя в руки. Однако не получалось. Со мной случилось то же самое, что когда-то с Латовым: если эмоции копятся слишком долго, они в итоге взрываются от мелочи.

Обида оказалась не смешным словечком, за которое дразнят в детстве. Она большая, колючая и очень болезненная. Когда бьют ни за что – это обидно. Если ты годами держишь себя в рамках и стараешься изо всех сил, но на основе сущего пустяка о тебе делают неверные выводы – это обидно. И защититься невозможно. Даже саму себя не прикрыть, а уж бедного Латова и подавно. У меня сдавило горло, когда я представила, как сейчас этот замечательный парнишка вчитывается в каждое слово отвратительных комментариев, как недавно делала я. Если тридцатилетняя женщина не смогла воспринять спокойно, то он как отреагирует?

– Девушка, вы в порядке? Нужна помощь?

Я обернулась. Оказалось, что та самая машина не поехала дальше, а остановилась прямо за пешеходным переходом – причем в месте, где парковка запрещена. Видимо, водитель наблюдал за мной, а сейчас открыл окно и поинтересовался моим состоянием. Я кивнула – дескать, все хорошо, поезжай дальше. Неожиданно распахнулась задняя дверь, из автомобиля вышел грузный мужчина и глубоким баритоном распорядился:

– Николай, поезжай. Подхватите меня на обратном пути.

– Так, может… – водителю этот вариант чем-то не понравился.

Вот только мужчина не спрашивал разрешения – он отдавал приказы:

– Езжай.

Чужое вмешательство помогло мне собраться. Стало немного стыдно за слабость и за то, что каких-то посторонних людей разволновала. Я ведь в порядке – не пьяная, не больная, сейчас этого холодного воздуха побольше в легкие зачерпну и пойду домой. Но подошедший мужчина привлек мое внимание. Он был лет на десять моложе моего отца, однако заметно солиднее: тяжелая складка между бровями портила довольно привлекательное лицо, легкая проседь в волосах не старила, а придавала ему благородной импозантности, от черного кашемирового пальто за версту несло горой денег, хотя в одежде не наблюдалось ни единого изыска.

– Ты в порядке? – он повторил вопрос, который мне уже задавали.

– Да, – я обуздала голос. – Не стоит беспокоиться!

Но он не собирался уходить, да и его машина уже унеслась. Просто продолжил, как будто его не интересовало мое нежелание общаться:

– Не помню твоего имени, но мы виделись. Мой водитель заметил, как ты споткнулась, – он указал взглядом на сапог со сломанным каблуком, – а я присмотрелся и узнал. Давай уже, возвращай на лицо краски, а то смотреть страшно. Сейчас свернем в бутик, какие-нибудь обутки подберем, потом Николай нас подхватит и увезет куда надо.

Я отрицательно качнула головой, не имея никакого настроения сейчас поддерживать разговор или принимать помощь. Лично я с ним никогда не виделась. Такие люди обитают в иных пространствах, в плоскость моей жизни не заглядывают – вокруг него же аура богатства и власти. Вон, даже водитель не хотел его оставлять одного, подобные персоны ведь без охраны вряд ли среди простых смертных бродят. Но мужчина вообще не обращал внимания на мою реакцию, он выдавал распоряжения:

– Хватайся, как-нибудь доскачем. Ну а что ты хотела? Китайское дерьмо ломается!

Допустим, я сама минуту назад разозлилась на свои сапоги, но не разрешала постороннему давать такие определения моим вещам. Да кто он такой? Что-то в прохладной интонации и подборе слов показалось мне знакомым. Находись я в чуть лучшем состоянии, смогла бы сопоставить. А пока пыталась противостоять этому командиру, однако у меня не было ни малейших шансов. Видя, что я в полной растерянности, он сам схватил меня под локоть и поволок ко входу в магазин. Не слышал возражений, только уточнял: