Град обреченный (СИ) - Романов Герман Иванович - Страница 5

— Заряжайте мушкеты, мужики — если толпа нагрянет, одними пистолетиками не отобьемся, — лицо «Сотника» стало хмурым и напряженным. И после короткой паузы он добавил:

— Поверьте — сейчас нам нужно быть готовым к любым неожиданностям. Что-то муторно у меня на душе — нужно ко всяким пакостям быть готовыми. А интуиции своей я привык верить — случались прецеденты…

Таким словам поневоле приходилось верить — от отца, что войну прошел от Сталинграда до Будапешта, Воеводин не раз слышал, что опытные солдаты многое предчувствуют заранее. Особенно разведчики, что на переднем крае постоянно ночами ползают — у всех чуйка имеется, без нее на первом выходе многие погибают.

Так что думать не приходилось, памятуя об одной птице — в таких ситуациях лучше полагаться на опыт знающих людей. Так что, открыв лядунку, Андрей Владимирович попеременно зарядил оба пистоля, причем конической пулей Нейслера, как посоветовал «Сотник», хотя это не соответствовало эпохе. Данные пули появились во второй четверти XIX века, и были уже не нужны — в европейских странах армии переходили на нарезные штуцера, которым гладкоствольные ружья даже с такими пулями проигрывали по всем параметрам. Но вот в клубе они их сами отливали и использовали в стрельбе по мишеням — соревнования постоянно проводили. Ведь «круглая пуля» на две сотни метров едва летела, сохраняя относительную убойность, а «коническая» чуть ли не вдвое дальше, и намного точнее.

Так что «Сотник» полностью прав — даже их мушкеты, сделанные под «старину», сейчас намного более полезное оружие, чем пистолеты ХХ века, для которых возможна стрельба лишь на полсотни метров дистанции. А вокруг хутора открытое пространство на три сотни шагов минимум, и из самопалов отстреливаться будет куда лучше, случись что…

— Что скажешь, Андрей Владимирович?

Воеводин увидел, как на нем сошлись взгляды одноклубников, в которых проблескивало отчаяние вперемешку с крошками надежды. Вот только ничего утешительного сказать не мог — хуторок произвел на него тягостное впечатление. Будь проклят «колдовской камень»!

Эпоха средневековья, разлет от 12 до 15 века, не иначе, все предметы соответствующие, аутентичные времени. Большая изба топилась по-черному, все стены и потолок в копоти, причем печка была горячей, а в котле булькало варево. И то, что многие вещи были брошены, а то и разбросаны по дому, в загоне под навесом кудахтали куры, а в стайке хрюкали свиньи, наводило на многие мысли, причем крайне нехорошие.

И он их тут же высказал:

— Уходить нам отсюда надо немедленно — люди бежали в спешке, часа три тому назад, не больше. Скотину увели, коров и овец. И телег нет — добро, видимо, на них вывезли. И это не «постановка» как у нас — тут реально так живут. Никаких современных вещей, следов обуви и тех нет, окурков, битого стекла. Заметили, что домотканые холсты, и железа мало. Гвозди кованные, большие по размеру — и всего несколько штук увидел. Посуда деревянная и глиняная, только два котла медных — их бросили потому, что в печи вмурованы. А ведь ценности они немалой, металла тут почти нет. Лучше уйти отсюда, переодеться — лес укроет, укромных местечек достаточно. А тут мы как прыщи как на голой заднице…

— Поздно, «Воевода», поздно. Далеко с телегой не уйдем, и времени у нас уже нет. Полная жопа дерьма, и мы в нем барахтаемся! И скоро его жрать начнем полными ложками!

Все одноклубники повернулись к «Сотнику», который до этого смотрел в бинокль за сараем, разглядывая окрестности. Лицо Василия Алексеевича побледневшее, глаза почернели, но говорил вполне спокойно, только щека дергалась от нервного тика. Накинул ремешок бинокля, который вытащил из своего рюкзака, на футляр, отставил в сторону.

Усмехнулся недобро:

— Сюда натуральные татаро-монголы валят, полсотни примерно — и мне они сильно не понравились. Можете сами взглянуть, за дом зайдите — орда из-за леса появилась, с луками и копьями, в доспехах со щитами. И это не «реконструкторы», с такими азиатскими мордами только глотки резать, привычное занятие. У нас есть всего несколько минут на подготовку. Бой лучше принимать здесь, строения станут какой-то защитой от стрел. На марше нас живо догонят, еще у опушки — не уйти пешим от конных…

«Забавы реконструкторов» — вот почему старались бриться при Петре I. Бороды у стрельцов опаленными частенько бывали…

Все происходившее казалось Пашке безумным и кошмарным сном, в который нельзя было поверить. Нужно было проснуться, но как он не щипал себя, не тер глаза — наваждение никуда не делось. Вместо огромного села какой-то богом забытый ветхий хуторок, в котором современностью и не пахло — все незнакомое, да еще почерневшие от времени бревна.

— Занять позиции за строениями, стреляйте из-за стенки, так стрелами не достанут. К тыну не подходить, он низкий, зацепят сразу. А вот когда полезут, стреляйте. Берегите каждый выстрел — у нас их по десятку на рыло. Двое с мушкетами, третий с пистолетом — ты и ты — за свинарник и за сарай, я за дом. «Плат» — жерди на поскотине поставь, тогда с хода не ворвутся, а мы их из пистолетов в упор положим. «Воевода» и Петрович в дом — там окошки на луг выходят — а вы лучшие стрелки. И парня заберите, пусть за печкой сидит — погибнет не за понюх табаку!

«Сотник» распоряжался уверенно, и никто не пытался усомниться в его приказах, даже «воевода», что тут же забежал в избу, засунув пистолеты за кушак, и держа тяжелый мушкет, забранный у Пашки. А вот врач подхватил патронную сумку и схватил парня за руку.

— Дуй в дом, нечего тебе тут делать, — хватка у доктора оказалась железной, и он так подтолкнул юношу в спину, что тот чуть ли не влетел в избу, чуть ли не уткнувшись носом в притолоку. Дверь была низкой, и без петель — стояла на подпятниках. Такие ему приходилось видеть пару раз, понятно, что только на очень старых домах.

— Так, парень, «поджигами» баловался? Стрелял из них?

— А кто из пацанов не стрелял? Я на охоту много раз ходил, — окрысился Пашка, но Андрей Владимирович не обратил на это внимания. Сунул пистоль в руки, предупредил:

— Он заряжен, тебе только курок взвести — полка сама откроется. Стреляй в упор, тогда не промахнешься. Как заряжать…

— Да видел я, как вы бумагу скусывали и порох сыпали, пулю с пыжом забивали, разберусь — невелика задача…

— Молодец, — хлопнул его по плечу профессор, глаза его лихорадочно блестели. — Держи внутренние окна и дверь, чуть-что помогай нам, если к самой стене подойдут.

Со двора послышался зычный голос «Сотника», резкий, командный — он продолжал распоряжаться:

— Как во двор прорвутся, уходите вовнутрь, под крыши. Стреляйте из дверей, а мы в доме засядем — окон хватает. Возьмем их в три огня, сами выметутся за поскотину. В рукопашную не идти — посекут сразу! Так что багинетами не отбиваться, и за шпаги не хвататься — порубят в капусту, они к этому бою привычные! Мы только огнем отбиться сможем — занимайте позиции, мужики! Стрельба по моему приказу!

С окна Пашка видел только внутренний двор, четыре строения, стоящие квадратами, за углами которых расположились «бутырцы», высунув мушкетные стволы. Зато за спиной глухо матерился врач, да заскрипел зубами «воевода». А потому парень кинулся к ним — его разбирало любопытство, хотелось взглянуть на врага невиданного. И он зашел за спину Андрея Владимировича, выглянул из-за плеча.

Лучше бы этого не делал — от накатившего страха застучали зубы, пистоль заходил ходуном, рука чуть ослабла. Это была действительно орда, знакомая по рисункам и кинофильмам. Всадников было устрашающе много на первый взгляд, но присмотревшись к ним, он понял, что их человек сорок, не больше — смог пересчитать, пока конные вытягивались в линию.

— Ничего, Паша, отобьемся, — негромко произнес Андрей Владимирович, вставая на колено перед узким окошком, больше смахивающем на бойницу — человек через него просто не пролезет. Профессор устроил ствол в проеме, беззвучно выругался. Парень услышал плохо разборчивое типа «сам дурак, надо было лядунки патронами забить, порох и бумага есть».