Эр-три (СИ) - Гельт Адель - Страница 29

Я приподнялся на цыпочки и немного довернул корпус: хищное жало разминулось с туловищем на два пальца. Рука моя левая, повинуясь тому же движению корпуса, описала полукруг, и обрушилась на голову бандита в районе виска.

- Tröll borða þig*! - заявил я на родном языке. Вооруженный оппонент согласно хрюкнул и опал.

Двигаться противник, единый в пяти оставшихся лицах, продолжал столь же медленно: я успевал тщательно обдумывать происходящее и отслеживать опасные траектории движения каждого.

С громким, но очень медленным, щелчком, выскочило лезвие еще одного ножа, столь же кустарного, но чуть более механического. Я сработал на опережение: ухватился передними лапами за фонарный столб, задними же, легко подкинув тело, двинул хулигана в грудь: тот выронил нож и отлетел на несколько шагов.

В этот миг восприятие снова изменилось: глаза заволокла алая пелена, и думать я перестал.

Вот меня почти достали железной трубой с барашком вентиля на конце. Вот я отобрал трубу и с размаху съездил ей по организму владельца, удачно сломав тому ключицу.

Вот пинок под колено сбивает с ног еще одного бандита. Вот снова, и еще раз. Вот откуда-то издалека слышен странный, немного двоящийся, звук полицейской сирены, и я, даже не думая, успеваю удивиться тому, что в Ирландии и Союзе они звучат одинаково.

Вот я, возвратным движением лапы, прямо на весу, ломаю концентратор, выхваченный давешним молодым: заклинание срывается, прерванный контур вспухает огненным шаром, молодой орёт, потрясая почти обуглившейся ладонью.

Вот противник повержен: ни один из бандитов не остался стоять на ногах.

Ментальная сфера съежилась до нормальных своих размеров, вернулись ощущения, цвета и прорисовка дальних объектов. Ускорился окружающий мир, или, что вернее, замедлился я: Пёс сделал дело, и свернулся клубком, погружаясь вновь в вечный свой сон.

Именно в этот момент я понял, что один из бандитов — тот, что получил по голове в самом начале — извлек откуда-то из недр потертого пиджака древний, но от того не менее опасный, пистолет, и прямо сейчас спускает курок, целясь, почему-то, не в меня, а в девушку Анну Стогову.

До бандита было около полутора метров, и я бросился на него, надеясь что-то такое успеть.

Успел.

Страшный удар в грудь вышиб из меня весь воздух и откинул назад моё опустевшее тело.

Ég sé pabba minn

Ég sé móður mína

Ég sé systur mína og bræður og forfeður mína

Öll fjölskyldan til upphafs…**

*********

*Тролль тебя сожри!

**Вижу я отца своего

Вижу я мать свою

Вижу я сестер и братьев, и предков своих

Весь род свой до самого начала…

Тропу заволокло туманом. Туман этот странным образом развеивался буквально в пяти шагах перед моим носом, и смыкался еще в трех шагах — я специально пару раз оборачивался прямо на ходу — позади моего хвоста.

Тропа шла через лес… Или поле. Лес был ночным… Или, скорее, сумеречным, или дневным, но вовсе без солнца, или всеми вариантами леса сразу. Поле тоже было разным и никаким одновременно.

Странных мест таких я не видел и во снах, и было понятно: я умер, и по тропе иду не весь целиком. Идет, опасливо озираясь, только то, что можно назвать моей душой.

Тропа, между тем, ощущалась под ногами весьма явно: шел я босиком и вовсе без одежды, каждая из в изобилии попадающихся сосновых шишек, ощущалась стопой как настоящая, нечастые кусты топорщили осязаемые ветви, и даже легкие дуновения ветерка, не способного развеять туман, ощущались как самые натуральные.

Почти ничем не пахло. Вернее, не пахло ничем совершенно, а то, что мне удавалось почуять я, скорее всего, домысливал сам.

После осознания себя пришла первая мысль, и была эта мысль далека от приятной.

«Если я умер,» - принялся я рассуждать сам с собой, «но совершенно все помню, настоящая загробная жизнь, во-первых, существует, и, во-вторых, я в нее еще не вступил, или вступил, но не до конца.»

Если же загробная жизнь — не выдумка, реальностью может оказаться и все остальное. Главное было в том, что умер я неправильно: за мной не прилетела Дева Битвы, причем не то, что Гондукк, Дева-Волчица, которую я втайне ожидал — Выбирающие Убитых вообще не почтили мой хладный труп своим вниманием.

Это было неудивительно: я и пал не совсем в битве, чисто технически она уже закончилась, и меча, топора, или, на худой конец, ножа, в моей лапе тоже не оказалось.

Из этого следовал вывод неутешительный: Биврёста мне не видать, с буйными эйнхериями не пировать, и вообще, туманный лес-или-нет этот был до крайности похож на Нильфхейм, или то, как я представлял себе Нижний Мир.

Вдалеке, будто подтверждая мои тягостные опасения, плеснула вода: впереди, очевидно, ждал водоем: река, озеро или даже целое море, на берегу которого я немедленно представил себе верфь, а на верфи — корабелов, понемногу возводящих черные борта Нагльфара. Я подобрался: решил свои замечательные когти великанам не отдавать, хоть они дерись!

Драться бы пришлось и мне самому, но для этого требовалось обрести хоть какое-нибудь оружие: я принялся внимательно смотреть под ноги в надежде найти хотя бы камень.

Где-то далеко, там же, где вода, громко фыркнула и заржала лошадь. Из-под ног внезапно выметнулся ёж: колючий зверь бросился бежать по дороге, имея, видимо, в виду как можно быстрее разминуться с огромным и опасным мной. Я проморгался и даже потер глаза лапой: на какой-то миг мне показалось, будто ежик бежит на задних лапах, передними прижимая к груди небольшой узелок.

Камни все не попадались, я перестал смотреть под ноги и решительно прибавил шаг: опасность стоило встречать грудью вперед, с поднятыми ушами и напружиненным хвостом.

Все в этом странном мире случалось внезапно. Точно так же, как и все остальное, состоялось явление мне бревенчатого сруба-пятистенка, оседлавшего невысокий холм. Входом дом стоял ко мне, на завалинке сидел некто, с каждым новым шагом принимающий все более узнаваемые черты.

И вышло так: если бы не заметные шрамы поперек всей морды, не архаичное одеяние и не ножны с мечом, прислоненные к стене сруба, я бы подумал, что передо мной я сам.

Я подошел к тому я, который не я, остановился, стоя в пяти шагах, но кланяться не стал: просто поднял в знак приветствия правую лапу, развернув ее ладонью к жителю этих удивительных мест.

- Привет тебе! - интуитивно выбрал я родной язык, причем не новый говор городов и электроэфирных словарей, а старый, почти старинный — так до сих пор общались на самых дальних от побережья хуторах.

Я, который не я, поднялся на ноги и зеркально повторил мой жест: - И тебе привет, внук.

- Ты, верно, Ульф Хальфдан? - я решил проявить сообразительность и смекалку, тем более, что семейное предание гласило: на основателя нашего старинного рода лично я походил больше, чем два манекена в витрине одного магазина похожи между собой.

- Верно, верно, внук. Он и есть, - предок посмотрел на меня очень внимательно, и сообщил: - В дом не зову, еды и питья не предлагаю. Сам, наверное, знаешь, почему.

- Сказки знаю, - я согласился, но и возразил: - Хотя какая разница? На тех, кто умер, законы этого мира действуют иначе.

- Кто тебе вообще сказал, что ты мертвый? - немного картинно удивился Хальфдан. - Не вижу ни одной причины для того, чтобы столь молодой и здоровый еще пёс так скоропостижно взобрался на радугу… Да и радуги тут никакой нет, смекаешь?

- Нет радуги… То есть, Моста? Значит, нет и Вальхаллы, и пьяных эйнхериев, и валькирий нет тоже… Нагльфар-то есть?

- Есть. Но не надо этому слову звучать здесь лишний раз, тем более, что слова живых имеют тут особую силу. Попросту — накличешь, - предостерег меня предок. - Эйнхерии же — вон они, на горочке. Только не пьяные, а похмельные.

Ветер подул со страшной силой, и весь туман унесло куда-то далеко. Справа от холма, на котором не-проживал Ульф Хальфдан, обнаружился холм побольше. На большом холме был виден деревянный дом, как будто составленный из килей обветшавших кораблей — дом этот был не очень новым и не очень чистым, и уж точно ничего общего не имел с Чертогом или Дворцом, каким его описывали в легендах и мифах. Прямо и немного сбоку над домом висело утреннее солнце.