Холли внутри шторма (СИ) - Алатова Тата - Страница 25

Неосознанно он шагнул к Тэссе и прижался локтем к ее локтю, пытаясь согреть то ли ее, а то ли себя.

Она тут же привалилась к нему — натянутая, напряженная, не успевшая остыть после произошедшего с Малкольмом. Все эмоции, если они и были, оставались наглухо запертыми внутри. Функциональная машина, а не человек.

— Я отвезу ее в Бристоль позже, — пообещала себе-шерифу Тэсса, — после того как избавлюсь от зануд из Управления кладбищами. Просто напишу им подробный рапорт о том, как у нас тут разыгрываются все трагедии Шекспира разом. Ромео и Джульетту сменили Макбет и Гамлет. Зомби, покинувший свою могилу, чтобы отомстить убийце, — это так банально. Вы даже не представляете, сколько чудовищ появилось на свет из-за оскорбленного самолюбия. Ты годами приносишь жене боль и страдания, а потом искренне негодуешь из-за того, что в один прекрасный день она тебя укокошила.

Непостижимо.

— Хорошо, что ты сильнее Фрэнка, — хмыкнул Холли, обнимая ее за плечи. — И он никогда не сможет убить тебя из-за неразделенной любви.

— Но я всегда смогу добраться до тебя, — мрачно пригрозил Фрэнк.

— Я-то тут при чем? — искренне удивился Холли и потянул Тэссу к дому, в тепло. — Нет, моя ненаглядная дубинушка, от моей безвременной кончины, которая, безусловно, станет невосполнимой потерей для всего человечества, твоя жизнь приятнее не станет.

Он болтал без умолку, чтобы не вспоминать тень за спиной Вероники и то, как отвратительно прекрасна бывает скорбь.

Добро и зло, красота и уродство, радость и горе, гений и бездарность, Мэлоди и Лагуна — а есть ли между ними вообще хоть какая-то разница?

В эту ночь казалось: все, что имеет настоящее значение, это бескрайняя пропасть между жизнью и смертью.

Глава 13

«Вчера на рассвете скончалась в своей постели заядлая пьяница Вероника Смит»…

Камила перечитала написанное, закатила глаза и с неохотой вычеркнула «заядлую пьяницу».

И почему про покойников не принято говорить правду?

Вероника была головной болью всей деревни — неопрятная, всегда пьяная, скандальная истеричка, без устали орущая на своего покойного мужа. Стоит ли винить бедолагу в том, что он пожелал придушить ее?

Но теперь им всем придется изображать грусть и говорить торжественные речи. Хотя казалось бы — с чего это?

Вздохнув, Камила вернулась к некрологу: «Доктор Картер подтвердил, что у Вероники остановилось сердце. Холли Лонгли заверяет, что она умерла от горя»…

Значит ли это, что свадьба отшельника Эрла и Мэри Лу будет отложена?

Приободрившись, Камила застучала по клавиатуре быстрее: «Нью-Ньюлин потрясен такой крупной утратой и погружен в затяжной траур».

Если это не намек, то непонятно, что вообще можно считать намеками.

Ей нужно было выиграть время, чтобы изменить свой генетический код, перестать быть стопроцентным человеком — и получить возможность прикасаться к Эрлу, не вызывая приступов его аллергии.

Если все получится…

Камила вскочила, не в силах оставаться на месте.

Ох, если у нее все получится! Тогда Мэри Лу придется подвинуться.

Чем эта бестолковая и легкомысленная девчонка заслужила такого умного и глубокого мужчину? Только тем, что одна из ее прабабок согрешила с морским чудовищем?

Несправедливо.

Камила была по всем статьям лучше Мэри Лу, опытнее, умнее.

И она обязательно победит в этой битве.

Тэсса тоже страдала над клавиатурой. Она терпеть не могла писать отчеты и рапорты, и ее приводила в уныние необходимость предоставить настолько веские объяснения нетипичного поведения Малкольма, чтобы начальство сочло их убедительными.

В управлении нещадно дуло из всех щелей.

Фанни в ярком салатовом свитере и малиновых вязаных штанах ожесточенно подметала пол и время от времени громогласно вздыхала, отвлекая Тэссу от ее монументального труда.

— Что? — рявкнула она яростно после очередного пронизывающего «оха».

— Как славно, что ты спросила, — оживилась Фанни и остановилась, обнимая метелку: — Я закончила свою пьесу и хочу, чтобы ты ее прочитала.

— Это обязательно? — насупилась Тэсса. Она и нормальные-то детективы не слишком жаловала, а уж пьесы и вовсе считала страшной скукой. — Лучше отдай рукопись Фрэнку, он у нас ценитель литературы.

— Этот мордоворот? — не поверила Фанни. — Перестань увиливать! Неужели так сложно честно сказать свое мнение?

Сложно ли?

Тэсса сильно сомневалась, что Фанни родила шедевр. А стало быть, вряд ли могла оценить честное мнение.

— И о чем твоя пьеса? — осторожно спросила она.

— Она называется «О нелюбви», — с энтузиазмом принялась рассказывать Фанни. — О том, как хорошенький юноша думает, что влюбляется в страхолюдину, а потом оказывается — ему просто захотелось в нее влюбиться, чтобы выглядеть еще лучше в своих глазах.

Так Тэсса и думала: очередная психологическая лабуда.

К счастью, от необходимости ответа ее спас Кенни, решительно ворвавшийся в управление.

— У меня дело к шерифу, — провозгласил он торжественно, не глядя в сторону Фанни.

— Это я, — радостно откликнулась Тэсса, не желая больше ничего слушать о любви и тем более — нелюбви.

— И к мэру.

— И это тоже я.

Кенни уселся на стул для посетителей.

Фанни поспешно повернулась к ним спиной, воинственно взмахнув метелкой.

— Сегодня утром я не смог выехать из Нью-Ньюлина, — сердито начал Кенни.

— Это временно, — поспешно успокоила его Тэсса и добавила: — Я надеюсь.

— Но мы же умрем с голода! Я должен привозить продукты и интернет-заказы, такая у меня работа, — нахмурился Кенни.

— Пока Бренда снимает по три урожая кабачков в год, смерть от голода нам не грозит. На худой конец кто-нибудь возьмет лодку старика Сэма и отправится на рыбалку.

— Но это неприемлемо! У Мэри Лу заканчиваются запасы какао, а Камила становится вдвое злее без кофе. Что будет, если Милны не получат очередную статуэтку, за которую заплатили кучу денег, а доктор Браун — энциклопедию смертельно опасных вирусов и сборников анекдотов?

— Мы живем в эпоху чрезмерного потребления, — проворчала Тэсса. — Кевин, несколько дней придется потерпеть.

— Ну, если в твоей деревне начнутся бунты, а ты получишь импичмент, то не удивляйся, — с неудовольствием огрызнулся Кенни. — Хорошо, допустим, мы не вымрем за неделю-другую изоляции, но я требую, чтобы ты срубила или уничтожила любым другим способом дерево на кладбище.

— А дерево-то тебе чем не угодило? — поразилась Тэсса. — От него же бабочки в животе и прочие эндорфины.

— Фанни бросила меня из-за этого дерева. Оно социально опасно, поскольку внушает людям ложное ощущение захватывающей влюбленности, несовместимое с реальностью.

— Неправда, — закричала Фанни. — Дерево тут ни при чем!

— А вот и при чем, — горячо возразил Кенни. — До него у нас с тобой все было нормально.

— Нормально! Но я не хочу нормально. Мне нужно лучше, чем нормально, ну или хуже. Я хочу ненормально!

— Ты понимаешь, о чем она говорит? — жалобно спросил у Тэссы Кенни.

— Нет-нет, — испугалась она, — меня не спрашивайте. Я пишу рапорт.

— Меня тошнит от того, насколько между нами все нормально, — выпалила Фанни. — Ты идеальный Кенни, ангелочек Кенни, совесть Нью-Ньюлина, а я — вопящая угроза всему живому.

— Тошнит? — всполошился Кенни.

— Ну за что мне все это, — простонала Тэсса.

— Фанни, а давай-ка мы с тобой навестим доктора Картера, — вкрадчиво предложил Кенни.

— Это еще зачем, — нахохлилась она.

— У меня голова раскалывается, — сообразительно прикинулся он. — Еле дышу. Ой, одному мне нипочем не добраться до доктора!

В мгновение ока Фанни подскочила к нему, испуганно заглядывая в глаза.

— Очень больно? — встревоженно спросила она. — Обопрись об меня, я тебя отведу.

Тэсса проводила их взглядом, облегченно выдохнула и вернулась к наболевшему.

«Таким образом, остаточные эманации гнева, любви и желания отомстить позволили зомби перешагнуть через наложенные на него ограничения. Я бы предложила ограничить посещения покойников тем, кто отправил их на тот свет. Скажем, четыре раза в год кажется довольно безопасным вариантом…»