Сладкий апокалипсис. Ты моя (СИ) - "Сумеречная грёза" - Страница 38

— Он как-то подошёл ко мне и сказал, что … кхм… дословно я «баба сочная» и ему сразу понравилась, но он себя сразу скомпрометировал своим поведением и шанса у него нет, — Софи хитро улыбнулась, — Поэтому будет вздыхать на расстоянии.

— А ты чего? — с любопытством спросила я.

— Ну… он помогал мне перетаскивать мешки с картофелем со склада… и как обычно пошутил… мол… Софи, покажи попку. Ну, я и показала, — рассмеялась София.

Я была поражена:

— А он… а он чего?

— Растерялся, представляешь? Сказал, что я очень красивая, извинился и хотел уйти.

На этот раз рассмеялась я. Кто бы мог подумать! Теон оказался таким скромным мужчиной.

— Уйти я ему не дала, — София улыбалась, она была счастлива, — Он забавный, Анна. Надёжный. С ним всегда весело. А вот нам уже пора возвращаться. Если отправимся сейчас, может, сможем добраться до дома к заходу солнца.

Я сидел в полной темноте, передо мной стояла тарелка с заветренными блинчиками, рядом — наполовину початая бутылка портвейна, которую я хранил долбанных пять лет. Что ж, видимо, настал тот самый особый случай. Я оставил один блин, чтобы чувствовать запах ее тепла на кухне. Анна ушла. Я сам ей это позволил — у генсолдат не только мышцы и выносливость, но ещё и фотографичная память. Да и умом они не обделены, и так было понятно, что она узнала о плане Николаса в тот злополучный день, когда вырядилась в зелёное платье Аннаривы. Это я понял уже потом, когда в секретных документах были перепутаны страницы. Видимо, Анна так беспокоилась, что пихала все обратно в суматохе. Непонятно, откуда она знала о потайном отсеке и как открыла его… но Анна умная девчонка, и много я о ней ещё не знал. Наверное, нужно было поговорить с ней об этом, и об Аннариве тоже, но я оказался не так храбр, как о себе думал. Она казалась такой счастливой и спокойной, что я решил, может, всё-таки пронесёт, и ей будет просто хорошо со мной. Я допускал, что она захочет сбежать, и многие детали на это указывали, включая отрывчатые еженедельные доклады моих бойцов и частые выезды девочек за грибами и ягодами. Просто надеялся до последнего, что она изменит свое решение. Я оказался просто ссыклом, и она ушла. Потому что не смогла так жить. Нельзя ее в этом винить — она лучшее, что случалось в моей блядской жизни, а я ее упустил. Вернее, отпустил. Потому что она заслуживала свободы.

А теперь я сидел на кухне и бухал в полной темноте, в три часа ночи. Вокруг сомкнулась темнота и одиночество — ровно то, что я заслужил. Сбежав, Анна вынула из груди сердце, оставив там огромную дыру. Я старался залить эту дыру алкоголем. Получалось плохо.

Вдруг я услышал, как в замке двери проворачивается ключ. Электронные системы мы отключили, в целях экономии энергии — эти штуки жрали нехилую кучу электричества. Ключ от моего дома был только у меня и у Анны. Сердце в груди ёкнуло.

Она прошла тихо, словно мышка. Будто думала, что мне настолько похеру на нее, что я просто забил на это «путешествие» и завалился спать. Глупенькая… Когда Анна поняла, что на кухне кто-то есть, то с осторожностью обернулась и вошла в темноту. Меня невозможно было не почувствовать — запах алкоголя смердел на несколько метров.

От включенного света закололо в глазах. Я прикрылся рукой, чтобы смягчить привыкание.

— Ты пришла… — констатировал я, как дурак.

Анна ничего не ответила, подошла к столу и окинула меня задумчивым взглядом.

— Ты пьян, — с укором сказала она.

— Есть повод, — я взял бутылку, налил в стакан ещё порцию портвейна и осушил до дна.

Анна взяла бутылку, посмотрела на нее удивлённо.

— Ты же хранил ее пять лет для особого случая, — выдохнула она, — И теперь пьешь ее один, в темноте, в три часа ночи?

— Это особый случай. Самый особый случай в моей жизни. Думаю, другого такого уже не будет, — я посмотрел на нее, как затравленный зверь, — Не будет же, правда?

— Не будет, — устало улыбнулась она и села за стол, рядом со мной.

Я встал, порылся на верхних полках, достал ещё один стакан, поставил перед ней и тоже налил.

— Выпей, отметим вместе.

Она кивнула, но пить почему-то не стала. Ее право, портвейн — отвратная штука, хоть и хорошо чистит мозги.

— Ты, получается, знал, что мы хотим уйти?

— Знал.

— Но как?

— Документы были перепутаны. Как ты открыла тайник?

— Студенческие забавы пригодились во взрослой жизни.

— Ясно. Надо было сразу сказать тебе. Я оказался не таким смелым, как было нужно. Прости.

— Почему ты отпустил меня? — Анна посмотрел на меня чистыми голубыми глазами.

— Это был твой выбор, — ответил я, — А почему ты вернулась?

— Мое место здесь. Рядом с тобой.

Я встал, придвинул к ней стул и сел совсем рядом. Погладил ее по щеке. Наверняка, мое дыхание отдавало алкоголем, а в глазах не фокусировался взгляд.

— Значит, решила остаться?

— Решила.

— Я хочу, чтобы ты верила мне, — погладил я по волосам сладкую, — Я сказал, что не дам тебя в обиду. И твоих девочек тоже. Ничего из того, что приказал мне Николас, не случится. Я нарушил приказ. Ради тебя.

Она смотрела на меня удивлённо, уязвленно… почти с доверием. Я очень хотел, чтобы в глазах доверия было больше всего.

— Ты так долго тянул с ответом… тогда, в начале, — сказала она тихим голосом, — Потому что не знал, как поступить?

— Да, совершенно не знал.

— Тогда почему решил иначе? Почему не послушался Николаса?

— Потому что ты ко мне пришла. Есть девки, которые скачут по членам и им все равно, а есть такие, как ты. Ты сломала себя ради них.

Анна встала и обняла меня, сидящего. Я обвил ее талию, сжал немного, прижимая к себе, и уткнула носом в ее грудь. Она пахла домом и почему-то молоком. Дом. Место, которое я потерял когда-то, но теперь снова обрёл.

— Ты самое ценное, что у меня есть, — сказал я ей.

— Однажды ты сказал мне, что я стою гораздо больше, — усмехнулась она, запустив пальцы в мои волосы, — Скажешь, чего я стою?

— Скажу, — сказал я, прижимая ее к себе сильнее, — Ты стоишь любви. Я люблю тебя, Анна.

Так мы и стояли, в полной тишине, обнимаясь, пока я не услышал тихие всхлипывания.

— Почему ты плачешь, сладкая? — я стёр с ее щек слезы тыльной стороной ладони.

— Просто я счастлива, — сказала она и в ее глазах я действительно увидел счастье. И потому был счастлив сам.

*** Анна. Утро

Ох… я сладко потянулась в кровати, села. Курт что-то делал в кабинете, и я сначала решила принять ванну. Вчера был трудный день, я вернулась вся вспотевшая, в пыли. Поэтому не оставалось ни сил, ни времени помыться. После признания Курта в любви во мне было столько чувств и эмоций, что я не хотела расставаться с ним ни на секунду. Я попросила Курта больше не пить, и он спокойно поставил алкоголь на место. А потом мы танцевали в темноте. Курт включил музыку на браслете, по моей просьбе.

«Танец лунной ночи» — моя любимая медленная песня. Мы танцевали и танцевали, а потом уснули, обнявшись. Такого спокойствия и счастья я не испытывала никогда. А ведь стоило только поверить ему. Всем своим сердцем. Он не даст меня в обиду. Пора было двигаться дальше, оставив тени прошлого позади.

Когда я шла в ванну, Курт выглянул из кабинета и попросил меня не одеваться после. Поняв его намек, я чрезвычайно быстро смыла с себя всю усталость. Мое тело настолько привыкло к утренним ласкам, что, кутаясь в одеяло, я уже чувствовала, как намокла от желания. Ох… надо будет что-то с этим делать… ещё эти гормоны, совершенно от них нет спасения. Меня начинало тошнить от определенной еды, я знала, что это только начало. Наверное, нужно было сказать Курту, но не раньше, чем получу удовольствие с утра. Иначе он так испугается, что, наверняка, перестанет заниматься со мной любовью. Курт может — он всегда осторожничает сверх меры.

Когда я зашла в кабинет, закутанная в плед на голое тело, он разжигал костер, а рядом лежал рекламный плакат со сладкой АннаРивой.