Сладкий апокалипсис. Ты моя (СИ) - "Сумеречная грёза" - Страница 30

— Больно, — соврала я, решившая твердо держать дистанцию, — После вчерашнего у меня все болит.

Конечно, это было не так. Лучшей ночи в моей жизни не было, но Курту не обязательно было знать об этом.

— Прости, — у Курта был такой взгляд, будто на его глазах убили котенка, — Я постараюсь быть осторожней в следующий раз. Просто у меня сносит крышу, когда ты рядом.

Когда я рядом… Вдох, Анна.

— Я привыкла к боли, — а теперь я сказала чистую правду, — В постели я и не знаю другого.

— Что? — у Курта полезли глаза на лоб, — В каком это смысле?

Я освободилась от его объятий и прошла к столу, на который уже успела накрыть.

— Возьми тарелку, если хочешь завтракать со мной, — сказала я ему.

— Это из-за твоего мужа, да? — спросил он меня.

— Да, из-за него. Он был своеобразный мужчина. Любил роботов. Очень… любил…

Я задумалась, рассказывать ли ему. В конце концов, это очень личное. А с другой стороны, половина информации уже была в моем личном деле. Курт поставил тарелку на стол, схватил руками сразу две оладьи и ловко отправил в рот. У меня отвисла челюсть — я пекла их целое утро, чтобы он вот так их уничтожил?

— Если не хочешь рассказывать — не рассказывай, настаивать не буду, — сказал он.

— Почему нет? — пожала я плечами, — Расскажу.

Пусть знает, почему я его так ненавижу. Мужчины эгоисты, они умеют только пользоваться. Не делай вид, что ты другой, Курт. Иначе бы ты меня не покупал.

И я рассказала. Все, до единой детали. Ничего не пропустила. А он сидел молча, переплетя пальцы и слушал задумчиво.

— Он тебя бил? — спросил он меня строго после того, как я закончила.

— Не специально. Хотя… когда я уходила, ударил вполне намеренно.

— У меня была женщина, когда я служил в армии, моя первая женщина… ну… физически… кхм…. Мне тогда исполнилось шестнадцать, — сказал Курт, отмерев. Он вспомнил, что рядом лежат оладьи и начал их уничтожать, — Она была вдвое сильнее меня и любила пожестче. Если честно, она любила садизм по отношению к себе. Мерилась силой в постели. Какое-то время я терпел, ведь мы вроде как мутили… но потом она попросила ударить ее, и тогда меня переклинило. Я не смог дать то, что она просила и она ушла, — Курт смотрел на меня задумчивым взглядом, — Трудно сделать больно тому, кто тебе вроде как дорог. Даже, если он тебя об этом просит. Так вот, ты сказала, что твой муж был своеобразным мужчиной, а по мне дык он вообще не мужчина. Извращенец — да, но не мужчина.

А ведь Курт прав. Мареля нельзя назвать мужчиной, ведь он поступал как эгоистичный капризный ребенок. Но тогда… каким должен быть этот настоящий мужчина по его мнению? Такой, как он? Я выпрямила спину в молчаливом возмущении. А он ещё осуждает Марэля. Сам-то ещё какой нарцисс! Но… он сказал, что все случилось в шестнадцать…

— Подожди, ты сказал, что у тебя была женщина в шестнадцать…

— Да, на десяток лет старше.

— Но ведь это незаконно! Ты был ребенком, — поразилась я.

Курт рассмеялся, чуть не подавившись едой.

— Жизнь на гражданке и жизнь в армии — это две разных жизни, красавица. Да и когда мы разбежались, мне стукнуло восемнадцать.

— Ты любил ее? — спросила я и пожалела об этом. Какое мне вообще дело?

— Ее все любили, — весело ответил Курт, сделавшись довольным после завтрака, — Вообще, всех женщин, которые у меня были, любили все. Но у меня появилось что-то своё, — довольно сказал он, вставая. Он подошел ко мне и поцеловал, не спрашивая, — Ты — моя. Тебя трахать буду только я.

Эти слова меня будто ошпарили. Трахать — вот именно то, что ему нужно. Трахать что-то своё. Ненавижу ощущение, когда чувствуешь себя вещью.

— Так, — сказал Курт, — Квартейл дал задание насчёт новой гипергрибницы. Иммунных у нас не так много, так что может понадобиться ваша помощь.

— Спуститься в мегаполис? — спросила я.

— Нет, там опасно. Грибницы подбираются к подножию гор. Дальше они не пройдут, но дикие звери расширяют свой ареал. Токсичные хищники будут чаще забредать сюда. А строить массивные заграждения пока ресурсов нет.

— То есть у нас иммунитет, и мы можем подобраться к грибнице. Что нужно делать?

— Это я уточню, — сказал Курт и снова меня поцеловал, — Я отчалю по делам, а вы подготовьтесь с девчонками. Нужно будет около четырех человек. Возьми Софию и Дарию. Они с мозгами. Тебе тоже придется поехать. Ты тоже с мозгами.

— Но если нам придется спуститься, мы надышимся токсинами. А как же очищение?

— Это я тоже уточню у Квартейла. Кстати, в дальнем шкафчике стоит бутылка портвейна — ее не трогай. Она на особый случай. Пять лет храню.

— И что это за случай?

— Пока не знаю. Какой-нибудь.

Курт ушел по делам, а я осталась одна, с его запахом на теле. Этот запах… От него крутило внизу живота. Я снова пошла в ванную, чтобы умыться. Своими поцелуями этот ужасный мужчина снова сделал меня влажной. Но вместо того, чтобы умыться, я достала грязную футболку Курта из корзины для грязного белья и начала вдыхать его животный запах, как сумасшедшая. Внизу живота окончательно скрутило и запульсировало. Я нырнула рукой в трусики и, вдыхая его запах, начала массировать клитор. Оргазм накрыл меня так быстро и неожиданно, что у меня подкосились ноги и я села на пол, не в силах подняться.

От досады я заколотила руками о пол, выкинув грязную футболку подальше от себя, словно что-то ядовитое.

Анна, нельзя, нельзя желать первого, кто отнёсся к тебе по-человечески в постели. Просто на фоне Мареля он совсем другой… но по сути такой же. Просто использует тебя. Я сидела на полу и плакала от досады, а мои ноги были слабыми от оргазма ещё долгое время.

— А как же очищение? — первый вопрос, которая задала София, когда я пришла в дом девчонок со странным указанием Курта, — Если мы надышимся токсинами, счётчик пойдет заново.

— Тот же вопрос я задала Курту, а он ссылается на Квартейл и опять тянет. Что-то мне подсказывает, они темнят, — покачала я головой, — Недоговаривают, уходят от ответа. Я бы подумала, что гипергрибницы имеет первостепенную важность, и они пожертвовали карантином, чтобы ее уничтожить, но почему они сразу не сказали об этом? Зачем молчать?

— Может, не хотят, чтобы мы возмущались? — предположила София.

— А у нас есть возможность возмущаться? — ответила я вопросом на вопрос, — Впрочем, это совсем не важно. Мы уходим через три месяца, девочки, за это время нужно все подготовить. А пока делаем то, что они хотят от нас.

— А как ты эти дни… ну… с ним жила? — опустив глаза, спросила Дария, — Все хорошо? Он тебя не обижал? — Я жила с ним так, как он хотел, — поджав губы, сказала, — Ведь именно поэтому он сделал обмен, не так ли? Курт не обидит меня больше, чем я это ему позволю.

— Мы тут поговорили, — сказала Кэти, кутаясь в толстовку, — У тебя не было выхода, Анна. Спасибо тебе. Неизвестно, что было бы с нами сейчас.

— Не будем об этом. Что сделано, то сделано, — и все же, мне было приятно, что девочки не осуждают меня, напротив, поняли, зачем я так поступила, — Вылазка назначена через два дня, поедем я, София, ты, Дария и ты, Кэти. Не знаю, одна ли там гипергрибница, но если мы можем помочь, отказывать нельзя. Ох…

Я схватилась за низ живота, почувствовав резкую боль. Как же не вовремя! Я совсем о них забыла. Так всегда начинались месячные, а это означало, что, скорее всего, я не поеду. Или никакой вылазки не будет.

— У нас закончились обезболивающие, — сразу догадалась Дария, — Анна, ты не сможешь в таком состоянии никуда ехать. Я знаю, как у тебя проходят месячные. Ты даже с дивана не сможешь встать.

— Ничего страшного. Закинусь обезболивающими, Квартейл обещал прислать партию лекарств сегодня, потом двинемся.

Я оказалась не права, а вот Дария сидела рядом со мной на следующей день, как с больной. Все, как в Перианте.

Я лежала на том самом диване в кабинете Курта, и мне было все равно, что на нём происходило раньше. Тут было уютно и тепло, и это притупляло боль. А ныло так, что хотелось выть. Я надела длинное джинсовое платье из той одежды, что добыл для меня Курт. Сегодня никаких коротких юбок и соблазнительных вырезов — мне было не до исполнения контракта.