Стилист. Том II (СИ) - Марченко Геннадий Борисович - Страница 38

— Очень рад вас видеть, — сказал он с небольшим акцентом. — Я Петер, а это Клаус.

Он кивнул в сторону переминавшегося с ноги на ногу за моей спиной амбала.

— Алексей, — машинально представился я и повернулся к Ингрид. — А где бабушка-то? — Бабушка жить другой место, а здесь, Алекс, с тобой хотеть поговорить мой друг.

Она уже вела себя по-хозяйски, залезла в шкафчик и наливала себе в стакан из бутылки «White Horse». Проследив за моим взглядом, Петер оживился:

— Выпьете?

— Нет, спасибо.

— А я, пожалуй, выпью.

Твою мать, куда я вообще попал?! Что-то происходящее совсем перестало мне нравиться. Догадки одна хлеще другой появлялись в моей голове, но пока оставалось ждать, пока хозяева квартиры сами прояснят ситуацию. Или Ингрид, отношение к которой за последние минуты у меня резко поменялось.

Петер предложил мне садиться, и я опустился в массивное, с потёртыми подлокотниками, кресло. Сам он вернулся в своё, а Клаус уселся на жалобно скрипнувшем стуле возле коридора, словно бы преграждая путь к отступлению.

— Может, кто-нибудь объяснит мне, что здесь происходит?

— Peter, denkst du nicht, dass es Zeit ist, zur Sache zu gehen?[1] — обратилась к нему Ингрид, занявшая последнее, третье кресло.

— Nun, ich denke, du hast Recht[2]… Господин Бестужев, думаю, достаточно уже ходить вокруг да около, как говорят русские.

Ого, а он и фамилию мою знает, хотя в этой квартире она ещё не звучала. Происходящее отчего-то нравится мне всё меньше и меньше. Тем не менее, я изобразил на своём лице простодушную заинтересованность.

— Думаю, вы уже догадываетесь, что оказались в этой квартире не случайно. Более того, ваше появление в Западном Берлине тоже не случайно. Не буду говорить, какую организацию я представляю, но, уверяю вас, моё непосредственное руководство наделено самыми широкими полномочиями.

Я приподнял брови, мол, продолжайте, я вас внимательно слушаю, и Петер продолжил:

— Вы наверняка слышали, что многие граждане Советского Союза мечтают жить на Западе. На, как у вас говорят, «загнивающем Западе», где, чтобы стать обладателем автомобиля, не нужно ждать насколько лет и полжизни откладывать деньги. Да и автомобиль не «Жигули» и даже не «Волга», которые через год-другой разваливаются на запчасти. Где не нужно стоять в огромных очередях за хорошей колбасой, а этой самой колбасы десятки, а то и сотни наименований. На «загнивающем Западе» можно спокойно приобрести джинсы, жевательную резинку, можно, даже работая на далеко не престижной должности, без проблем ежегодно отдыхать на море. В СССР это доступно лишь партийной номенклатуре, и то не всей, а лишь избранным. Неудивительно, что многие советские люди, оказываясь за границей, испытывают настоящий шок, а кто-то даже решает не возвращаться на Родину, понимая, что до этого они не жили, а влачили жалкое существование. Надеюсь, вы понимаете, к чему я веду?

— Кажется, да, вот только не пойму, чем вас заинтересовал обычный парикмахер?

— Почему же обычный? Вы только что стали чемпионом мира. В СССР ваш успех преподнесут как очередную победу коммунистического режима над капиталистическим. Если же вы попросите политического убежища в Западном Берлине, то это станет серьёзным ударом по советской идеологической машине. Вы видите, я ничего не скрываю, честно открываю перед вами свои карты.

— И что же вы хотите мне предложить взамен? — поинтересовался я из чистого любопытства.

— О, ваше будущее обещает быть безоблачным! — оживился собеседник. — Вам всего лишь нужно будет выступить завтра по телевидению, а затем сможете выбрать любую интересующую вас для проживания страну. Германия, Англия, Соединённые Штаты… Можете просто ткнуть пальцем в карту. И там, куда вы захотите переехать, у вас будет не только свой дом, но и своя студия красоты, то, чего у вас в принципе не могло бы быть вСССР. У чемпиона мира, я уверен, не окажется недостатка в клиентах. Кто знает, может быть, вашими клиентами станут известные политики, артисты, бизнесмены… Ваши портреты будут украшать обложки глянцевых журналов. В любом случае впереди у вас светлая и беззаботная жизнь.

— И дали ему целую бочку варенья да целую корзину печенья, — пробормотал я себе под нос, одновременно вспоминая монолог Бендера перед жителями Нью-Васюков.

— Что вы говорите?

— Я говорю, что в Москве у меня осталась семья, что жена беременная, и я не могу рисковать их будущим.

— К сожалению, всем нам время от времени приходится чем-то жертвовать. Но, уверяю вас, мы приложим все усилия, чтобы ваши близкие люди смогли с вами воссоединиться в обозримом будущем.

Ага, вот только, зная Лену, далеко не факт, что она захочет разделить своё будущее с предателем. Ладно, пора этот цирк заканчивать.

— Увы, вынужден вас разочаровать, герр Петер, ваша затея потерпела крах. Переманить меня вам не удалось, и я немедленно возвращаюсь в Восточный Берлин. Фрау Шварц, — я посмотрел на неё с плохо скрываемым презрением, — не будете ли вы так любезны проводить меня обратно?

Я взял в руки уже надоевший пакет с туфлями, демонстрируя, что готов даже продолжить выступать в роли носильщика, но Ингрид не двинулась с места, продолжая, закинув ногу на ногу, сидеть в кресле с почти опустошённым стаканом виски в руке. Петер сидел в соседнем кресле, тоже со стаканом, но уже пустым, и его глаза подёрнулись ледяной плёнкой. А вот Клаус поднялся со стула и с недвусмысленным видом, скрестив на груди руки-полешки, загородил своей тушей выход из комнаты.

— Господин Бестужев, я бы на вашем месте хорошенько подумал, прежде чем отказываться от нашего предложения.

— Вы мне угрожаете?

— А как вы сами думаете? Не хотел вам этого сразу говорить, надеясь на ваше благоразумие, но неужели вы считаете, что мы позволим вам спокойно уйти? Конечно, если вы решите ТАМ рассказать о том, что вас якобы в западном Берлине пытались завербовать, вам скорее всего никто не поверит, в любом случае вы ничего не сможете доказать. Но мы должны исключить малейший риск. Тем более мы не можем рисковать нашим человеком на той стороне. А чтобы вы стали немного сговорчивее, предлагаю посмотреть вот эти фотографии.

Он выложил передо мной несколько чёрно-белых снимков, на которых я увидел себя, прогуливающимся под зонтом в компании Ингрид. А вот и главный компромат — поцелуй, который с такого ракурса можно принять не совсем за дружеский.

— Думаете, случайно вам попалась модель, которая отказалась красить волосы? — хмыкнул Петер. — Она сделала эта за хорошие деньги. И вы, естественно, вспомнили об Ингрид и её словах, что она хотела бы побыть вашей моделью. В жюри тоже был наш человек, вернее, завербованный нами когда-то. Согласитесь, тонко сыграно?

— Где тонко — там и рвётся, — сказал я, чтобы не выглядеть совсем уж беспомощно.

— Ценю ваш юмор. Тем не менее, предлагаю вам ещё подумать, господин Бестужев, прежде чем давать окончательный ответ. Всего лишь небольшое выступление по ТиВИ, после чего вас ждёт счастливая жизнь в любой стране мира. Если вы боитесь, что вас смогут найти советские спецслужбы, то мы можем устроить вам новые документы и даже изменить внешность.

— Моя внешность, мистер Петер или как вас там, меня вполне устраивает. И я уже подумал. Эти фотографии можете засунуть себе в одно место, а я ухожу…

— Попробуйте.

В голосе Петера послышалась лёгкая угроза.

— Что, прирежете меня здесь? — усмехнулся я.

— Зачем пачкать пол вашей кровью? Клаус — бывший чемпион Европы по вольной борьбе, он сейчас просто сожмёт вашу шею своими ладонями и сломает её. А потом ваше тело найдут плавающим в Шпрее… Или вообще не найдут.

Он всё ещё смотрел на меня, безмолвно вопрошая, соглашусь ли я на его условия, но в этот момент во мне клокотала такая ярость, что я готов был и сам порвать их тут голыми руками. Ну, голыми не голыми, но в этот миг в моей голове шла автоматическая настройка на боевой режим. Мне не нужно было себя накачивать, как в случае с тем же Чикатило, когда сомнения едва не стоили мне жизни, сейчас я готов был ринуться первым на этого Клауса, рвать его ногтями и зубами. Но заложенная ещё в будущем Палычем выучка позволила спокойно стоять на месте, ожидая дальнейшего развития событий и периферийным зрением изучая расположение предметов в комнате. «Хафацим дмуей сакин» — «предметы, подобные ножу», «хафацим дмуей макель» — «предметы, подобные палке», «хафацим дмуей шаршерет» — «предметы, подобные цепи»… При известном умении здесь было где разгуляться.