А я тебя да (СИ) - Резник Юлия - Страница 35

Потом он меня куда-то нес. Что-то выговаривал. Зачем-то раздевал. А я сидела, тупо пялилась на красные руки, которые почему-то стали гореть огнем… И кричать хотелось, из-за того что он опять заставил меня чувствовать. Сначала эту невыносимую боль в руках, потом все остальное… Провалившись в какое-то вязкое болото, я прошептала:

— Это даже для тебя слишком жестоко… Даже, блядь, для тебя.

Семен

— Учитывая обстоятельства, нам нужно готовиться к кесарево.

Анна кивнула. Закусила распухшие как у рыбы губы и бросила на меня полный отчаяния взгляд. А потом еще и руку протянула. Это было хуже всего — когда приходилось ее касаться.

— Ань, ну врачам же видней. Ты чего?

— Ничего. Наверное, до последнего думала, что пронесет.

Думала она… В который раз захотелось ее встряхнуть. Заорать, что я ей плачу не за думанье! Но я сцепил зубы и ответно пожал ее отекшие пальцы. Очень… всеми силами прямо контролируя силу сжатия.

— Все будет хорошо. Миллионы женщин по всему миру рожают путем кесарева сечения.

— Да, но… Я же на это не подписывалась! Почему так?

— Вообще-то договор с заказчиком как раз таки предусматривает подобное развитие событий, — напомнил о себе врач, в кои веки сделав хоть что-то толковое. А то ведь только руками разводил — урод. И отговорки одна хуже другой придумывал, предназначенные объяснить, как они так просчитались со здоровьем рекомендуемой ими суррогатной матери.

— Да я не к тому… — промямлила Анна, и ее глаза забегали туда-сюда — она как будто не ожидала, что ей напомнят о договоре. — Понятно, что прописано. Просто я и предположить не могла, что до этого дойдет. В конце концов, я дважды сама рожала, а теперь вот.

— Ну, это не показатель. Тогда не было рисков, сейчас есть. К тому же вы носите двойню.

Ага. Двойню. Потому что это, мать его так, дороже.

— Как я понимаю, это плановая операция? Уже понятно, на какую дату она будет назначена?

— Мы будем стараться максимально оттянуть момент родов, ведь для детей на этом сроке буквально каждый день важен. Но все же в первых числах февраля, Анна, я рекомендую вам лечь в больницу.

— Как?! Я не могу, я…

— Это не обсуждается, — процедил я, и тут эта дура, видно, почувствовала, что ходит краем. Потому что тут же пошла на попятный.

— Ну да. Я… Просто у меня же больной сын, — залепетала она. А мне что? Мне на это было глубоко похуй. И я давил, давил эту суку взглядом, пока она окончательно не пришла в себя: — Конечно, я могу попросить позаботиться о нем бабушку, но…

— Вот и попроси. На этом все на сегодня? — перевел я взгляд на доктора. Тот кивнул, заметил, что он на связи двадцать четыре на семь, и отпустил с богом. К гардеробу мы с Анной спустились вместе. Я забрал у нее номерок, сунул старенькой гардеробщице, которая так долго искала наши куртки, что я стал нетерпеливо постукивать ногой по полу.

— Ты расстроился? — вдруг тихо спросила Анна и снова взяла меня за руку. — Не расстраивайся. Я немного растерялась, да… Но теперь уже все нормально. Кесарево — так кесарево. В конце концов, главное, чтобы наши малыши были здоровы, правда?

Я сразу вычленил это «наши». Хотел было ее поправить, но гардеробщица, наконец, принесла наши куртки. И пришлось прервать разговор. А потом вроде как момент был упущен.

— Садись, подвезу.

Анна даже не стала делать вид, что ей неудобно. Я заметил, что в последнее время она вообще многие вещи стала воспринимать как должное. Наверное, это было моей ошибкой. Но… черт! В этой женщине росли наши с Верой дети. Думаю, не нужно объяснять, почему я старался максимально облегчить и обезопасить ее жизнь?

Мысль о том, что совсем скоро мы с Верой станем родителями, будоражила. Бывало, меня такой паникой накрывало, что мама дорогая. Я представлял, как обрадуется Вера, когда пройдет первый шок. Как она расцветет, как будет возиться с детьми: качать, кормить, учить первым словам.

— Семен…

— М-м-м?

— А твоей жене вообще все равно… Ну-у-у… — замялась Анна, — как и что?

Я даже ошалел от такой непосредственности. Это ж надо! Повернулся к этой, прости господи, идиотке. Смерил тяжелым взглядом. И промолчал. А что? Она же не думала на самом деле, что я стану отчитываться? С какой радости?

— Приехали, — пробормотала Анна, потянувшись к двери.

— Сиди. Я помогу выйти.

Обойдя машину, открыл дверь, подал Анне руку, а она даже с опорой не смогла устоять на ногах! Поскользнулась, взвизгнула… А когда я ее поймал, рассмеялась, будто было что-то веселое в том, что она на восьмом месяце, сука, чуть не упала. У меня в висках заломило от того, с какой силой приходилось стискивать зубы.

— Осторожнее! — рявкнул я. И руку положил на ее огромный живот, остро нуждаясь в подтверждении того, что с детьми все в порядке.

— Ой, Сём, ты из тех ненормальных папочек, что на каждый чих будут вызывать скорую, да? С ума сойти. Да не переживай, ничего с ними не случилось. Уже всю печень отбили мне.

«А мозги?.. Мозги, кто тебе, блядь, отбил?!» — едва не заорал я. Но сдержался. Только кулаки сжал. И отдышавшись, первым делом подтолкнул Анну к подъезду.

— Холодно. Может, зайдешь на чай? Я пироги испекла утром.

— Аня… Тебе нельзя… напрягаться, — процедил я.

— Да разве это напряжение? Я же не белоручка, как некоторые, я…

— Я запрещаю! — рявкнул. — Скажи, что ты меня поняла!

— Хорошо, хорошо, не волнуйся. Но ты правда перегибаешь, Семен. Может, твоя жена и…

— Не надо. Трогать. Мою. Жену.

Я, наверное, переусердствовал, когда, склонившись над этой идиоткой, зашипел ей в лицо. Анна взбледнула, залепетала, что она ж, дескать, ничего такого. А потом и вовсе сбежала. Овца…

Я вернулся в машину, дрожа от злости. Хлопнул дверью так, что водитель вздрогнул.

— Домой!

К Вере… Скорей. Чтобы стереть этот ужасный день из памяти. Чтобы выдохнуть рядом с моей девочкой. Чтобы напряжение отпустило.

Дорога показалась бесконечной. Хотя ехали мы от силы минут двадцать. Квартира встретила тишиной.

— Вер?

А ее дома не оказалось. Я бросил взгляд на часы, вспоминая, что она мне рассказывала о своих сегодняшних планах. Кажется, они с Элькой собирались забуриться в какой-то новый ресторан. Видно, хорошо им там сидится, раз моя благоверная совсем домой не спешила.

Плюхнулся на диван. Закинул руки за голову. Меня успокаивали даже просто мысли о ней… Вот, как крепко Вера держала меня за яйца. Я хмыкнул. Покосился на телефон. Ужасно хотелось ей позвонить. Чтобы просто услышать голос. Но я боялся, что Вера решит, будто я опять ее контролирую. Или что, не дай бог, имею что-то против ее встреч с подругами. Поэтому после коротких раздумий я позвонил Николаю. И каково же было мое удивление, когда оказалось, что он привез Веру домой еще полчаса назад.

— Ее нет дома! Блядь…

Я сбросил вызов и тут же набрал Веру — было уже не до церемоний. Раз набрал — ничего. И еще раз. Сначала в ухо долбили гудки, потом — мерзкий голос робота, сообщивший, что абонент вне зоны. Паника сковывала затылок и стекала по спине холодными каплями пота. Чтобы не потерять ни секунды, я помчался в кабинет, куда были выведены камеры. И тут телефон зазвонил. Увидев имя абонента, я на секунду притормозил.

— Да, Эля?! Я потерял Веру, ты не в курсе, где она?

— Нет. Мы высадили ее у дома. Она зашла в парадную, и только после мы уехали.

— Черт! А она не говорила, куда потом собиралась пойти?

— Не говорила! — отрезала Элька дрожащим от эмоций голосом. — Но ты должен знать, что она видела тебя сегодня.

— Где видела? — нахмурился я.

— На Гагарина. Как ты обнимался с какой-то… женщиной. Мы гуляли, ну и… Вот. Вера очень расстроилась. Я боюсь за нее. Боже. Не надо было ее отпускать в таком состоянии, — сокрушалась она, а я уже ничего не слышал — так громко колотилось сердце в ушах.

На горле сжалась костлявая рука страха. Я вывел камеры на экран, трясущейся рукой врубил перемотку. Засек ее, не прошло и пяти минут. Пальцы вслепую щелкали на клавиатуре, переключая картинку. Дерьмовая черно-белая запись ничуть не сглаживала эмоций, застывших у моей жены на лице. Я видел — она на грани. Я чувствовал. И я так себя ругал, сука, как я себя ругал, что не нашел в себе сил обо всем ей рассказать!