Десятые - Сенчин Роман Валерьевич - Страница 65

И сами обстоятельства помогают. Когда хочет что-то посмотреть в Сети через того провайдера, чей пароль дал Рефат, – ролики и фильмы, обзоры футбольных матчей чаще всего не открываются, выскакивает надпись на сером фоне «Видео недоступно из вашей страны».

«Из какой вашей?! – поначалу злился Сергеев. – Я в моей стране!» Потом стал принимать это спокойно, даже с благодарностью: и хорошо, лучше почитаю, попишу, постою на террасе… Если возникала уж очень острая необходимость, переключался на 3G, хотя роуминг в этом случае шел неслабый.

Главным занятием стал сценарий. По форме он получался в советских традициях – литературный. С подробными описаниями, с пейзажами, портретами, даже внутренними монологами. «А что, Панфилову в “Теме” можно, а мне нельзя?» Да, сейчас ему казалось, что можно всё… И если читал он медленно, дозированно, по две-три страницы за раз, порой насильно закрывая книгу на том месте, где герой попадал в иные времена, вселялся в других людей, то писал много, подолгу; сценарий по объему давно перевалил за метр, но действие в нем только разворачивалось, конфликт только вырисовывался.

Сергеев себя не останавливал. Наверное, потому что знал – фильм никогда не снимут.

А жизнь за пределами квартирки продолжалась. То еле заметно и слышно, как-то на полушепоте, то вспыхивая ссорами или песнями на два голоса в очередной раз задруживших Оляны и Дины. В основном же они не ссорились и не пели, а вяло перебранивались. И не напрямую, а посредством детей, не разрешая им брать не свои игрушки.

– Рада, положь, не трогай. Это ведь Славика грузовик.

– Играй, Рада, играй. Чего уж…

– Что «чего уж»? У тебя, Рада, своих игрушек вон две коробки.

– Ну грузовика ведь нету.

– А девочке и не надо грузовика… Рада, положь, кому говорю! На вот карету лучше покатай. Смотри какая у тебя карета, с золотом, с узорами.

– Так у нее ж колеса не крутятся.

– Ну а ты все замечаешь. Глазастая.

Особенно ворчала Оляна; Сергеев догадывался, что те двое суток с мужем у нее прошли не очень. Виктор-Витя только бахвалился про жар в постели – на самом же деле бухал и торчал во дворе целыми днями, а ночами наверняка беспробудно дрых, ни на что не способный…

За забором-стеной все так же слонялась похожая на белого медвежонка Умка. Все так же непонятно чем занимался ее хозяин…

Справа от Сергеева сидела в кресле то закутанная теть Наташа, то почти голая девушка Алина. Читала и читала что-то в своем смарте, иногда курила тонкую сигарету. Чтоб не выглядеть бирюком, Сергеев задавал какой-нибудь вопрос. Например:

– На море не были?

– Давно не ходила. А толку…

– Ну да.

Или:

– Как ваша тетя?

Алина шевелила коричневатыми от загара плечами:

– Спит под феназепамом. А так – лучше.

– Ну и хорошо.

К Алине чаще стал подниматься Рефат, приносил виноград, груши, яблоки, уговаривал принять:

– Последние свежие. Скоро не будет совсем.

– Будет – фрукты в магазинах круглый год, – с нотками кокетства отвечала Алина.

– Да там разве фрукты! Там трупы фруктов.

Алина хихикала…

Все так же изредка Сергеев видел входящих в крайнюю на их этаже квартиру тяжелого мужчину или молодую пухлую женщину и здоровался с ними кивками.

Машина во дворе то появлялась, то пропадала. Номер с сине-желтым флажком однажды сменился на номер с черно-сине-красным…

Перед обедом бегал. Всю первую половину дня заставлял себя, уговаривал и, надев кроссовки, спустившись по лестнице, выйдя за калитку, радовался, что пересилил лень.

У противоположных ворот все так же сидел черный мопс, бессильно разбросав задние лапы и громко сопел, глядя в землю, не желая ничего и никого замечать. Как больной, уставший от жизни старик.

Бывало, рядом с мопсом стояла или шла в магазин или из магазина его хозяйка – та высокая, тонкая женщина с лицом то ли похмельным, то ли сонным. При виде Сергеева лицо это оживлялось, озарялось приветливой, почти счастливой улыбкой, звучало радостно-нежное «здравствуйте!» и тут же – так быстро, что Сергеев не успевал ничего сказать, снова становилось то ли похмельным, то ли сонным. Каким-то сомнамбулическим. И смысл заговаривать пропадал – казалось, она ничего не услышит, ни на что не отзовется.

Чувствуя, что тоже засыпает на хочу – от этого не спасали ни чтение, ни сценарий, ни пробежки, ни наблюдение за соседями, – Сергеев решил разнообразить жизнь сильнее. Для начала совершить поход в Антоновку. Там, он слышал, есть ресторанчики, пляж.

– Не поплавать, так хоть подышать, – сказал где-то пойманный афоризмик и хмыкнул – все чаще замечал, что разговаривает с собой вслух.

До Антоновки, расположенной слева от их поселка, было, как и до Михайловки, около трех километров.

Сергеев долго, так долго, что наконец испугался этого, выбирал, что надеть. Джинсы или треники, кроссовки или туфли, куртку или пальто… Черт, да какая разница. Не в театр же идет. Но и не на пробежку…

Надел джинсы, кроссовки, толстовку с курткой – было прохладно. Кроссовки приятно пружинили, толкали вперед, требовали скорости, и Сергееву приходилось сдерживаться, чтоб не сорваться на бег.

Сначала шел вдоль заборов и ворот, из-за которых раздавался резкий злобный лай и смолкал, как только собака понимала, что человек не станет стучаться… Потом заборы и ворота кончились, возник небольшой пустырь, сохраняемый словно для порядка, чтоб отделить один населенный пункт от другого. Буревестник-2 от Антоновки.

Тропинка вдоль трассы завернула к пешеходному переходу, и Сергеев послушно перешел трассу. Двинулся не навстречу движению машин, как требовали правила, а в том же направлении. Но тропинка быстро вильнула в сторону от проезжей части, заизвивалась меж растущими зигзагообразной полосой деревьями.

Листья на них пооблетели или скукожились, на ветках висели салатово-желтые, пупырчатые, напоминающие мячи для русского хоккея, плоды.

Сергеев никогда таких не видел, и вообще поначалу не поверил, что такое действительно выросло, а не развешано каким-нибудь чудаком, подобно игрушкам на елке. Ненастоящими они выглядели, будто из пластика или резины.

Дернул один шар. Даже не для того, чтоб сорвать, а чтоб убедиться, что не привязан, не приклеен. Шар оказался в руке… Да, вырос – вот черешок, и на ощупь не пластик.

Разломил, и сразу ударило едким, химическим. Будто прыснули в нос из баллончика с освежителем воздуха… Пальцы стали мокрыми, их слегка защипало.

Сергеев вспомнил тот колючий цветок с лепестками-бритвами, бросил половинки, хотел вытереть руки о джинсы, но передумал – черт его знает, что будет, еще пятна останутся, и химчистка не возьмет… Стал тереть о мочалистую траву. И морщился, гримасничал – в носу свербило. И потом долго казалось, что руки, нос, глотку разъедает кислота. Напоминал себе: «Надо узнать, что за хрень. Может, действительно ядовитое растение. Ч-черт…»

Пустырь кончился тремя недостроями. Семиэтажные башенки, видимо, должны были стать корпусами санатория. Еще две башенки готовы и, кажется, обитаемы – в окнах стеклопакеты, шторы…

Санаторский забор из темно-зеленого профлиста, пустая парковка, а дальше свороток вправо. Почти неприметный, стиснутый зарослями камыша.

Слева от своротка начинался новый пустырь, на сей раз заболоченный, а впереди – непонятные приземистые строения. То ли склады, то ли корпуса какого-то заводика. Впрочем, вряд ли рядом с санаторием мог быть заводик…

Сергеев остановился, глядя на бетонные стены, прислушиваясь.

Было безлюдно, поразительно тихо. Даже чайки не кричали, по трассе не проезжали машины… Жутковато, точно попал в какой-то фильм про постапокалипсис. Или в компьютерную игру. Шел-шел, и тут на тебя надели шлем виртуальной реальности. И вот ты стоишь в начале грунтовой дороги, перед тобой серые зданьица, а за ними наверняка толпы зомби, стаи псов-мутантов. Но ты должен идти туда, зачем-то должен…