Квест а, б,в, г… (СИ) - Валин Юрий Павлович - Страница 22

Двоечник застонал. Да что ж так длинно и сложно, а⁈ Николай Васильевич, помилосердствуйте! Эта же противоречивость мозг взрывает. Ну сложно быть писателем, сложно, понимаем. Так бросьте! Можно же перейти в близкие профессии. Рекламные слоганы сочинять, или вот тексты к рэпу. Там наверняка за строчку и платят побольше, и под статью пореже загоняют. Кстати, вот «шестнадцатилетняя девушка навстречу» — это статья или не статья?

Бро осознал, что опять отвлекся, и немалым усилием воли вернулся к истязающему заданию. Тысяча чертей, да что они вообще спрашивают, эти канальи?

Задание. Укажите приём-троп, использованный автором в следующей фразе: «…парящим высоко над всеми другими гениями мира, как парит орёл над другими высоко летающими».

Гм, «прием»… Да какой же тут прием? Тут зенитный пулемет нужен, да и разогнать эту парящую орнитологию.

Ага! Бро осознал, что видимо, на правильном пути. Прием-троп — тут призыв к защите окружающей среды. Там вначале про погоды и холода намекалось, про подлецов, гадящих на дорогах, и про «несущуюся навстречу крышу» — последнее, естественно, иносказательно, в том смысле что «человечество сходит с ума от мусора, одноразовых товаров, загазованности и равнодушия». И мы — общество! — обязаны громко об этом заявить, несмотря на суды и репрессии. Логично. А причем тут связка «пылающих лобзаний и шестнадцатилетней девушки»? Гм, нет, видимо это у некоторых двоечников крыша данным маршрутом едет, тут Гоголь не при чем, он просто красиво выразился.

Бро решительно вписал «прием — троп экозащиты, призыва к охране природы». Модно, актуально, вот и вставили в задания. В последний момент охватило сомнение — все же Николай Васильевич писал давненько, и вообще на экоактивистку не похож — но «мышь» уже щелкнула по «ответить»…

Ой! Бро чудом успел схватить рюкзак, на всякий случай стоявший у ножки компьютерного столика…

…Покачивало и холодило. Да что там «холодило» — морозец ощутимо щипал за нос и щеки. Вот эта смена сезона оказалась немного внезапна. И теснота…

Сани… и это не в ушах звенит, а колокольчики. Теснота — это из-за сидящей сбоку и держащей напарника под руку графини, да и вообще тут сани размером вообще не «представительского класса». Хотя летят с приличной скоростью.

Соседство благородной, пусть и смехотворно теряющейся в географии особы определенно успокаивало. Значит, опять командный ответ, да и вообще Василиса вполне своя девчонка, надежная двоечница.

Тройка, звеня бубенцами, уносила князя Волкова в заснеженные просторы учебного задания. Порядком охреневший от смены данностей Бро взял себя в руки и попытался вслушаться в слова третьего попутчика.

…— Рад! Рад служить! Счастливая случайность! А то мало ли, недолго и вовсе замерзнуть. Зима-то какая, зверская зима, хищная, не побоюсь этого премерзкого слова, — вещал человек, едва видимый в глубинах шубы с бурыми меховыми отворотами.

Судя по физиономии, человек был среднего возраста, из приличных, не шведец какой-нибудь, отнюдь, этот господин круглолицый и учтивый, с тем чистым и приветливым взглядом, что случается у профессиональных правозащитников и взяточников, достигших немалого областного уровня. Кого-то он напоминал, и эти вот дорожные сани тоже. Хотя там вроде бы лето было.

— Полно, Павел Петрович, что вы, право… — светски мурлыкала Васко. — Столько лет знакомы. Кто как не вы, страждущим и путешествующим поможете?

Вот… как это по исторически-литературному… прохиндейка. Оказывается, и в голосе сладостную томность может проявлять. Вот все феминистки так — с виду сплошь шипение и рычание, но только пока напротив вот такого Павла Петровича не окажутся.

Вообще Васко была ничего себе — укутанная в меха (весьма себе не овчина, а видимо, соболя натурального происхождения), да и морозный румянец ей к лицу. Но что ж она так крепко за локоть держится, и откровенно интимно жмется? Вроде не издевается. Странно. Оставалось предположить, что замерзла.

Бро опять сосредоточился на происходящем. Кстати, непонятно, куда и зачем едем, и что, собственно, требуется ответить по здешнему заданию. Войск никаких нет, век и место действия по этой сумеречной заснеженной и пустой дороге определить невозможно. Стоп, это же не история, а литература. Тут Васко должна себя чувствовать как прохиндеистая рыба в классической мутной воде. Кстати, чего ее в литературу-то занесло? Впрочем, нужно рискнуть и сходу попробовать ответить.

— Скажите, а вы ведь Чичиков? — слегка не в такт ляпнул князь Волков.

У господина, сидящего напротив, от удивления округлились и так слегка совиные глазки. Не играет, действительно изумился:

— Помилуйте, князь! Ваше сиятельство! Столько лет знакомы… Какой же я вдруг Чичиков⁈ Шишигов я, от самого рождения только так и именуюсь.

— Ах, да князь шутит, — Васко крепче стиснула локоть спутника. — Не поверите, Павел Петрович, четвертого дня на Невском встречаем фланирующего господина — вот вы, вылитый, и лицом, и складной фигурой, и учтивостью манер. Князь и говорит — это же дорогой наш Павел Петрович! Догоняем, нет — бородка у вашего двойника. А так — одно лицо, поверить сложно! У вас в столице брата случайно не служит?

— Брат? С бородкой? В столице? — пытался осознать милейший Павел Петрович. — Не имею чести.

— Что вы, и между братьями такого сходства не бывает, — вмешался окончательно опомнившийся Бро. — Я, право, подумал — а не наш ли это Павел Петрович, но инкогнито? Времена беспокойные, особо доверенным, благонадежным людям сейчас известный департамент доверяет весьма сложные поручения. А вы у нас непростой человек, да уж, непростой.

Бро многозначительно указал пальцем вверх, все посмотрели в меркнущее зимнее небо. Васко одобрительно ткнула спутника в бок. Действительно, получилось недурно: Павел Петрович принялся отнекиваться и скромничать, но было видно, что ему крайне польстило предположение о таинственном государственном инкогнито. Смотрел на князя с большой приязнью.

Как выяснилось, ехали в имение отставного полковника Бурсова. Давешняя метель и непогода накрепко перекрыли дорогу к уездному городу, спутав планы всем путешествующим. Да это в здешней стороне относительно обошлось, а там, на тракте… лошади вязнут, пробиться никакой возможности. Вот и спасаются путники по окрестным имениям.

…— Застряли, ваше сиятельство, крепко застряли. Ну ничего, говорят, у полковника предостойнейший дом, общепризнанного порядочного гостеприимства. Живут в медвежьем углу, скучают, каждому гостю рады. Уверяют, что молодая супруга полковника — истинный ангел — прямо таки изнывает в недобром захолустье, — растолковывал Павел Петрович.

— Отчего же захолустье? — возмутилась Васко, указывая на лесную стену по одну сторону дороги, на бескрайний простор меркнущего поля по другую. — Прекрасно же.

— Как тут спорить? Природы, пасторали… — круглолицый спутник завздыхал. — Вот только люди пропадают. Волки ли шалят, разбойнички… кому ведомо?

— Не беспокойтесь, Павел Петрович, я при пистолетах, — заверил Бро, догадавшийся, что именно ему жмет в бок со стороны, противоположной небесприятной графине.

— Пистолеты — то чудно! Но лучше бы нам поспешить, — Павел Петрович обернулся и принялся пихать в огромную тулупью спину кучера, требуя, чтобы погонял живее.

Колокольчики чуть прибавили темпа, а графиня шепнула напарнику:

— Язык попридержи! Мы в литературе. И это вообще не «Мертвые души».

— А что?

— Не знаю пока. Микс, наверное, глюк хрестоматии. Да и мое задание не совсем… А, потом объясню. И не воображай, что я за тебя от больших чувств цепляюсь. Это предосторожность, поскольку так естественнее. Павел Петрович все равно уверен, что мы… ну, любовники.

— Ах черт! Тогда ничего не поделаешь, придется идти до конца, — мужественно согласился Бро, за что получил новый гневный тычок под ребра.

Все-таки ее сиятельство двоечница оставалась собой, хоть в какие меха ее кутай.