Цеховик. Книга 3. Вершина мира - Ромов Дмитрий - Страница 12

– Так что лучше сделай это сам! – говорит она и в её голосе слышится невероятная по накалу драма. – Тебе принесли повестку в милицию! Нас туда вызывают!

– Ну, раз вызывают, значит сходим, – пожимаю я плечами. – Наверняка, это Артюшкин никак не уймётся. Ему надо план по раскрываемости гнать, а он мух не ловит, вот за каждую призрачную возможность и хватается. Ты знала, что они иногда даже фабрикуют дела, чтобы этот план выдать?

– Что за чушь ты несёшь! – сердится мама. – Рассказывай за что тебя вызывают! Что ты натворил? Я давно подозревала! Откуда у тебя деньги, а? Ты что, украл?

Я? Украл? Нет больше такого слова. В новом русском языке есть только слово «заработал». Отец стоит тут же, внимательно смотрит, но молчит.

– Мам, ну я не знаю, ничего я не творил! Чушь какая-то. И знаешь… Я с тобой не пойду.

– Что?! – задыхается мама.

– Да, – развожу я руками. – Ты несдержанная и эмоциональная. Ты ведь этого Артюшкина и убить можешь, если поймёшь, что он кривду творит. Я лучше с папой схожу. Он спокойный. Он разберётся. Не сердись, но моё решение такое.

– Он не может тебя представлять! – злится мама. – Мы в разводе!

– Но со мной-то он не в разводе, – отвечаю я. – И родительских прав его не лишали. Тем более, он живёт с тобой в гражданском браке…

– Что?! – опять восклицает мама возмущённо.

– Просто интересуюсь, будет ли воссоединение семьи оформлено документально.

– Андрей! – взывает мама, чувствуя, что я выскальзываю из её цепких рук. – Ну, что ты молчишь!

– Кхе, – откашливается папа. – Да, правда… Аня… давай поженимся.

Мама подаётся вперёд, вытягивая шею и расставляя в стороны руки. Немая сцена, к нам едет ревизор. Глаза у неё становятся огромными и удивлёнными и, одновременно с этим, милыми, как у Кота в сапогах из «Шрека».

Пока родители стоят без движения, словно превратившись в мраморные статуи, я делаю знак Раджу и выскакиваю на лестничную площадку.

Утром у подъезда меня ждёт моя печальная поклонница Рыбкина.

– Наташка! Привет!

Я подхватываю её и кружу, прижимая к себе.

– Сумасшедший! – румянится она.

Ну, зато теперь будет повеселее, а то от её взгляда и молоко бы в простоквашу превратилось.

– Держи, – достаю я из сумки небольшой свёрток с чулочно-носочными изделиями.

– Что это? – любопытствует она.

– Подарочек из столицы. Позовёшь на примерку?

Она заглядывает в пакет и, покраснев, хлопает меня ладошкой по плечу.

– Ой-ой-ой, – дурашливо хватаюсь я за как бы ушибленную руку.

Я делаю несколько шагов и замечаю, что Наташки рядом нет. Оборачиваюсь и вижу её стоящей позади с упёртыми в бока руками.

– Что такое? Пошли! – киваю я в сторону школы. – Опоздаем, Марьяша всю плешь проест.

– Егор. – говорит она до трагичности серьёзно. – Спасибо за подарок, но я не могу его принять.

– Почему? – удивляюсь я.

– Это не та вещь, чтобы дарить посторонним.

– Ну, какие же мы посторонние?

– Нет? А кто мы? – спрашивает она.

Ах, вот в чём дело… Понятно…

– Наташ, ну ты чего…

Я подхожу к ней и утыкаюсь своим лбом в её лобик.

– Что на тебя нашло? – спрашиваю я. – Пошли, не выдумывай. Знаешь, какие ножки будут в этих колготках? Конфетка! Мечта фетишиста.

– Кого?

– Неважно, считай, я ничего не говорил. Нет, ну что с тобой! Ну, правда! Пошли. Спрячь их в сумку, а то девки отнимут и пойдём уже.

Я беру её за руку и тяну.

– Ну же!

Но она упирается и не хочет двигаться с места.

– Обещай, что поговоришь со мной, – упрямым голосом требует она.

– Натусь, ну я же разговариваю. Это ты вон надулась и молчишь.

– Нет, пообещай.

– Хорошо. Обещаю. Я с тобой поговорю! – произношу я голосом, каким порой строгий учитель обращается к нерадивому ученику, типа а-та-та.

– Тебе всё шуточки, а мне вот не до смеха, – вздыхает она. – Сегодня же после уроков. Вернёмся домой и поговорим. Это очень серьёзно. Ты понял меня?

– Понял, – соглашаюсь я. – Только давай не сразу после уроков. Сегодня будет комитет и Крикунов, сто процентов, меня выцепит. Потом меня вызывают в милицию, и я пойду с отцом. После милиции тренировка в школьном спортзале. Я и так уже пропустил, так что меня Скачков выгнать может. А после этого я весь твой. Без остатка.

– Хорошо, – соглашается Рыбкина и поджимает губы. – Я подожду. Хотя правильнее было бы сказать, что мой, как раз, только остаток. На всех есть время, кроме меня.

– Наташ, ну ты даёшь. Они в тюрьму хотят меня посадить, ты ж пойми, вопрос серьёзный.

– За что? – вдруг начинает волноваться она. – За то?

Блин, лучше бы не говорил про ментовку, сейчас будет себя накручивать. Мда, лохонулся я.

– Нет, за старое ещё…

– Какое такое старое? Не надо от меня ничего скрывать, пожалуйста. Ведь всё из-за меня тогда случилось. Поэтому я всю ответственность хочу разделить с тобой.

– Наташ, пошли. Я тебе всё расскажу, не переживай. Без утайки.

Мы продолжаем наш путь, а колготки перебираются в её сумку. Уже на подходе к школе мы догоняем стайку пацанов, по виду четвероклассников. Они весело болтают.

– Хрущёв умер и попал на тот свет, – говорит один из мальчишек. – Идёт такой и видит Маркса. У него табличка «ТК». Ну ладно, чё идёт дальше. Смотрит, Ленин стоит. Тоже с табличкой «ТК». И Сталин с такой же. К зеркалу подходит, а на нём тоже такая есть. Он такой спрашивает, чё типа это значит? А ему отвечают, Маркс – теоретик коммунизма. Ленин – творец коммузнизма, Сталин – тиран коммунизма. Он говорит, а я тогда кто? А ты тварь кукурузная.

Они все начинают весело хохотать, а просмеявшись, продолжают дальше.

– А вот ещё, слушайте, ребзя. Брежнев такой читает доклад…

Мы с Рыбкиной обгоняем их и бежим дальше.

– Слыхала? – спрашиваю я.

– Что?

– Анекдот про тварь кукурузную.

– Нет, какой анекдот?

– Да так… пацанята вон рассказывали.

После уроков, как я и ожидал, меня выцепляет Крикунов.

– Брагин! На комитет комсомола.

– И вам здравствовать, Андрей Михайлович, – отвечаю я. – Вот мне интересно даже, вам нравится меня отлавливать каждый раз? Получается, вы даже мысли не допускаете, что я могу по доброй воли на заседание явиться?

– Так, проходи, не задерживайся. Тебя почему в школе не было?

– Я был на задании. В Москву летал.

Мы шагаем в комсомольскую комнату.

– Между прочим, я ваш вопрос не забыл. Вчера только его поднимал.

– Болтун, – реагирует Крикунов и распахивает передо мной дверь.

Оттуда вылетает мокрая тряпка, едва не задевая его лицо.

– Сифа! – раздаётся отчаянный голос из недр комитета комсомола.

Раздаётся и тут же смолкает. Крикунов не снисходит до выяснения того, кому он принадлежит и с порога начинает заседание. Отстрелявшись по-быстрому, он всех распускает.

– Брагин! – говорит он. – Задержись на секунду.

А вас Штирлиц, я попрошу остаться.

– Я хочу тебя серьёзно предупредить. На следующей неделе репетиция открытого городского собрания. Я тебя ловить по переменам не буду. Если провалишь мероприятие, вылетишь из Комсомола.

– Вы что такое говорите, Андрей Михайлович! Меня уже в Партию зовут, сразу как восемнадцать исполнится. А вы тут исключением пугаете.

– Мне вот, честно скажу, насрать, куда тебя там зовут, понял? Мне надо, чтобы у меня мероприятие идеально прошло.

– Почему люди такие неблагодарные… – я делаю паузу, – создания. Хотел сказать «твари», но решил, всё-таки сказать иначе. Я вот вчера встречался с первым секретарём горкома КПСС и ВЛКСМ. Одновременно. Представляете?

– Поздравляю, – совершенно не впечатляется он моими встречами.

– И знаете, что я им сказал?

– Что ты безответственный и никчёмный пройдоха?

– Фу-у-у… Я им сказал, возьмите нашего школьного Крикунова вторым секретарём Центрального райкома.