Далекие странники (СИ) - "Priest P大" - Страница 7

После побега из столицы Чжоу Цзышу мало что могло вывести из равновесия. Технически он уже покончил жизнь самоубийством, поэтому преспокойно поедал лепёшку, воспринимая вульгарную брань старого рыбака как приправу.

Лодка плавно рассекала течение, с берега доносился мелодичный женский голос:

— Водяные каштаны! Желаете приобрести водяные каштаны?

Время замедлилось, подобно безмятежным волнам реки.

«Даже если я умру здесь и сейчас, оно стоило того», — с лёгкой печалью подумал Чжоу Цзышу. Подобное ощущение уже возникало у него в Пэнлае, возле легендарной Горы Бессмертных. Но затем Чжоу Цзышу потянуло увидеть живописные пейзажи солнечной Цзяннани, и он выдвинулся на юг.

Теперь Чжоу Цзышу набивал рот сухим тестом и размышлял, склонив голову набок. Раз уж он очутился поблизости от Трёх Знаменитых и Пяти Священных гор,^[18] не посетить их было бы непростительной оплошностью. Поэтому идея о том, чтобы провести остаток дней в Цзяннани, тоже была отброшена.

Внезапно, словно подавившись слюной, рыбак прервал свою вдохновенную ругань. Вытянув шею и склонившись к борту, он напряжённо уставился на берег. Заинтригованный Чжоу Цзышу высунулся из-под навеса.

По набережной шли двое: мужчина в сером и молодая красавица в фиолетовом, которых Чжоу Цзышу недавно видел в таверне. Старый рыбак не сводил с них пылающего взгляда. Проглотив с трудом пережëванный кусок лепешки, Чжоу Цзышу внимательно присмотрелся к лодочнику. Пульсация на висках под непослушными седыми волосами и крепкие жилистые руки с широкими ладонями подсказывали, что старик неплохо владеет боевыми искусствами. Определённо, он был не так прост, как могло показаться на первый взгляд.

Учитывая настороженность старика, те двое также вряд ли были обычными людьми. Девушка вела себя непосредственно и оживлённо, однако почтительно держалась на расстоянии в полчжана^[19] позади мужчины, не смея переступать границу приличий.

Судя по поведению, она, скорее всего, являлась служанкой или наложницей человека в сером. Хотя бойкая девчонка обладала вздорным нравом, её внешность пришлась Чжоу Цзышу по вкусу. Но девица уже принадлежала другому, поэтому Чжоу Цзышу отвернулся и снова сосредоточился на чёрствой лепёшке.

Куда ни плюнь, везде стычки — таков был цзянху. Если императорский двор являлся полем битвы за власть и славу, то цзянху представлял собой арену бесконечных мелких склок между правыми и неправыми. Некоторые этого не понимали или отказывались понимать, и вплоть до смерти относились к званию странствующего героя слишком серьёзно. Но с чего бы чужие конфликты и тайны стали волновать изголодавшегося бродягу вроде Чжоу Цзышу? Немного заскучав без затейливых проклятий лодочника, он решил подначить старика:

— Эй, Лао-чжан, этой лепёшке не хватает соли для вкуса! Мне без разницы, крупная или мелкая, найдётся у тебя хоть щепотка?

Рыбак мгновенно взорвался:

— Твою мать! Сукин сын, ты умудряешься говорить с набитым ртом?! Не нравится ему, видите ли! Ненасытное существо, поголодай три дня, тогда поглядим, как ты запоëшь!

Брань снова полилась полноводным потоком. Чжоу Цзышу удовлетворённо улыбнулся и продолжил уплетать лепёшку, чувствуя себя при этом малость подлецом.

Переправа через реку обычно обходилась в несколько медных монет, но Чжоу Цзышу в порыве щедрости протянул рыбаку серебряный слиток в один лян. Старик ни разу не почувствовал себя недостойным чрезмерной оплаты. Он забрал деньги с лицом недовольного «выбивалы», а как только лодка достигла берега, постарался поскорее избавиться от пассажира:

— Проваливай, не трать моё время! Без тебя дел невпроворот!

Чжоу Цзышу неторопливо доел угощение, потянулся и спрыгнул на берег. Дожëвывая, он лениво спросил старика:

— Куда спешишь? Неужели к перерождению?

Глаза рыбака выпучились от ярости и стали похожими на блюдца. Наверняка он собирался проклясть всю семью и предков наглеца вплоть до восемнадцатого колена. Но, будто о чем-то вспомнив, рыбак проглотил ругань, торопливо развернул своё суденышко и уплыл, что-то бормоча себе под нос.

Хорошо, что этот тип только притворялся лодочником, преследуя собственные неизвестные цели! Иначе подобное поведение привело бы его к такой бедности, что пришлось бы собственные штаны продавать.

Глядя на исчезавшую из поля зрения лодку, Чжоу Цзышу невозмутимо произнёс:

— Сукин сын.

Большую часть жизни господин Чжоу провёл в культурном обществе среди образованных, хотя и редко искренних, людей. Всё, что от них можно было услышать — витиеватые двусмысленности и «Конфуций то, Конфуций это». Ни разу у них не вырвалось крепкое словцо. Чжоу Цзышу почувствовал невероятный восторг после того, как выругался. Словно брань развязала тугой узел в груди, стянутый годами строгого самоконтроля.

К его изумлению, ругань оказалась весьма приятным занятием. Не переставая улыбаться, он продолжил:

— Подавись своим же дерьмом, ублюдок! Грёбаный старик, заполучил мои деньги и даже не выполнил свою работу как следует!

Некоторое время Чжоу Цзышу стоял неподвижно, смакуя послевкусие грубых слов, как ароматное вино. Ощутив душевный подъëм, он зашагал вдоль берега реки.

Весь день Чжоу Цзышу бродил туда-сюда и только к вечеру выбрался из города. Найдя небольшой пруд, он тщательно искупался, поскольку уже не мог выносить исходящей от себя вони. Теперь, когда он снова выглядел более или менее прилично, можно было и ночлег поискать. Пройдя чуть дальше по дороге, Чжоу Цзышу обнаружил заброшенный храм. В ногах Будды он соорудил гнездо из соломы, свернулся в нем, устало зевнул и провалился в сон.

Но толком отдохнуть ему не дали — очень скоро в ночи послышались звуки шагов и голоса. Три силуэта замаячили в дверях храма, и острый запах крови заставил Чжоу Цзышу приоткрыть глаза.

Лицо раненого мужчины закрывала соломенная шляпа, оставалось только гадать, был он в сознании или нет. Мужчину поддерживал подросток лет четырнадцати. Мальчишка, очевидно, владел начальными навыками кунг-фу, но не более. Таща на себе взрослого человека, он хрипел как загнанная лошадь. Позади них, пошатываясь, ковыляла похожая на служанку пожилая женщина с торбой.

Мальчик вошёл в храм и настороженно, как испуганный зверёк, заозирался. Он осмотрел помещение, не заметив застывшего в тени статуи Чжоу Цзышу, затем повернулся к человеку в шляпе и прошептал:

— Дядя^[20] Ли, давай спрячемся здесь ненадолго! Твои раны…

Не дав подростку договорить, мужчина высвободился из его рук и постарался выпрямиться, чтобы сложить ладони в приветствии:

— Ах, этот друг…

Он поднял голову и умолк. Чжоу Цзышу тут же узнал лодочника, который переправлял его через реку. На теле старика виднелись многочисленные раны от меча, свежая кровь обильно пропитала одежду.

— Ты? — резко выпрямился Чжоу Цзышу.

Рыбак горько усмехнулся:

— Проклятье! Опять этот бродяга…

Внезапно его речь оборвалась, колени подогнулись и тело опасно накренилось. Юноша поспешил поддержать старика, но у того не осталось сил, и оба упали на землю.

— Дядя Ли… — всхлипнул мальчишка.

Рыбака трясло от боли. Чжоу Цзышу не мог оставаться в стороне и подошёл, чтобы осмотреть раненого. Подозрительный фиолетовый оттенок крови и зеленоватые губы старика заставили его нахмуриться.

Лодочник постарался улыбнуться и тихо сказал своему юному спутнику:

— Негодник, ты чего сопли развёл! Я ещё даже не умер…

Служанка, стоявшая неподалёку, тоже утирала слезы.

— Старый Ли, что будет с молодым господином, если с тобой случится беда?

Лодочник со злостью зыркнул на неё, потом тяжело перевёл дух и снова обратился к мальчишке:

— Я… Всего лишь человек без будущего. Когда-то твой отец спас меня, а я не могу ничем ему отплатить, кроме как собственной жизнью… В любом случае… больше у меня ничего нет…

Старик зашëлся в приступе кашля, а потом продолжил:

— Ребёнок, запомни вот что…